Екатерина Петровна считала себя счастливой. Она давно жила в небольшом посёлке, смолоду, как вышла сюда замуж. Тут и вся её трудовая жизнь прошла. Дочки разлетелись — вышли замуж в городах, где учились, однако, не забывали мать. Муж Екатерины Петровны умер от инсульта скоропостижно, когда ему едва исполнилось пятьдесят лет.
Екатерина Петровна долго не могла прийти в себя от потери. Но помогли её соседи. Семью Соколовых Екатерина Петровна считала родной. Жили они с ними бок о бок и никогда не повздорили. Так и с родными редко бывает.
— Дал же мне Господь добрых людей… — всегда радовалась Екатерина Петровна. – Не зря говорят – «близкие люди». Такие близкие, что дороже родни.
Соседи отвечали ей взаимностью. Егор и Надежда хоть и были лет на пять младше Екатерины Петровны и её мужа, но с годами эта разница в возрасте стала несущественной для всех. Общались на равных, но всегда уважительно и искренне.
— Сколько же мы с вами вместе? – часто за праздничными застольями начинала подсчитывать Петровна и все смеялись.
— И не сосчитать. Век вместе, ладно тебе… — улыбалась Надежда. – Считай по нашему Сашке. Я беременной была, когда мы в этот дом переехали.
— Верно, верно, помню даже как Сашеньку привезли из роддома. Вот счастье-то было…
Соколовы-Николаевы – так говорили о соседях все жители села. Их даже не разделяли, потому что жили они на краю посёлка, чуть отдельно от других, отчего порой Петровна называла их дома «Рябиновый хутор» из-за пяти рябин, растущих вдоль их домов.
Соседи вместе заготавливали сено, по очереди пасли своих коз, мужики ездили всегда вдвоём на базу, когда ещё муж Петровны был жив.
— И ведь мы не надоели друг другу… — говорила в шутку Надежда. – А, Петровна?
Соколовы вырастили Сашку, и тот уехал тоже в город, где закончил техникум и устроился на работу.
Надя скучала по сыну, но брала пример с Петровны – ведь соседка также отпустила дочек в город. А что поделать?
Летом было весело в «Рябиновом хуторе». Приезжали внучата Петровны и Соколовых. Дети дружили. Походы на речку и в лес большими компаниями были радостью для всех.
Но шли годы, и внуки стали студентами, реже приезжали в деревню: то в стройотрядах работали, то на море ездили отдыхать. Понятно – свои интересы.
Беда пришла в семью Соколовых внезапно. У Нади обнаружили рак. Спасти её не удалось, и женщина буквально «сгорела» от болезни за полгода.
Екатерина Петровна горевала не меньше Егора. Ей уже шёл восьмой десяток, и женщина едва держалась на ногах от потери любимой соседки. Егор даже состарился. Он словно накинул себе ещё десяток лет: поседел совершенно, осунулся и ссутулился, всё время глядя в землю.
Наступала весна. Петровна в одно утро пошла за спичками к Егору. Двери не принято было запирать и раньше, а теперь соседи ходили друг к другу запросто, даже без стука.
Войдя в холодную кухню, Петровна увидела Егора, сидящим за столом. Он спал, облокотившись на стол, голова лежала на руках. Рядом стояла наполовину опорожнённая бутылка, стакан и кусок хлеба с открытыми консервами. Печь была остывшей. Петровна глянула на неё: заслонка не закрыта.
Екатерина Петровна ахнула. Испугалась за Егора: жив ли?
Но мужчина проснулся и застонал. Руки онемели, шея затекла. Он с трудом выпрямился и огляделся. Увидев Петровну, отвернулся и вздохнул.
— Ты как? – участливо спросила Петровна и подошла к соседу.
— Я – никак…
— Понятно. И я никак. Так давай вместе выкарабкиваться. Неужели не сможем, Егорушка? Нельзя нам раскисать. Никак нельзя. Столько вместе пережили. И это осилим.
Егор, наконец, встал и, пошатываясь, вышел во двор.
Когда он вернулся через пятнадцать минут в дом, то услышал на плите шум чайника, а в небольшой кастрюле закипала вода. Петровна уже бросала в неё пельмени.
— Сейчас позавтракаем вместе. Я тебя своими домашними пельменями угощу. Заценишь.
— Да, Надя тоже всегда свои пельмешки лепила… — Егор осёкся.
А Петровна словно не услышала его слов. Лишь потом обернулась и ласково, словно ребёнку, прошептала:
— Погоди об этом. Потерпи. Не вспоминай. А то плакать я буду. Пожалей… Егор замолчал, видя молящий взгляд соседки, и Петровна начала рассказывать ему о звонке внука, о дочках, о новостях в посёлке.
— Ты бы побрился. А то тебя и не узнать. Завтра мои приедут. Надо тебе что из города? Да я им всё равно и для тебя заказала. Как обычно. И конфет хороших, и шпрот, какие ты любишь. Только вот это ты оставь, пожалуйста. Ведь раньше не баловался. И теперь не надо. Подумай сам.
Петровна взяла со стола бутылку и убрала её в шкаф. Егор кивнул.
Они позавтракали вместе. Уходя, Петровна сказала:
— Так завтра к нам не забудь. Сегодня отдыхай. Я пошла пироги печь.
На пороге она обернулась и улыбнулась Егору.
— Слушай, наверняка мои к тебе принесут сами продукты. А у тебя непорядок. Давай-ка мне твой свитер. У меня бельё замочено. Заодно свитер постираю.
Петровна сняла со спинки стула грязноватый свитер и вышла.
Егор принёс из сеней дров и затопил печь. После подошёл к маленькому зеркалу у рукомойника и посмотрел на своё отражение. Он провёл ладонью по щеке и вынул из ящичка на стене станок и кисть со стаканом.
— Ну, гости так гости, — говорил Егор, скребя щетину с лица. – Это хорошо. Давно не были. Ладно. Поговорим.
Он включил радио и дом наполнила спокойная нежная музыка. «Ты – моя мелодия…» — пел бархатный голос певца, — «Я твой преданный Орфей…»
— Надо же… Надина любимая, — прошептал Егор и прибавил громкость.
Ему показалось, что в доме стало уютнее и светлее. И верно – вышло из-за облаков солнышко. Такое лучистое… Таким ласковым и обнадёживающим оно бывает лишь весной. Егор похлопал себя по щекам ладонями, щедро смоченными одеколоном. «Ничего, Надюша, ничего. Это я так – слабину дал. Ты не обижайся. Вот песня твоя и ты словно рядом. Прости. Я больше не буду».
Он выглянул в окно, шире отодвинув занавески. «Так светлее будет. Ну, что ж, надо бы и прибраться».
Егор взял веник и начал тщательно подметать пол. А по радио уже говорили о новостях, погоде… Егор заглянул в холодильник. Там соседка оставила кусок сыра и баночку сгущёнки.
— Ах ты, Петровна, Петровна… Знает, что я люблю. Ну, спасибо, дорогая. И я тебе рыбки принесу. И помогу, чем смогу. Дал же Бог соседку! Всё равно что родная. Эх, храни нас Господи… Близкие мы люди.
