То лето я провела на даче. Это было самое чудесное и беззаботное время: я, шестнадцатилетняя, освободилась наконец от родительского присмотра, была самостоятельна и всесильна. Только в шестнадцать лет веришь в то, что весь мир у твоих ног, и все будет именно так, как задумал, нужно только дождаться совершеннолетия.
Вообще, на даче меня поселили не просто так – в мои обязанности входило поливать огурцы, укрывать их на ночь пленкой и открывать рано утром, чтобы не сгорели, собирать сначала клубнику, а потом и малину со смородиной и готовить из них варенье по маминому рецепту, старательно записанному мной на тетрадном листочке. Правда, для этого нужен был сахар, и того, что привозил папа по воскресеньям, никогда не хватало на неделю, и тогда я шла занимать сахар у соседки Тани.
Таня была старше меня на двадцать лет, она была одного возраста с моей мамой, но почему-то я звала ее вот так, по-простому – Таня. Она не выглядела на свой возраст, была стройной и гибкой, с какой-то даже мальчишечьей фигурой, и мама удивлялась, как та умудрилась родить двоих детей. Мне в шестнадцать лет было не понять, что ее так удивляет.
Может, не воспринимала я ее как взрослую тетку еще и потому, что детям ее было шесть лет и четыре года – она поздно вышла замуж, поэтому и родила только после тридцати. Таня любила рассказывать про свою бурную до замужнюю жизнь, а я, понятное дело, любила ее слушать. В конечном счете, это она довела все до того, что я воспринимала ее так на равных, и когда она открыла мне свой секрет, я посмела так ей ответить.
— Да ты с ума сошла! Это же убийство…
Таня попросила меня присмотреть за ее детьми, Борькой и Семеном, пока она ездила в больницу. А когда вернулась, была рассеянна и грустна, так что я не могла не спросить:
— Что-то случилось?
Она покачала головой, и я даже обиделась, что она что-то от меня скрывает.
А через неделю мы как-то сидели вечером на крыльце – мальчишек она уложила спать, мои родители и ее муж накануне вернулись в город после выходных, и мы впервые за два дня снова могли поговорить. Вот тогда она просто мне сказала:
— Я беременна.
Это новость ввела меня в ступор, я не знала, как реагировать, видела, что она не так уж рада и счастлива, какими мне виделись беременные женщины. Мы помолчали, и из Тани вдруг полилось:
— Не можем мы его оставить. Нам еще сыновей поднимать, а мужу зарплату месяцами не платят, если бы не подработки, я не знаю, как бы мы жили. Только за счет дачи и выживаем. И возраст у меня какой – скоро уж сорок лет, а я с пузом. Нет, придется делать аборт.
Вот тогда я и сказала эти жестокие слова, за которые мне сейчас так стыдно.
— Да ты с ума сошла! Это же убийство…
Таня посмотрела на меня жалобно, и губы у нее задрожали. Но больше она мне ничего не сказала – встала и ушла.
Больше мы об этом не говорили, но я твердо решила, что если Таня еще попросит меня посидеть с мальчишками, я откажусь, не хочу принимать никакого участия в избавлении от бедного малыша. Но шли дни, недели, а Таня ни о чем меня не просила. И муж ее приезжал только на выходные.
Перед тем как расстаться почти на год – в конце августа я возвращалась в город, и потом в сентябре только картошку копать приезжала, остальным занимались родители – я решилась и задала ей вопрос.
— А ты… Ну, уже сделала это?
Таня опустила свои ясные глаза, вздохнула.
— Не смогла я после твоих слов…
Как же я была горда собой! Спасла человека от гибели. Может, этот ребенок станет великим ученым, который найдет лекарство от смерти? Или, в крайнем случае, станет врачом, который спасет много жизней. И однажды на пресс-конференции скажет: «Своей жизнью я обязан…». Что у них родится мальчик, я не сомневалась, обычно так и бывает – если уж старшие два мальчишки, то и третий будет.
Следующим летом я редко бывала на даче – сначала выпускные экзамены, потом вступительные… Только в августе я провела там пару недель, но Тани на удивление не было видно, на выходных приезжал ее муж, я один раз подошла, спросила как там Таня и малыш, но он не был расположен к разговорам, сказал, что все в порядке и все.
— А кто родился? – спросила я.
— Девочка.
— Как назвали?
В глубине души я думала, что они назовут ее в честь меня, ее спасительницы. Но он назвал совсем другое имя.
— Анна.
Я кивнула и пошла прочь.
Ну что же, женщины тоже бывают великими учеными. Или, например, она может стать балериной или фигуристкой.
В следующий раз я встретила Таню только через пять лет. Дачу они продали, и на следующий год туда въехала новая семья, с крикливой толстой мамашей и двумя вредными девицами лет тринадцати, к которым толпами ходили деревенские мальчишки. Я расстроилась, хотя на даче бывала редко – студенческая жизнь поглотила меня целиком.
Встретились мы в парке. Был теплый весенний день, и я шла под руку со своим будущим мужем – это было одно из первых наших свиданий. Таню я не узнала. Она стала грузной, сильно постарела и теперь выглядела даже старше моей мамы. Только когда она звонко позвала свою девочку, которая отпустила ее руку и неуклюже побежала за белой бабочкой, я словно бы вновь очутилась на том крыльце, на котором мы проводили столько вечеров, обсуждая превратности взрослой жизни. Я с удивлением всматривалась в ее лицо, и она, заметив это, сразу меня узнала, рассмеялась. Заключила в свои объятья.
— Твой? – шепнула она мне на ухо.
Я кивнула, и она одобрительно покачала головой.
В этот момент ее дочь, та самая, в рождении которой я играла не последнюю роль, шлепнулась за землю и расплакалась. Таня кинулась к дочке, взяла ее на руки. Принялась утешать. Я удивилась, девочка была уже достаточно взрослой для такого поведения, но Таня ничуть на нее не злилась, наоборот – глядя на дочь ее лицо преобразилось и вновь стало молодым, столько в нем появилось счастья и любви.
И тут я рассмотрела саму девочку. В ее лице было что-то странное, неправильное, я уже видела такие лица… Страшная догадка мелькнула в моих глазах, я не смогла ее скрыть, Таня все поняла. Она грустно улыбнулась и поспешила распрощаться. Они шли по аллее – мать и дочь, и мое сердце сжалось от жалости и стыда. Я вспомнила свои глупые мечты и чванливую уверенность в собственной значимости в этой истории. Я так и не поняла, была ли она мне благодарна за те слова, или мысленно обвиняла меня каждый день своей жизни. А, скорее всего, они вообще ни на что не повлияли – Таня сама сделала свой выбор.
