-Чего смотришь? – голос прозвучал неожиданно, Серафима вздрогнула и присела за плетень, — заходи коли пришла, прячется она мне ещё.
Ну, долго там сидеть собираешься? Раз просто так сидишь, иди цыплят мне высиди, а то квочка бросила.
Серафиме было страшно, очень.
Она знала, что Авдотья ведьма, ну так все в деревне говорили. Но выбора у неё не было, мамка сильно болела, а Серафима решила детским умишком своим, раз Авдотья ведьма, то должна мамке помочь.
Мамка как Валерку родила, так с постели и не встаёт, всё на ней, на Серафиме и держится.
Бабка приходит, картошки чугунок наварит, да сала кусками нарежет, а то каши, будто свиньям.
А потом ходит, всем рассказывает, какая мамка лодырь, дома у них грязно, паутина в углах, Валерка весь грязный, есть нечего.
Серафима трёт, трёт, моет, моет, а грязь будто кто с улицы приносит. Даже мох, что на болотах водиться, в избе у них поселился.
Воздух спёртый, тяжёлый, сырой.
Серафиму бабка не любит, говорит, что она нагулянная, мамка её в девках родила, пока папка в армии был, от него и родила, от папки. Папка из армии вернулся, а Серафима уже лопочет, папка любит Серафиму.
А бабка всё твердит, что неродная Серафима, а она вот вылитая папка, черноглазая, нос прямой, с небольшой горбинкой, как у папки, родинка точкой над верхней губой.
А бабка, как увидит Серафиму так лицо кривит, и шепчет что-то. Мамку какими-то травами поит, папка приходит домой, злой и недовольный, а раньше весёлый был.
Раньше Серафиму к потолку подкидывал и ловил, дома вкусно пахло выпечкой, цветов много было.
А сейчас придёт, даже по голове не погладит, она стоит, толстого Валерку на руках держит, а папка пройдёт мимо кинет грубо, чтобы, жрать давала и сядет за стол, опустив голову и сложив на коленях большие, натруженные руки.
Отнесёт Серафима Валерку в кроватку, поставит его, а сама папке еду накладывает.
Он поест чашку на середину стола двинет, спасибо не скажет уходит во двор.
Валерка ревёт, мамка лежит стонет, а Серафима старается не плакать, маму надо перевернуть, протереть спинку ей, накормить из ложечки.
Посуду помыть, Валерку успокоить.
Цветы все засохли, будто их ядом полили. Плохо девчонке, тоскливо, хочет помочь она мамке, хочет, чтобы папка перестал хмуриться, да не знает как.
Однажды ей волк приснился, большой, седой, будто серебристый. Стоял и смотрел на девчонку, глаза живые такие, человеческие.
Он и подсказал ей, тот волк белый, что надо к Авдотье идти.
Девчонка сопротивлялась, а волк ходит и ходит к ней во сне и отправляет к Авдотье.
Вот Серафима, улучила момент, когда Валерка спал и понеслась к Авдотье, а у плетня смелость её и покинула. Уже назад бежать хотела. Да ведьма сама окликнула.
-Ну, долго там прятаться будешь, иди сюда.
Вошла девчонка в ограду тихонечко, голову в плечи втянула.
Думала увидит сейчас черепа человеческие на кольях, с пустыми глазницами, пучки дурмана, да белены, что развешаны под крышей у входа, ведьма всё-таки, даже глаза зажмурила, от страха.
-Чего жмуришься, — смеётся Авдотья, открывай глаза-то.
Открыла глаза Серафима, увидела чистый дворик с цветочками, выметенные дорожки, уложенные по бокам красными и белыми кирпичиками, над клумбами летали бабочки и стрекозы цветы благоухали так, что у девочки закружилась голова.
-Ну, усмехнулась Авдотья, — что, не ожидала? Думала болото у Авдотьи в ограде, да гадюки ползают?
Девочка кивнула головой.
Авдотья вдруг какая-то молодая сделалась, да красивая.
А туда ли я попала, подумала девчонка.
-Туда, прозвучал в голове знакомый голос, — туда.
-Ну, гостьюшка незваная рассказывай с чем пришла.
-Мама болеет, — против воли, будто кто-то за неё говорит сказала Серафима и рассказала всё и про то, как папка изменился, и про бабку, и про Валерку, и про мох в углах, и про цветы посохшие…
-Ну, а ко мне кто надоумил прийти?
Молчит девчонка, голову вниз опустила, как она скажет, что сны ей такие снятся, а в голове голос, скажи, да скажи.
— Волк, — шепчет девочка.
-Кто?
— Волк…седой, будто серебряный, — уже громче отвечает.
— Волк, говоришь, — улыбается Авдотья. Белый волк?
Кивает девчонка головой.
-Ну что же, я помогу тебе, но только, ты мне должна оплатить.
— Чем же, тётушка, у меня денег нет.
— Деньги есть у меня, будет время и у тебя появятся. Ученицей моей будешь?
-Как это? А дома как же? А Валерка?А мама?
А мы решим твою проблему, главное скажи, согласна ли, смотри, у меня условие одно есть.
-Да.
Авдотья наклонилась к девчонке и зашептала что-то ей в самое ушко.
— Согласна ли с моим условием?- глядит пытливо.
Кивает девчонка головой, немного подумавши.
-Ну вот и ладно, вот травка, маме чай заваривай, а то, что бабка приносит, не давай.
-А как же? Она маму поит говорит, что хорошая травка, на ноги поставит.
-Плохая, — качает головой Авдотья, — на Сухих болотах собрана, колдовкой одной, ну не бери в голову. Я помогу тебе, бабка не сможет опоить мать твою. Один раз отвадь, чтобы не выпила проследи, а потом уже как по маслу всё пойдёт
И ещё кое- что наказала сделать. Дала травки и домой отправила.
Прибежала девчонка домой, Валерка проснулся, только успела заварить травку для мамы, как бабка пришла, суёт горшок Серафиме в руки, а сама крутится волчком, голову в плечи втягивает.
-Ой, девка, — говорит бабка, — чтой-то мне плохо, на вот матерю напои, и сама попей, я побегу, до ветру приспичило.
Всё сделала Серафима, как Авдотья сказала. Тот настой вылила за угол отхожего места, так трава вокруг погорела.
Начала Серафима маму теми травками, что Авдотья дала поить, да заговоры, каким Авдотья научила говорить.
И о чудо, мама на поправку пошла, папка перестал хмуриться, цветы дома расцвели, плесень вся выветрилась, дома опять запахло вкусно.
А бабка к ним теперь зайти не могла, всё жалилась что волк будто у них на крыльце сидит.
Мама выздоровела полностью, папка хмуриться перестал, опять ласковым стал, Валерку к небу подкидывает, а Серафиму по головке гладит, к себе голубит, прощения просит, спасительницей зовёт.
Бабка чуть с ума не сошла, призналась, что к колдовке ходила, извести ненавистную сноху хотела, тоже прощения просила.
Папка велел не ходить к ним больше, не смог мать простить.
Серафима же всё невесёлая ходила, будто гнетёт её что. Уж отец с матерью и так к ней и эдак, молчит, да улыбается тихо, а потом как -то в одночасье попрощалась с родителями, с братом младшим, даже бабку простила. Попросила не держать зла на неё и отпустить просила.
Мать в слёзы, Валерка за подол тянется, отец на коленях стоит, просит дочушку не держать зла и не уходить. Даже бабка трясётся да, плачет, руки целует, не ходи мол.
Улыбнулась девка, объяснила что предназначение у неё такое, людям добро делать, что пора ей, время пришло.
Серафима в ученицы к Авдотье ушла, домик от Авдотьи по наследству достался, многих лечила, да на ноги ставила девушка.
Мама переживала очень, что нет семьи своей у Серафимы.
Но это и было главное условие Авдотьи, давала она девчонке время, чтобы подумала та, мол, силой никого не будет тянуть, только по зову сердца.
Девчонка думала всё это время, волк ей снился, тоже не принуждал, а как в пору девичества вошла, сердце стучать стало чаще. Поняла она что не уйти от предназначения.
Вот и пошла, куда сердце позвало.
Люди говорили что часто, видели девушку в лесу, травы собирала, а рядом большая серебристая собака, больше похожая на волка.
