— Осень какая стоит, золотая, — шепчет одна старушка другой.
-Да, — соглашается та, — в хорошее время ушёл Илья Терентьевич, в хорошее.
Бабушка мелко крестится и смотрит в сторону кучки людей, что тихонько двигаются к автобусу, отдав дань памяти, в виде комка земли.
-Много народа -то, прости господи, пришло.
-Ну дык, Илью то, Терентьевича, все любили.
— Это да. Дети, смотри -кася дети, девчонка то убивается как.
-Та это внучка, она всегда у деды с бабой была.
Дочь то вон, седые уже с сыном…
-Петруша — жена затронула меня за рукав, — как ты, милый?
-Я, я хорошо, Надюша, ты иди, иди в машину, я постою…
-Хорошо, попрощайся.
Я благодарно посмотрел на жену. Сын и дочь, бросив землю тоже пошли к машине, позвав меня с собой, внучата, племянники…
Много народа тебя провожает отец.
Я стоял и смотрел как рабочие кидают землю она падает с глухим стуком, бам…бам…бам…
-Он прожил долгую и хорошую жизнь…
Сестра.
Она подошла и встала рядом.
Мы стояли, сами уже два старика, но ещё держались, молодились как говорила моя бабушка.
Жизнь очень интересная штука, в молодости мы не прислушиваемся к тому, что нам говорят взрослые, зато, когда их уже нет рядом, мы часто вспоминает их слова и наказы нам, молодым, жесты, привычки и в итоге сами становимся похожими на наших стариков.
Мы молча прощаемся с человеком, который всю жизнь был рядом, тот, без которого не было бы многих моментов в нашей жизни.
-Деда, там неправильно указали дату рождения дедушки Ильи, — тянет меня Никита, любознательный мой внук от старшего сына.
-Почему, — выныриваю я из глубин памяти.
-Никита, — шепчет жена сына, Любочка, она подошла и укоризненно смотрит на мальчика, — я тебя просила, не приставай к дедушке.
Она пытается забрать мальчика, но тот упёрся и показывает пальцем на крест к которому прикручена фотография бати с годами жизни.
-Мама, мы с тобой в сентябре писали про деда Петю, нам задание давали в школе, я помню с какого года дед, а дедушка Илья дедушкин папа, и он никак не может быть старше на…, — мальчик задумался, — на четырнадцать лет.
-На тринадцать, поправил я внука, можно я тебе потом расскажу? Ладно?
-Хорошо, — внук кивнул со всей серьёзностью взрослого девятилетнего человека, — хорошо.
А я опять окунулся в облако воспоминаний.
Отец ушёл от нас, когда мама была беременная сестрой, мне было пять лет.
Я помню, как он уходил, отчётливо. Он забрал большую машину, с красной кабиной и синим кузовом.
-Игрушку -то ребёнку оставь.
— Это я покупал, — сухо сказал отец, — мне и решать.
В той семье, куда он уходил, у него тоже был сын, четырёхлетний Пётр, это я потом, спустя годы узнал, когда отец вдруг решил подружить своих детей.
Да, моего брата по отцу тоже зовут Пётр, а может и звали, мы не общаемся, вот так захотела его любимая женщина, назвать мальчика именем уже имеющегося сына.
Я потом увидел эту машинку она стояла на шифоньере, в той квартире, где жил отец, я сразу узнал её — эту МОЮ машинку, потому что на дверце, гвоздиком, я нацарапал букву П, что значит Петина.
Мне было тринадцать лет, начался переходной возраст, вот тогда -то в моей, в нашей жизни и появился батя, а поначалу просто Илья.
Я был против, как же я психовал, швырял вещи, убегал из дома, дерзил матери, ненавидел всегда такую любимую сестру, за то, что она ластилась к Илье.
-Выгони его, выгони, — орал я маме в лицо, — зачем ты его приветила.
Мама шла у меня на поводу и говорила Илье чтобы он больше не приходил. А он всё равно шёл.
Сестра плакала и просила маму не выгонять Илью я орал и бесился. Я тогда не понимал, что моя мама, что она ещё молодая и что она так устала всё тянуть одна, без мужского плеча, я не понимал, прости меня мама…
Тогда -то и появился отец…Он начал караулить меня у школы на своём оранжевом жигулёнке шестой модели с футбольными мячами на заднем сиденье и шторками по бокам.
Мама страдала, а я будто наслаждался этой болью, я уходил демонстративно к отцу, весело махал ему в окно, когда он приезжал за мной, сестру он так и не признал, считал, что мама нагуляла её.
Я с упрямством барана шёл и шёл в эту квартиру, называл его папой, а его жену мамой Людой, мне стыдно за себя того, упёртого малолетку.
Когда я увидел эту машинку, в душе у меня что-то перевернулось. Наверное, брат тоже что -то там поцарапал или сломал поэтому у него забрали и поставили на шифоньер, подумал я тогда. У меня мама забрала, когда я нацарапал букву П, что значит Петя, то есть я.
Отец поймал мой взгляд и покраснел, он как-то смешался, засуетился. Я спустя время только узнал почему он, решил наладить со мной отношения, его мать, наша с сестрой бабушка, видимо из вредности, шантажировала отца что квартиру подпишет мне в наследство, а большой загородный дом сестре…
Ничего этого не случилось естественно, но видимо, чтобы подстраховаться, отец и начал налаживать отношения со мной.
С братом я так и не подружился, он был толстый, вечно недовольный постоянно что- то жевал и ныл.
Я же был жилистый, маленький, с лысой головой, шрамом с боку головы это выстрелил карбид и кусок банки от дихлофоса в которой карбид и лежал, воткнулся мне в голову, срезав клочок волос с кожей.
Мы с Пашкой, другом и соратником, прилепили подорожник и побежали шалить дальше.
Я был полной противоположностью моему брату, в свои тринадцать лет я дрался как чёрт, курил втихушку от мамы и подглядывал с пацанами за моющимися в женский день в бане девчонками.
Про подглядывание это громко сказано конечно, мысленно улыбаюсь я, вспоминая дважды неудачную попытку.
Первый раз, когда пришла моя очередь смотреть, я увидел огромный зад, весь в буграх и рытвинах, меня чуть не стошнило.
А второй раз мы с Пашкой перепутали дни и я увидел голый, тощий зад дяди Трофима, нашего соседа, я узнал его по наколке, когда он летом пьяный шефствовал в одних семейниках, на его пояснице была видна часть наколки, голова девушки , а вместо волос у неё были змеи, так что зад дяди Трофима я узнал сразу и больше желания не возникало, но!
Я попробовал, а Петя нет, Петя ныл, сидел и ныл, то у него болит голова, то нога, спина, его рыхлое тело растекалось по дивану или креслу…
При этом он удивительно был похож на меня, но…его будто надули, накачали воздухом, словно воздушный шар, поэтому он и был такой, рыхлый и вялый, потому что начал уже сдуваться.
Я тоскливо сидел и ел невкусное сухое печенье, когда дома мама постряпала обалденный сметанник, мой любимый.
Но я сидел и давился слабеньким чаем, почти белым и этим засохшим печеньем.
Брат с ненавистью смотрел на меня и ждал, когда я уйду, чтобы поесть нормальных, свежих, мягких булок, ароматом которых пропахла вся квартира, да что там квартира, этаж, подъезд, запах вырывался на улицу и люди поворачивали нос и шли за этим запахом…
Но, меня угощали сухими овсяными печеньями и бледным чаем.
А я, как дурак шёл и шёл туда, снова и снова, травил душу этой чёртовой машинкой и сидел весь напряжённый как струна, сдерживая огромное желание дать этому Петьке в его жирное рыхлое пузо под самый дых, так, чтобы рука вошла по локоть в жир.
Мне хотелось месить и месить это жирное тело, это они забрали нашего с сестрой папу, распалял я себя, при этом никакой любви к своему отцу я не чувствовал, всё сгорело.
Я не знаю сколько бы ещё мучил так себя, маму, сестру, Илью…
Однажды я шёл домой по чужому району.
Они вышли трое, здоровые, сытые, поигрывали мышцами, лет по семнадцать.
-Эй, слышь малой…малой, а ну стой. Слушай, бабушка заболела, пожалей старушку, дай денежку на лекарство…
-Да пошёл ты…
-Дерзишь, да- меланхолично спросил самый здоровый и патлатый и блеснул золотой фиксой в уголке рта, они наступали…Убежать мне не удастся, одного хотя бы ушатаю, прежде чем меня выключат подумал я и закрыл глаза, сжав кулаки пошёл тараном вперёд…
-А ну стоять, Фикса, ты что ли?
-Гражданин начальничек, а чё я, чё я сразу. Мальчик шёл, упал, мы поднять решили до больнички довести…
Я хотел, чтобы они меня отметелили, избили, извазюкали, я хотел провалиться, ведь…это был Илья, да…Илья был милиционером. Что я сказал бы ребятам во дворе? Да меня и так порывались ментёнком назвать.
Я стоял и молчал.
-Молодой человек, что эти жлобы хотели от вас.
Я молчал, вот сейчас, сейчас он назовёт меня по имени, вот сейчас…весь город узнает о моём позоре, уууу, ненавижу.
-Я к вам обращаюсь. Имя?
-П…П…Пётр.
-Что хотели от вас эти граждане?
-Закурить спросили, — я не нашёл ничего лучше, что сказать.
-Ну, дал ты им закурить, Петя?
-Я не курю, — ответил уже зло я, посмотрев ему в глаза.
-Ясно, а ну геть отсюда, бегом. А вы куда?? С вами разговор не окончен.
Вечером он опять пришёл к нам. Мама вышла поговорить, потом зашла растерянно улыбаясь и пряча глаза.
-Зачем он к нам ходит? Сто ему надо?
-Дядя Илья, — сестра выбежала в открытую дверь и повисла на шее Ильи.
-Лилька, бегом домой, — рявкнул я, ну я так думал, что рык мой был грозен, как у льва.
-Отстань, Петька, дядя Илья хороший, я хочу, чтобы он был моим папой…Нашим папой…
Я растерянно смотрел на маму.
-Петя, сынок…Я.…мы с Ильёй…
-Да пошли вы…
Я бежал, размазывая слёзы по лицу, бежал куда глядят глаза.
Он нашёл меня, я сидел и плакал под лодкой, плакать сил не было, я уже просто икал.
Сел рядом и начал говорить, просто говорить…
-Я из детского дома же, Петь. Мать замуж постоянно выходила, один из её мужиков сильно избил меня, что я не давал ему спать, об ванну, головой. Меня бабушка нашла, отцова мать, отец умер, рано мать…
А, да что там…мешал я ей…
Бабушка решила, что мне лучше в детдоме будет, ей меня не отдали, она уже старенькая была, но она ко мне ходила, каждый день, Петь, представляешь.
Выходные, праздники, каникулы я у бабушки был.
Папа мой милиционером был, Петь, его бандиты убили, они его уважали, боялись, а убили не свои, не местные, залётные.
Так не поверишь…Бандиты те, они его провожать в последний путь приходили, и никто не сказал, что западло, он справедливый был.
Если человек невиновен, то он так и говорил, невиновен, ну а уж если виноват…, то пощады не жди.
У меня и мысли не было куда после школы идти…
Конечно, по стопам отца.
Мать я нашёл, она живёт там с каким-то, вроде хорошо живёт, брат с сестрой у меня, но они не знаются со мной, да и мать не сказать, что рада, я и не навязываюсь.
Бабушки нет давно, один я…
-А от нас тебе чего надо?
-Я маму твою люблю, — сказал просто.
-Она старше тебя…
-На шесть лет? Это разве возраст…
-Отстань от неё, отстань, слышишь, а не то…, не то…
-Что? Что Петя? Как папку моего? Да я не боюсь, устал я один, тебе не понять, ты сопляк, эгоист, мамкин сыночек…
-Я.…я не эгоист, да пошёл ты, — я начал опять плакать и кидать в Илью песком, я не мог справиться от ярости…
-Ладно не плачь, я уйду. Тебя она любит больше, чем меня…Прощай, Петя, я хотел стать тебе не отцом, так другом, прости…я не смог…
И он ушёл.
Я пошёл домой, меня качало от слёз, мама не спала, она бросилась ко мне.
Мы проплакали с ней пол ночи, говорили, говорили, потом я уснул.
Через неделю я сказал маме что не против чтобы она встречалась с Ильёй.
-Он уехал, — тихо сказала мама.
-Куда уехал?
-Не знаю, сказал, что не может жить рядом, — и мама тихо заплакала, тряся плечами, совсем девчонка.
-Мам, не плачь, слышишь, не плачь. Я найду…я верну его, — и я побежал, я бежал как сумасшедший…
Илья Терентьевич выходил из участка.
-Илья, Илья, не уезжай, — я бросился к нему, -не уезжай, хоть не отцом, но другом, я.…мама плачет…и Лилька…
-Петь, что случилось, кто обидел?
-Никто, прости, не уезжай…
-Да меня и не отпускают…
Много было недопонимания сначала, я всё же был тяжёлым подростком.
Потом всё наладилось.
Илья сделал маму счастливой и нас с Лилькой тоже.
Я сходил в армию, после дембеля у меня не стояло вопроса куда идти работать.
-Батя, — я, тогда выпив водки, чего-то расчувствовался, — батя, а возьмёшь меня к себе?
-Возьму…сын, — и он крепко обнял меня.
Я всю жизнь с батей, плечом к плечу.
Он плясал на моей свадьбе, он забирал из роддома мою жену, когда я валялся на больничной койке, а маме с женой он сказал, что я в командировке, в Душанбе, и только Лиля знала где я, потому что сидела и ревела около моей кровати.
Потом была моя очередь прикрывать батю и опять Лилька сидела у кровати и рыдала.
У него не было родных по крови детей, зато были мы, наши дети и внуки.
Мама называла нас бандой, мы трое правда были дружны, я батя и Лилька, мы сдружились на почве любви к маме.
Он прожил хорошую жизнь, мой батя.
Смог без мамы только год…
Светлая память вам, дорогие мои родители и простите своего глупого Петьку, за всё.
Я люблю тебя, батя. Мы любим тебя.
Мы ещё постояли с Лилькой и пошли к машинам.
— Осень какая золотая, -услышал я чей-то голос похожий на батин, я оглянулся, но, конечно, никого не было и только ветер пробежал по верхушкам деревьев.
