— Ирина Викторовна, это что ж вы тут делаете?! — Галочка удивленно смотрела, как вахтерша, скинув на лавку куртку и пуховый платок, которым обычно повязывала голову, ловко орудует лопатой. Раз – и снег рассыпчатыми осколками отделился от асфальта, два – он уже лежит кучкой на оранжевом полотне инструмента, а Ирина Викторовна, крепко держа черенок в руках, замахнулась, чуть наклонилась и отправила «улов» в сугроб, что рос и рос у стены общежития.
— Не видишь, чай пью. Вот тут баранки у меня, здесь блины да плюшки. Присоединяйся! — весело подмигнула Ирина, разводя руками в больших, неуклюжих варежках.
— Нееет, — растерянно пожала плечами Галя, — мне надо заниматься… Экзамены скоро…
— Ну тогда не мешай, чего встала, притаптываешь только! Завтра комиссия приезжает, а у нас дворник заболел! Ничего без меня не могут! — Ирина Викторовна махнула лопатой, разбивая очередной ком снега.
Галя пожала плечами и, распахнув тяжелую деревянную дверь, скрылась в холле общежития.
— Экзамены у ней, учиться ей надо, как же! — ворчала женщина, захватив рукой из мешка комок соли и принявшись крошить его на очищенный асфальт. — Сейчас прибежит к себе, нафуфырится, а потом «Ой, тётя Ира, я гулять! Ой, ко мне гость, ой, не ругайтесь!» А как тут не ругаться, если в голове ветер у них, а все туда же – любовь крутить!.. И куда родители их смотрят? А я тебе скажу куда! — обращаясь к сугробу, бубнила Ирина. — В окошко смотрят, вздыхают и радуются, какие у них детки самостоятельные да смекалистые выросли. А детки сами скоро деток наделают… Эххх…
За спиной раздался скрип снега. Ирина обернулась. По аллее к общежитию идет кто–то. Фонари хорошо освещают мужскую фигуру, куртку с приподнятым воротником, широкие джинсы, шапку с эмблемой футбольного клуба.
— Федосов, ты? — перегородила парню дорогу женщина.
— Ну я, что с того?
— К Гале?
— Ну к ней, и как поступите? — нагло расправив плечи, наступал на живое препятствие Кирюха Федосов.
— А как тут поступить еще! Я тебе говорила, чтоб не появлялся? Что бабник ты, и тут никому не нужен, говорила?
— Да я же теперь с серьезными намерениями, я ж влюблён! — протянул Кирилл, закатывая глаза.
— Ты не умеешь! Маленький еще! — усмехнулась Ира.
— Да ну вас! Не имеете права! Здесь не тюрьма, меня пригласили! — упирался парень. — А вы сугроб какой набросали! Не стыдно? Прямо на клумбу же, тут астры осенью были, я помню!
Кирюха знал, куда бить – больным местом Ирины были растения.
Женщина закусила губу, испуганно посмотрела на сугроб.
— Да нет там уже ничего! Однолетки росли! — нашлась она.
— А вот и нет! Там эти… Ну… Маргаритки! Вы их задушили. Сейчас наука доказала, что наваливать снег на грядки неполезно! — Кирилл всё пытался обойти стоящую стеной Иру, но та не пускала.
— Много она знает, твоя наука! А я вот знаю, что ты бабник, каких свет не видывал! Если бы ты был моим сыном, я б тебя…
— Ирина Викторовна! — с досадой покачал головой Кирюха. — Вы просто подрезаете мне крылья! Вы не даете начать новую жизнь! Ох и злая вы женщина!
Ирина сердито подхватила лопату.
— Иди домой, оболтус! — огрызнулась она. — Знай, девочек в обиду не дам! И так из–за тебя две комнаты чуть не подрались! А ты и рад… Разворачивайся и бегом к себе! Увижу еще раз, в этом сугробе жить будешь!
Кирилл испуганно поёжился, нехотя развернулся и, протянув: «Ну лаааадно, ради вааас…», зашагал обратно, к выходу с территории.
Ира победно улыбнулась. Сколько слёз из–за этого Кирилла было пролито, страшно подумать! А парень видный, нечего сказать! Любо–дорого поглядеть… Умом только слаб, а девчонки на его комплименты ведутся, наивные души… Нет уж, пусть пока погодит он романы крутить! Рано!
Ирина Викторовна махнула рукой, оглядела чистое крылечко, прислушалась. Тихо… Только вдалеке гудит проспект, монотонно, привычно. А у общежития, что вдавался углом корпуса чуть в лесок, тишина и покой, фонари светят мягко, по–доброму, небо, чистое, решетом пробитое серебряными звездами, огромной плошкой накрывает мир, выдавив из себя медовую каплю луны. Вот–вот упадет она на землю, зальет дома, мостовые, заполнит своей сахарно–сладкой, тягучей карамелью машины, улицы, детские площадки с поскрипывающими качелями и смешными снеговиками…
Ира поморщилась. Опять эти фантазии, романтически–сказочные… Это сын её научил, Ромка, говорливый парень, фантазёр, умница, только непоседа, всё мотается по свету, звонит иногда, взахлёб рассказывает, как там живётся ему, а Ира слушает, кивает и губу закусывает… Соскучилась она по своему Ромке, ох, соскучилась…
Когда сын был маленьким, он любил пришлёпать в родительскую комнату поздно вечером, глаза трёт, спать хочет, зевает во весь рот, но держится, хочет маме с папой свои «придумки», как он их называл, рассказать, сказки то есть. Ляжет, руки вытянет, чтобы мать с отцом его за них держали своими большими ладонями, и сказывает, сказывает… Сначала нехотя, сквозь дремоту, потом в раж входит, вскочит, руками размахивает, плетет историю, одна хитрее другой. Отец, Иван, в сон проваливается, устает на работе, а Ира, та всегда до конца дослушает, а потом долго еще лежит и дивится, как мальчонке такие сказки в голову приходят… И сны потом ох какие снятся дивные, хоть роман пиши…
Вырос Ромка, улетел из гнёздышка, теперь далеко, не обнять… Тоскливо Ире стало, присела на лавку, вздохнула. Под Новый год всегда тоскливо, когда одна… Даже украшать свою каморку, где теперь обреталась, не хочется. Ну кому это надо? Ире? Да она и так проживёт, без шариков и гирлянд. Девчонки, жилички, сами украшают холл, на лестницу мишуру крутят, по стенам развешивают рисунки. Есть у них в общежитии художница одна, учится на дизайнера, в свободное время пишет картинки разные, ей даже под это дело девчонки отвоевали подсобку. Ирина Викторовна, вахтер и завхоз в одном лице, сначала отдавать не хотела, «не положено», а студентки налетели, пищат:
— Ну миленькая, ну хорошенькая вы наша! Ну дайте Польке комнату. А она ваш портрет сбацает, красивый–красивый, мы его повесим прямо тут, напротив лестницы, будете, как императрица!
Полинка согласно кивала. Она уже представила себе, как поставит в полуподвальчике мольберт, как стол притащит для красок, как будет падать свет на место для позирующих натурщиц или собранных наскоро натюрмортов…
Так вот эта Полинка такие чудесные картинки нарисовала, всё елочки и сугробы, сани, тройка белых лошадей с золотыми бубенцами и дед Мороз, на Ивана чем–то получился похожим… Или просто Ирине так казалось…
… Женщина задрала голову, стала считать звезды, потом махнула рукой – слишком уж их много. И каждая для кого–то горит, светит, подмигивает… Для Ирины тоже там звездочка есть… Иван умер две весны назад, уснул тихонечко после обеда, да так и не проснулся. Ира даже завидовала ему немножко – такой спокойный и мирный уход… И его звезда теперь где–то там, высоко–высоко, горит для его Иринушки, дрожа в вихрях морозного воздуха, согревает воспоминаниями…
— Ну, что, вот теперь молодец я у тебя? — Ира иногда разговаривала с мужем. — А, как почистила? Хоть сватов приглашай, хоть царей–королей! Так–то, милый, так–то! Руки помнят, как работать надо!
Жизнь Ирины Викторовны была длинной, многое в ней было перемешано – и большая сначала семья, семь детей, живых из которых осталась Ира да брат её старший, Алёша. Остальные угорели в деревенской бане… В город приехали уже вдвоём Алёшка да Ира, а дом деревенский Алексей заколотил, продавать не стали, но и возвращаться туда сил не было.
На новом месте у каждого появилось своё дело: Ира дворником устроилась, потом поступила в техникум, брат на завод учеником, потом до бригадира вырос. Ира тоже не отставала, мастером на ткацкой фабрике стала, с тех пор привыкла громко разговаривать. Даже теперь её голос девчонки слышали издалека, успевали тайных гостей отправить через окошко на улицу или убрать со столов «запрещенные» угощения. Тётя Ира распитие не одобряла, гоняла девчонок, они ее боялись больше комендантши…
Потом в Ириной жизни был «кабинетный» период. Она стала вдруг расти по партийной линии, дали соответствующую должность, назначили, поручили, возложили… А Ира, возьми, да и замуж выйди. А где замужество, там и лялька. Ромка родился зимой, в конце февраля. Пурга, ветер того гляди крыши посрывает с домов, а Ира, держась за живот, вылезает из «Скорой».
— Придётся ножками, занесло всё, не проедем! — виновато помогает ей ступать по глубокому снегу фельдшер. — Ты дыши хорошо, не балуй мне тут, поняла?
Не балуй… Да чего она там поймет, первые роды, страшно, и Ивана рядом нет, на смене задержали…
И вот идут они – Ира и фельдшер молодой, — глаза открыть невозможно, так снег в них колкие соринки кидает, Приёмный покой впереди, кажется, вот он, а дойти невозможно…
Да… Тогда Ромка чуть не погиб, а заодно и Ирина. С тех пор она не терпит засыпанных дорог, до дрожи в руках, до ужаса, и хочется схватить лопату и вычистить весь город, а силы уж не те…
Хотя…
Ирина встала, огляделась, не видно ли любопытных прохожих, отошла чуть в сторонку, где ледок тонкой дорожкой вдоль асфальта тянулся, осторожненько ножкой оттолкнулась и поехала, чуть наклонившись вперед.
Студентки, стоящие у окна и мирно пьющие чай из одинаковых, «общепитовских», чашек, замерли, перестав пережёвывать конфеты. Упадет или нет? И вообще, специально она или так, по случайности?
Не упала!
— Видал? — снова спросила Ира, подмигнув светлой, бело–голубой звездочке, висящей над крышей общежития. — А если размяться, то я тебе и прыгнуть могу!
«Да куда ж тебе прыгать – костей не соберут! — голос Ивана в голове звучал ясно и чётко, как будто он рядом стоит. — Оставь эти «тулупы» и «волчки» для молоденьких. Посолиднее, Ирина Викторовна! Посолиднее, голубушка!»
Женщина пожала плечами, вздохнула. А ну и правда, переломаться – секунды хватит, а выздоравливать придётся долго…
В молодости Ира хорошо каталась на коньках. Брат подарил ей красивые, беленькие конёчки на Новый год, привел на небольшой стадион, где заливали каток и, как следует зашнуровав ботинки, вывел на лёд.
— Я боюсь, Лёшка! Ой боюсь! — кричала Ира, хватаясь за брата, а тот смеялся и всё быстрее вёл ее за собой. — Боюсь, отпусти! Отпусти, слышишь?!
— Ладно, — пожал Алёша плечами и отпустил.
Ира не больно врезалась в бортик катка, постояла, переводя дух, огляделась, прислушалась. Музыка, смех, лампочки по кругу висят, на ветру качаются, красота! У девчонок шапочки разноцветные, будто цветочная поляна, ребята все лихие, модные, разгоняются, потом боком кааак черканут, как осыпят своих дам ледяными стружками, что из–под коньков выходят, а девушки и рады, хохочут. Ира тоже улыбнулась, сделала шаг, второй, третий, поехала тихонько к брату. Тот хитро улыбается, к себе не подпускает…Так и научилась кататься. Потом Ира даже брала уроки у знакомой фигуристки, Нины Изюминой. Ниночка жила в соседней комнате. Она тогда уже бросила спорт, работала в магазине, а танцевальные костюмы спрятала далеко в шкаф. Случайная, глупая травма поставила на карьере крест, Нина сначала очень переживала, жить не хотелось, а потом в её жизни появилась Ирина, говорливая, смешная девчонка, которая заплетала жиденькие волосы в две косички и пела хриплым голосом оперные арии на кухне. Ира легко подружилась с Ниной, стала звать её в гости, потом познакомила с братом… Завертелось у них, закрутилось так, что через четыре месяца Нина уже невестой была, Алёшка женихом, он к Нине переехал, а Ире оставили целую комнату. Ниночка тогда и научила свою подружку кататься на коньках не хуже многих начинающих фигуристок…
Нина и Алёша теперь живут далеко, в Мурманске, пишут письма, иногда звонят, а приехать всё никак не могут… Жаль…
Снова небо затянуло тучами, повалил густой, пушистыми ватными кусочками снег.
— Иван! Ну ты бы там договорился, что ли! Опять убирать мне? Прохор наш, дворник, ты же знаешь, третий день с температурой лежит! Ваня! Вань!..
Она тихо позвала, глядя в небо, скинула со щеки снежинку, улыбнулась и пошла к двери. Устала, пора ужинать да порядок наводить…
Девчонки из общежития считали тётю Иру немного «ку–ку». Вечером в своей каморке она частенько беседовала с кем–то, ругалась иногда, бывало, что рассказывала о своей незатейливой жизни – как в магазин сходила, как убрала в холле, а студентки так и снуют, так и снуют, сапожками по кафелю стучат, опять следят, вертихвостки… Вот бы и у Ирины дочка была, ну или на худой конец внучка. Так хочется всю свою женскую мудрость передать, а некому… Потом Ира жаловалась Ивану, что из окошка дует, сквозит холодом, спать неуютно; вздыхала, мол, был бы ты, Ванька, сейчас со мной, из комнатёнки дворец бы соорудил… Замолкала, махала рукой. Да и дворец не нужен, если милок рядышком. Потом принималась причитать, зачем же муж ее так рано оставил, не забрал с собой…
Девчонки на мысочках крались мимо комнаты тёти Иры, смеясь и прикрывая рот варежками.
— Чудная она, наша тётьИра, — перемигивались они. — Да все они такие, старики–то!..
Но Ирина Викторовна старой себя не считала, руководила своими голубками не хуже, чем раньше в пансионах.
На тётю Иру иногда находило, как выражались жилички, «командное настроение». Она, наспех поужинав и распахнув в своей комнатёнке форточку, чтобы к ночи было свежо и прохладно, отправлялась проверять комнаты. Комендант общежития, Елена Сергеевна, была ей только благодарна, ведь Ира всех обежит, а Елене Сергеевне ноги топать не придется!
Ира планомерно продвигалась со второго этажа до пятого. Кашлянет у двери, постучит, подождёт. Девчонки, поняв, что пришли по их душу, хихикнут и откроют.
— Всё ли в порядке? — поднимет брови Ирина. — Все на местах? Беспокойства есть?
— Нет, что вы! — студентки качают головами. — Какие уж тут беспокойства, завтра в институт!
Иногда говорили правду, иногда врали. Гости из соседнего политеха приходили часам к семи, кивали Ирине Викторовне, говорили, к кому идут, она всех записывала, а потом, сверяясь со списком, выпроваживала ребят ровно в девять.
— Ну, полно глазки мне тут строить! — строго говорила Ирина, сверяясь со списком. — К вам, гражданка Полищук, Егоров пришёл, а не ушёл. Где Егоров? Егооорооов! — звала она вкрадчиво, — пора до дому и баиньки!
Егоров выходил из–за дверцы шкафа, вздыхал и, бросив на прощание, что завтра «как штык», уходил восвояси.
Ира всех обойдет, пожелает спокойной ночи, кто занемог, поинтересуется, не надо ли чего, потом уходит к себе нести ночную вахту, лежа на узенькой кровати.
Сердобольная, не имеющая возможности выплеснуть всю свою заботу на сына или внуков, Ирина Викторовна стервятником кружилась над заболевшими, по тридцать раз на дню придёт в комнату, спросит, какая температура, болит ли горло. Если дело плохо, хмурится, заваривает крепкий чай с липовым мёдом и отпаивает хворобышка, пока испарина у той не выступит.
— Ну вот! — сокрушенно разводит руками спасенная девчонка, — теперь больничный не дадут, а я так хотела отдохнуть…
— Нечего тут мне! — Ира строго сводила брови. — На пенсии отдохнёшь, а сейчас надо человеком стать!..
Ирина Викторовна вспомнила про куртку и платок, вернулась, еще раз проехалась по ледяной дорожке, схватила свои вещи и зашагала к дверям общаги. Из приоткрытого окна кухни тянуло жареной картошкой, внизу, в холле, девочки устроили какую–то кутерьму, но, завидев идущую к ним вахтёршу, сбились в стайку и отвели глаза.
— Ну, чего у вас там? — стянув с рук варежки, спросила женщина. — Стену испачкали? Тогда завтра покрасим.
Девчонки кивали.
— Вы, Ирина Викторовна, идите, вам отдыхать нужно! — говорили они, подталкивая вахтершу к ее комнате. — День сегодня такой – магнитные бури… Вам бы полежать!
— Да не хочу я лежать! Я не ужинала ещё!
— Тогда милости просим к столу! На кухне всё уже готово. Мы проводим! — с готовностью отзывалось сразу несколько голосов, схватили Ирину за руки и повели есть.
Ирина Викторовна разомлела от усталости и доброты. Сейчас она любила всех этих вертлявых и нескладных девчушек, птенцов, только–только выпускающих перышки.
У Ириных родителей было большое хозяйство, много живности. Куры плодились, вылуплялись на свет забавные цыплята, пищащие и улепетывающие от петуха со всей силы своих маленьких ножек.
Ира любила наблюдать за молодняком, нежила птенцов в руке, чувствуя прикосновение мягкого, теплого пуха. Потом они вырастали, но не все… Слабые и ленивые часто не выживали…
«Так и эти девочки, — думала Ира, — все разные и глазами, и фигурой, и голосами, но по–одинаковому пушистые, хрупкие, а ну как обидит кто?..»
Ирину Викторовну усадили за стол, положили в тарелку еды, устроились рядом, говорили о чем–то, пили чай.
Ирина подвох почувствовала не сразу.
— А сколько ж времени сейчас? — наконец спросила она.
— Рано еще, рано, вы не волнуйтесь! — ответили, засуетились, кто чай предлагал, кто еще котлетку, кто просил рассказать что–нибудь «из молодости».
— Это потом, я вот что хочу спросить: где Галя Спицина? Девочки, она же в вашей группе!
Галя, прошмыгнув тогда мимо вахтерши на улице, больше не появлялась.
— Так к сессии готовится! — затараторили хором девочки. — Она много пропустила, там поручения были всякие, концерт делали к праздникам, вот и пропустила, а теперь надо учить. Бедная Галя!
— Так она что же, без ужина останется? — всплеснула руками Ирина. — Нет, я отнесу ей, пусть питается усиленно!
— Давайте я! — вызвалась подруга Гали, Юля. — Я отнесу и сразу уйду, чтобы не мешать! Где Галкина тарелка?
Нашли тарелку, плюхнули туда пюре, котлету поподжаристее, быстро выловили соленый огурец из банки, добавили к порции.
— Вот, можно нести! Ну, я быстро! — Юля схватила посуду, зашагала к выходу.
— Стоять! — вдруг громко скомандовала Ирина Викторовна. — Я сама. Галочка тут мне предлагала помочь снег расчистить, вот пойду, поблагодарю.
Юля равнодушно пожала плечами.
— Да я передам от вас «спасибо», не утруждайтесь!
— Ох, заботушка! Не переломлюсь, сама схожу! Давай сюда тарелку!
Ирина встала, выхватила Галкин ужин из рук активистки, улыбнулась и вышла из кухни.
Галя жила на третьем этаже, в комнате с еще двумя девочками.
Ира подошла к двери, прислушалась – тихо. Из–под двери свет видно, и ходит кто–то. Постучалась, подёргала ручку – заперто.
— Галочка, я тебе ужин принесла. Открой, пожалуйста!
Тишина, ходить перестали.
— Тетя Ира, я не голодна, учить много надо! — пискнула Галя.
— По расписанию у тебя ужин! Выйди, солнце моё, угостись! — напирала Ирина, стуча в дверь. — С кем ты там? Ухажёрам пора домой! Галя, это уже не смешно! Я выселю тебя, и всё! — врала на ходу Ирина. А как тут не врать, не пугать? Галка только на втором курсе, ну куда ей шуры–муры эти, а?
Зашушукались, послышался стук открываемого окна, потом возня.
А после этого мужской крик, разбавленный визгом Галины.
Звякнул ключ в замке, испуганная Галочка, накрашенная, в платье и туфельках, бросилась к выходу, оттолкнув Иру с ужином в сторону.
— Что вы наделали?! — кричала она. — Что же вы наделали!
Ира побежала следом, сунув тарелку кому–то в руки.
— Что?! Объясни, что! — кричала она, на лестнице вдруг остановилась, разглядев свой портрет на стене. Охнула, растерянно заморгала.
Мантия, наряд царский, корона на голове диковинная, декольте совершенно бесстыдное – с портрета на стене смотрела Ирина Викторовна, как и обещали, в образе императрицы. Полька постаралась…
Императрица смотрела сурово, тяжёлым взглядом оценивая зрителя.
— Фу ты, ну ты! — Ирина Викторовна покачала головой. — Вот выдумают!..
— Нравится? — тихо спросила Полина, подойдя сзади.
— По–моему слишком строго получилось! — пожала плечами вахтёрша.
— Зато царственно! — залюбовалась своей работой девушка. — Спускаешься с лестницы – а вы уже тут. Потом выходишь на улицу, опять вы. Это же здорово!..
Галка, метнувшаяся тем временем во двор, вбежала обратно, тряся руками и всхлипывая. Вся в снегу, без шапки, она была похожа на школьницу, попавшую с кучу–малу на горке.
— Пропал! Пропал в сугробе! Он… Он… — лепетала девчонка. — А всё вы! Он из–за вас погиб! Кирюша погиб!
Глаза Ирины Викторовны расширились, она кинулась на улицу.
Поняв, что Кирилл, прячась у Галки, со страха прыгнул вниз из окошка, Ира проследила взглядом траекторию падения. Поучалось, что Кирюха угодил в сугроб, тот самый, что на маргаритках высится…
— Мать честная! — Ирина всплеснула руками. — Сбылось–то как точно!.. Кирилл, вылезай! Вылезай, а то хуже будет! Девочки! Ну девочки, надо его откапывать! Галя, не реви, лопату неси!
Ира испугалась. А ну как и правда, потонул в сугробе парень?!
Девчонки, жалея Кирюшу, сбегали за куртками, переобулись и бросились к сугробу. Руками рыли, кричали, ногами топтались, не отвечает Кирюха, как и не было его вовсе.
Ирина Викторовна руководит, сама ныряет в снег, копается там, жалобно зовёт, нет ответа.
Стало страшно. Ну что за люди?! Зачем всё так?!.. Она же хотела, как лучше, чтобы девочки потом локти себе не кусали, что рано любовь крутить стали… Она хотела, чтобы учились, росли, а уж потом…
Галкины однокурсницы уже все были в снегу, к возне подключились знакомые с других потоков, сугроб был раскидан на асфальт, но ни единого следа Кирилла так и не нашли.
— Всмятку, — спокойно сказала Полина. — Он всмятку, вот и не нашли.
— Да типун тебе на язык! — перекрестилась Ирина Викторовна. — Хоть бы шапочку найти… С эмблемкой… Будет, что в гробик положить…
Галя заплакала, все стали ее утешать, а Ирина Викторовна краем глаза заметила движение сбоку, повернула голову. Кирилл!
Сидит на ёлке, повыше забрался и глядит, как женское общежитие почти полным составом в сугробе возюкается.
Ирина уперла руки в бока, улыбнулась и ласково, вкрадчиво позвала:
— Кирюша, детка, спускайся! Нашли тебя. Галка! — позвала женщина. — Вот твой ненаглядный. Стаскивай его оттуда!
Кирилл еще минут десять сидел на ветке, потом, замерзнув, слез, хотел бежать, но Ирина Викторовна не дала.
— Милый, хороший ты мой! Нравится тебе Галочка?
Он нехотя кивнул.
— Хочешь и дальше с ней встречаться?
Опять неопределенный кивок.
— Тогда лопатку бери и чисти дорожку. По твоей милости опять она снегом закидана.
— Да кто вы такая, чтобы мне указывать?! — возмущенно ответил Кирилл.
— Я императорских кровей вообще–то! Прикажу – делай! Предки мои в короне ходили, так что… — Ирина нахмурилась, расправила плечи. — Портрет мой из Эрмитажа сюда привезли, в холле теперь висит.
— Да ну вас! — отмахнулся парень, готовясь к побегу.
Но Ирина железной рукой его, как кутенка, приподняла, повернула к себе.
— Галочка – не для тебя цветочек, нежная слишком. Если хочешь заслужить ее расположение, давай за работу! Ишь он мне тут будет из окон сигать! Девочки, всех касается! — обернулась она, не отпуская беглеца. — Вы Галку покрывали? Вы меня отвлекали? Все берем инструменты, чистим. Завтра комиссия приедет, удивится, как у нас всё благородно! Кирилл! Там еще вот прибери! — Ира показала рукой влево. — Там лёд под снегом, надо солью посыпать!
— Ирина Викторовна! — начал парень.
— Не спорь с её императорским величеством! — одернула она…
Уборка снега шла полным ходом. Прохожие, остановившись у забора, невольно любовались возней девчонок. Те кидались снежками, строили снежные крепости, бегали, играя в догонялки. И пусть скоро сессия, зачёты у кого–то уже завтра, пусть половина лекций позабыта, а билеты не выучены. Пусть! Живём один раз, так что время–то терять?!..
— Ладно, хорош! — махнула рукой Ирина. — Молодцы, хвалю! Но глупостей больше чтобы не было!
Она медленно развернулась, устало зашагала к общежитию. «Вот, Ванька, без тебя не справляюсь!» — мысленно посетовала женщина.
«Ой ладно! Улыбнись, старушка! Справишься! А у меня для тебя подарочек есть! Ромка, вон, приехал!» — будто шепнул ей муж. Обернулась. И правда! С рюкзаком, обросший щетиной, плечи огромные, еле дубленка сходится, улыбающийся, сын стоял у ворот и наблюдал за девушками, отряхивающими пальтишки, за матерью, раздающей команды, за Кириллом, шепчущимся с Галиной.
— Рома! Ромочка! — Ира быстро–быстро пошла к сыну, почти побежала, счастливо улыбаясь и всё повторяя его имя.
— Ну я же говорил, мама, что к праздникам вернусь! — погудел Роман, ловя на себе восхищенные девичьи взгляды.
— Так ты это прошлой весной говорил… Я думала, к майским… — слегка толкнула его в плечо Ира, потом обняла. — Хоть бы предупредил…
На следующий день «Императрицу» в холле тоже украсили мишурой, в каморке Ирины поставили маленькую ёлочку, повесили игрушки, на окнах Полинка нарисовала снежинки.
— Да не надо, девочки! — разводила руками вахтёр.
— Да как же не надо! К вам сын приехал, а праздника нет! — уговаривала Галя, другие поддакивали.
— Ну ладно… Ромка любит Новый год…
Новогоднюю ночь встречали весело. Кирилл явился к Галке, увел ее на дискотеку, обещал вести себя хорошо. Полина с подружками устроили танцы на первом этаже, прямо под пристальным взглядом нарисованной «императрицы», а Ира с сыном все ходили кругами вокруг общежития, говорили, вспоминали отца и смотрели на звёзды. Небесное решето снова накрыло мир, выставив напоказ медовый пятак луны, а Рома опять плел свои «придумки» про звезды, которые рассматривают людей и выбирают, с кем бы подружиться…
— Ну а ты, Ромочка… Ты с кем–то уже подружился? Уж очень внуков хочется… — тихо сказала Ирина.
— Ой, мам! Ну какие внуки! Мы с Анькой только…
— С кем, я не расслышала?.. С Таней?
— С Аней, мама! Я еще не решил, но…
— Аня… — протянула Ирина Викторовна. — Хорошее имя, мягкое, карамелькой пахнет. — А деток вы когда хотите, а?
— Ну, ма! Ой, да ну тебя! — смущенно отвернулся Роман.
— А что? Я помогать буду, я постараюсь!
— Ладно. Время покажет. Аня прилетает завтра, я хотел сделать тебе сюрприз…
Ирина радостно закивала.
— Хорошо, я сделаю вид, что сюрприз!
Она схватила сына за руку и быстро зашагала по аллее. А сверху, прищурив один глаз, смотрел на них Иван. Аня ему понравилась, так что Иринушка может не беспокоиться, сын сделал хороший выбор!..
