Рабочий день сегодня заканчивался рано. Конец декабря, предновогодняя суета, праздничный корпоратив. Настроение стремительно улучшалось. Николай выключил компьютер, с удовольствием потянулся и решительно встал из-за стола. В соседнем кабинете уже слышались громкие разговоры, веселый смех и стук тарелок, которыми девчонки заставляли праздничный стол. Хороший все-таки у них коллектив, дружный. И работают слаженно, и на праздники всегда вместе. Николай открыл шкафчик, достал коробку, в которую припрятал для корпоратива шампанское, вино и дорогой коньяк, и со всем этим багажом вышел в коридор. Здесь вовсю кипела жизнь. Накрывался стол, развешивались украшения и гирлянды, проверялась музыкальная аппаратура.
— А, ну, посторонись! – зычным голосом крикнул Николай, проталкиваясь с коробкой к столу.
— Да это никак Николай Иванович решил нас порадовать своим присутствием?! – закричала секретарша Мариночка, настоящая душа и сердце их маленькой редакции. – А мы уж подумали, что вы все праздники в кабинете просидите!
Девчонки весело рассмеялись, продолжая сноровисто расставлять тарелки, наполненные разнообразной благоухающей снедью, от запаха которой в животе предательски заурчало. В этом году сотрудницы расстарались вовсю. Мало того, что наготовили столько, словно решили накормить население небольшого городка. Так еще и необычно украсили – около каждого блюда стояла красивая визитка, где витиеватыми крупными буквами было написано название, ингредиенты, да еще и шуточная частушка в придачу. То ли есть эти шедевры, то ли читать про них. Одним словом – творческие люди. Николай глубоко вздохнул и, прерывая всеобщий гвалт, прокричал:
— Давайте уже праздновать!
Зазвучала громкая музыка – верстальщик Дима переквалифицировался в ди-джея, корректор Анечка стала Снегурочкой, а сетевой администратор Андрей – Дедом Морозом. Эта роль каждый год доставалась ему, потому что больше никто не мог стать лучшим Дедушкой. И веселье началось. Шумное застолье прерывалось танцами, песнями и конкурсами, потом снова садились за стол, успевай только вино разливать. Кажется, часа через три все алкогольные запасы закончились, и кто-то побежал в ближайший магазин докупать. Вроде еще часа через три побежали снова. Николай уже сбился со счета, кто и что приносил.
Праздник затянулся далеко за полночь, но все когда-нибудь заканчивается. Потихоньку сотрудники стали расходиться по домам. Кого-то пришлось грузить в такси и отправлять с сопровождением; ди-джей Дима остался ночевать на старом диване в редакторской, добудиться его не смогли. Дед Мороз Андрей так и уехал в костюме и с бородой, надетой на голову вместо шапки.
Николай всегда уходил одним из последних. Он любил эту затихающую суету, гаснущий свет и тишину, которая следовала за окончанием любого дня, особенно такого шумного. Обычно в праздники он не позволял себе надираться, все же начальник, надо марку держать. Но сегодня расслабился и окунулся в этот пьянящий водоворот с головой. В конце концов напряжение, державшее его последние три года, стало немного спадать. Или это от выпитого чувства слегка притупились, и боль от гибели жены больше не терзала его раскаленным железом. В голове приятно шумело, ноги норовили пуститься в пляс, а дверь почему-то решила раздвоиться, да так, что Николай слегка не вписался в проем, когда покидал редакцию.
— Может вам такси вызвать? – участливо спросил охранник дядя Женя, подхватывая начавшего было заваливаться Николая.
— Не, не надо, — отмахнулся тот, оскальзываясь на крыльце и хватаясь за перила. – Я…это…так дойду…Проветрюсь заодно…Ладно, бывай…
Дядя Женя только укоризненно покачал головой и закрыл дверь. Молодость, ветреность. Сам когда-то таким был.
Николай Иванович жил в пятнадцати минутах неспешного хода от редакции, и обычно всегда на работу и с работы ходил пешком. Сегодня прогулка растянулась почти на час, но ночной морозец слегка отрезвил мужчину. Он шел, слушая скрип снега под ногами, глубоко вдыхая холодный воздух, и вспоминал, как они с Марусей любили встречать новогодние праздники, и всегда планировали делать это вдвоем, но каждый раз в их маленькой квартирке появлялся какой-нибудь очередной бедолага, которого Маруся подбирала на улице. А бывало, что и не одного. Кошки, собаки, даже кролики и морские свинки были частыми гостями в их доме. Добрейшая душа, Маруся, обладала уникальной особенностью притягивать к себе всё и всех. В ее любящих руках больные или умирающие животные выздоравливали и расцветали, после чего она находила для них новых хозяев, а сама приносила домой очередного страдальца.
Однажды под Новый год Маруся принесла искалеченного пса, побывавшего в руках у живодеров, которого самозабвенно выхаживала все праздники. Пес выжил, но лишился передней лапы, получил кличку Цезарь и остался жить с ними. Жена и слышать не хотела, чтобы отдать кому-нибудь инвалида. Николай поворчал скорее по старой памяти, в глубине души понимая, что и он не готов расстаться с Цезарем. Так и жили они втроем, помогая другим и наслаждаясь обществом друг друга. Но в один несчастливый день все кончилось. Какой-то пьяный урод на большой скорости вылетел на тротуар, где в этот момент стояли Маруся и Цезарь. Они оба погибли на месте, а водилу Николай едва не убил сам. И только вмешательство хороших друзей не дало делу о нападении ход.
Год после смерти жены прошел как в тумане. Николай уже не мог вспомнить, что же вообще он тогда делал. Во второй год завеса начала приоткрываться, но еще не настолько, чтобы снова выйти в люди. И только три года спустя мужчина смог вернуться к любимой работе в любимый коллектив, который все это время трудился, не покладая рук, чтобы дело, которое Николай Иванович начал, не загнулось. Ребята и девчонки из редакции поддерживали шефа, как могли, и он был им за это бесконечно благодарен. Да, хороший у них все же коллектив, дружный, душевный.
Николай засунул озябшие руки в карманы и прибавил шаг. Мороз явно крепчал, да еще поднялся пронизывающий ветер, пробиравший до костей. Почти у самого дома мужчина поскользнулся и упал, больно ударившись спиной так, что дыхание прервалось и слезы выступили на глазах.
— И зачем я только так нажрался, — пробормотал Николай, с трудом поднимаясь на ноги. В этот момент под балконом первого этажа он заметил какое-то движение. Мужчина прищурился, всматриваясь в темноту.
— Мерещится спьяну всякое, — раздраженно проворчал он, собираясь уже двинуться к подъезду, как неясное движение снова привлекло его внимание. Подойдя поближе, Николай увидел небольшую серую собаку, которая почти вся была засыпана снегом. Она лежала под самым балконом, свернувшись клубочком, и мелко-мелко дрожала от холода. Мужчина присел на корточки, протянул руку и погладил влажную шерсть.
— Бедняга, — тихо проговорил он. – Подожди, я сейчас принесу тебе что-нибудь поесть.
Пес только вздохнул и отвернулся, стараясь сжаться как можно сильнее в тщетной надежде сохранить оставшееся тепло.
Николай нетвердым шагом прошел домой, собираясь вынести собаке остатки вчерашнего ужина. Но в жаркой квартире его разморило, и он как был в одежде и обуви повалился на диван и заснул.
Утро встретило Николая ярким солнечным сиянием и чудовищным похмельем. В голове, казалось, гремел адский колокол, от малейшего движения подкатывала тошнота, сердце билось о ребра, а руки и ноги тряслись, как у заправского забулдыги. Давненько так отвратительно Николай себя не чувствовал. Пожалуй, с институтских времен, когда в общаге пили на спор. Но тогда ему было восемнадцать, а сейчас почти сорок.
— И где только была моя голова? – простонал мужчина, с трудом переворачиваясь на другой бок и накладывая на лоб мокрое полотенце. В голове билась какая-то мысль, но Николай никак не мог вспомнить, что же такого важного он хотел сделать. Промучившись до полудня, мужчина снова заснул, а когда проснулся, последние отблески заходящего солнца уже таяли за горизонтом. С трудом поднявшись на ноги, Николай принял душ и, открыв форточку, сел у окна с чашкой горячего ароматного чая. С улицы в окно влетали громкие голоса и звонкий смех. Люди суетились, покупая продукты и подарки к празднику. Жизненная круговерть была в самом разгаре. Николай повернул голову и его взгляд упал на фотографию, стоявшую на журнальном столике, на которой улыбающаяся Маруся обнимала Цезаря. И тут его осенило:
— Чтоб меня! – вскричал мужчина, стремительно вскакивая со стула. Он метнулся к холодильнику, схватил контейнер, в котором лежал кусок вареной курицы, и, набросив куртку, выскочил во двор.
Под балконом в припорошенном снегом холмике только угадывались очертания собаки. Ночью температура опустилась ниже тридцати, и несчастное животное просто замерзло. Николай упал на колени, отбросил снег с уже задубевшей шерстки и невидящим взглядом уставился в стену. Его переполняли гнев, отчаяние и вина. Как же так?! Ведь это один и тот же мир, один и тот же город. Вокруг тысячи людей, счастливых, радостных, сытых. Они спешили по своим праздничным делам, захлебываясь от восторга и обсуждая, какое изобилие появится у них на столах. Они покупали подарки к Новому году и Рождеству: миллионы ненужных вещей, чья польза измеряется одной лишь минутой дарения. И никто из них не обратил внимания, что совсем рядом тихо и незаметно умирало другое живое существо.
Мужчина ощутил, как горячие слезы потекли у него по щекам. Он закрыл руками лицо и прошептал:
— Прости меня, Маруся! Прости, родная! Ты никогда бы не прошла мимо, не постаравшись помочь. Как же этому миру тебя не хватает! Как же мне тебя не хватает!
Николай стоял на коленях и рыдал, а мимо шли люди и с удивлением смотрели на взрослого мужчину, плакавшего над замерзшей собаки. Некоторые крутили пальцем у виска, думая, что перед ними очередной городской сумасшедший. Другие говорили, что это всего лишь собака, да к тому же бездомная, стоит ли так горевать из-за нее. Третьи стремительно проходили мимо, как будто боялись, что заразятся смертельной болезнью, если хотя бы на миг задержатся рядом. И лишь у немногих людей внутри шевельнулось сострадание, но и они прошли мимо, боясь своим невольным вторжением потревожить замершего от горя человека.
А Николай оплакивал не только несчастную собаку, погибшую от людского равнодушия. Он оплакивал мир, где нормой стали алчность и своекорыстие. Он оплакивал души людей, променявшие доброту и сострадание на звонкую монету. И, стоя на коленях перед умершим животным, мужчина поклялся сам себе – никогда больше не проходить мимо тех, кому нужна помощь. Ведь зачастую мы – их последняя надежда выжить. Николай понимал, что это обещание – очень сложная задача, но перед его мысленным взором стояла теплая улыбка Маруси, которая согревающим маяком сияла в темноте.
© Наталья Кадомцева
