Небо за лобовым стеклом заигрывало со мной такой неистовой синью, что я сдалась и не смогла отказать себе в удовольствии прервать стремительный бег своей деловой жизни раньше времени. Нажала на тормоза, прижалась к бордюру и, захлопнув дверь, сразу же перебежала дорогу. Приподняв полы пальто, переступила через невысокую ограду аллеи, каблук тут же ушёл полностью в землю, а я, легкомысленно хмыкнув: — «Видели бы меня сейчас мои сотрудники!..» — выдернула увязший каблук, и по жухлой прошлогодней траве пробралась к ближайшей скамейке. Села, не особо заморачиваясь проблемой грязного подола, с удовольствием вытянула ноги, и, откинувшись на спинку скамьи, прикрыла глаза. Сквозь смеженные веки просачивалось яркое апрельское солнце.
Всё! Зима сдалась окончательно, а значит завтра можно ехать на дачу. Я раскинула руки, открывая себя миру. Всё же весна — лучшее творение создателя. Я представила свой дом, по причуде архитектора словно бы насквозь проросший соснами и мои мысли заскакали подобно кузнечикам: про новый шезлонг и необходимость завтра же, сразу по приезду, освободить от укрытия розы, про скатерть, купленную еще зимой для стола на террасе, и скрип крон над головой, про пение птиц на рассвете и…
Если бы я могла, то не покидала бы свой дом никогда. Но дорогу к стоящему, практически, в самом лесу дому переметало уже в ноябре и мне приходилось довольствоваться только полугодием… Какое-то время я предавалась солнечному чревоугодию, но потом стремительно встала – нужно было до отъезда заскочить в магазин.
Подъехав к дому, я зарылась в багажник, сортируя покупки на те, что «домой», и те что «на дачу». И уже через пару-тройку минут бодро шагала к подъезду.
Сборы были не долгими. Собственно говоря, всё уже давно было приготовлено и сложено. Я ждала только, когда весна перестанет отлынивать от своих обязанностей и возьмется за ум, а дорога к моему дому наконец-то избавится от снега. Поэтому я быстренько перетаскала в машину коробки с вещами и вышла на балкон. Можно было бы и не дожидаться утра и уехать прямо сейчас, но оставалось одно незаконченное дело – попрощаться с Дедом. Распахнув балконную раму и высунув голову на улицу, я шумно вздохнула пьяный запах только открывшихся листочков и позвала:
— Дед, ау! Выходи курить! Я завтра уезжаю на дачу. Иди прощаться!
А вот прощаться совершенно не хотелось. Хотелось забрать его с собой, но старик был тверд в своём нежелании обременять меня собственной старостью. Дед был странным якорем, связывающим меня с детством. Мне было всего лет тринадцать, когда он появился в нашем дворе и сразу же потряс моё девичье воображение. В тот день он шел навстречу нам с бабушкой, опираясь на резную трость, в каком-то немыслимом для нашего двора пальто, в темно-серой фетровой шляпе, словно Ремарк на фото у Триумфальной арки. Я остановилась, бабушкины пальцы сжались на моей ладони, а невероятный мужчина поравнялся с нами, приподнял правой рукой шляпу и кивнул. Я улыбнулась и, не задумываясь, протянула ему руку:
— Здравствуйте! Меня зовут Лиля! — бабушка дернула меня за руку и я обернулась к ней, успев заметить её поджатую нижнюю губу и сухой кивок в ответ на приветствие.
— Очень приятно, Лилия. А меня можете звать просто Дед — это мое обычное прозвище.
— Простите, мы спешим, — сухо обронила моя величественная бабушка и подтолкнула меня вперед.
— До встречи, — кивнул мужчина, и мне почему-то послышалась улыбка в его словах.
Я думаю, не следует рассказывать, что следующий час я слушала лекцию о том, что прилично, а что неприлично в поведении юной девушки? Я слушала вполуха, строя версии кто же этот загадочный Дед. Всё оказалось просто — он бывший военный, вышел на пенсию, а потом переехал в наш город. Мы подружились, чему весьма способствовало соседство наших балконов и отсутствие в моей жизни родного деда. И мы тайком, от не одобряющей нашей дружбы бабули, часами болтали, стоя или сидя у перил, каждый на своей территории, после того как она «отходила ко сну». Как-то так вышло, что наши ежевечерние беседы стали традицией, а балкон — своего рода исповедальней, в которой так легко говорить обо всем, зная, что тебя выслушают и не осудят. Именно здесь я переживала все перипетии своей первой любви. Именно здесь я сокрушалась, что почти не чувствую горя, когда не вернулись из очередной экспедиции мои родители. Именно здесь я рыдала, когда умерла бабушка, не пережив смерть сына. Именно здесь Дед мне приказал купить дом за городом и даже сам договаривался с риэлтором о покупке. И теперь я ждала его.
— Дед, ты где? – позвала я еще раз и высунулась из балконного окна, пытаясь заглянуть в соседское. Рама моего мешала толком что-либо разглядеть, но я четко видела, что его балконная дверь была приоткрыта и, значит, он дома. Странно. За почти двадцать лет наших ежевечерних посиделок Дед ни разу не проигнорировал мой зов. Холодок тревоги проснулся во мне, но я от него отмахнулась. В конце концов, Дед банально мог быть в туалете. Я выкурила сигарету, глядя на тонущее в алом закате солнце, и ушла с балкона на кухню. Заварила чаю и снова вернулась к месту рандеву.
— Дед, ты спишь, что ли? – никакого ответа. Тревога расползалась, как чернильное пятно на скатерти. Еще раз окликнув старика, я накинула куртку и торопливо вышла из квартиры. Ох, и задам я ему сейчас трёпки за свои волнения! «Всё, больше не буду слушать никаких отговорок. Сейчас приду, соберу его вещи и больше одного не оставлю. Поедет со мной, как миленький!» — думала я, заходя в соседний подъезд. Странно, но за все годы нашей дружбы, я никогда не была у него в гостях. Да и он у меня был один-единственный раз: в то утро, когда я не смогла разбудить бабушку…
Я стояла под его дверью и слушала, как трезвонит звонок в квартире. Минуту. Две. Пять… Стояла и продолжала тупо жать на кнопку. Бесполезно. Пришла неожиданная злость на себя: лет пять назад Дед как-то между прочим предложил мне ключ от своей квартиры. На всякий случай. «Какой-такой случай?» — прищурилась я, высунувшись из окна.
— Лилия, люди смертны…
— Да, да, и более того, говорят, что они «иногда внезапно смертны». Но это не про тебя, Дед. Так что не нагнетай! – отшутилась я тогда.
«Дура, ну что тебе стоило уважить старика и взять ключ? Не бегала бы сейчас туда-сюда по лестницам. Не теряла бы время… И что же теперь делать?» — размышляла я, поднимаясь обратно к себе на пятый. Открыла дверь и сразу же прошла на балкон. Но Деда звать уже не стала. Теперь мне нужно было попасть к нему в квартиру. Прямо сейчас. Немедленно. Я высунулась из окна и оценила свои возможности. Свою-то раму я могу и снять. А вот стекло в Дедовой придется бить. Иначе никак. Я вернулась в комнату и надела кеды — в тапочках лезть через балкон глупо. На глаза попалась гантель. Во, самое то!
Створка моего окна снялась легко. Я высунулась и со всего размаха долбанула по стеклу Дедовой. Осколки осыпались внутрь его балкона. «Ничего! Потом новое закажу. Главное — успеть!» — подгоняла себя я. Ощущение стремительности утекающего времени стало нестерпимым. Несколько крупных кусков стекла остались торчать в раме. Пришлось бить ещё и ещё. Я притащила стул, проверила его устойчивость и встала во весь рост. «Так, а теперь осторожно», — я ухватилась за бельевую веревку на своем балконе и протянула руку.
— Лилька, ты чего? – раздалось с нижнего балкона.
Черт, тетя Зося, как всегда вовремя… Не ответив, я потянулась, ища опору своей руке на дедовом балконе. «Так, брусок. Ага, тоже веревка. Это хорошо…» Обхватив перегородку между нашими балконами двумя руками, я перекинула левую ногу через ограждение. Попробовала найти какую-то опору. Безуспешно. «Тихонечко сползаем. Сползаем, я сказала!» — приказала я себе, отпуская веревку на своем балконе, и рывком качнула себя внутрь чужого. «Как-то не очень изящно я завалилась, но, главное, завалилась, а не свалилась…» — похвалила себя и встала.
— Лилька! Да что же ты творишь? Видела бы тебя твоя бабушка! — не унималась «пани Зося». Я снова промолчала и шагнула в комнату.
Дед сидел на полу, привалившись спиной к дивану, совершенно бледный и тихо хрипел.
— Дед, я счас. Я помогу, — кинулась я к нему. – Скорую! Я сейчас. Где у тебя телефон?
Он слабо качнул головой.
— Нет телефона? Как нет? – я кинулась на балкон. — Зося! Скорую! Срочно! Деду плохо!
— Та ты што? – взвизгнула тетка, но тут же, оборвав себя на самой высокой ноте, совершенно спокойно добавила:
— Сейчас, Лильк, жди! Только дверь открой!
Я упала на колени рядом с Дедом и попробовала его поднять. Он снова качнул головой — нет.
— Дед! Давно ты так? Ну что же ты… Всё, ты у меня доигрался! Из больницы выйдешь — и сразу на дачу ко мне. И больше ни-ни. Куда я, туда и ты. Понял?..
Старик слабо улыбнулся и кивнул, свесившейся на грудь головой.
— Знаешь, как мы с тобой славно заживем? Я новую скатерть купила для стола на террасе. Мы там будем чаи гонять вечерами — с мятой и малиновым вареньем, сидя в плетеных креслах, а не торчать, как два попугая на жердочке на этих чертовых балконах, — трещала я, нащупывая пульс.
«Слабый. Очень слабый. Где же скорая?» Я рывком встала и метнулась к входной двери.
— …А в мае пойдем с тобой за сморчками. Я из них такое жаркое делаю — пальчики оближешь, — на ходу продолжая говорить, я щелкнула замком и оглянулась — Дед, где у тебя аптечка? Дед?..
Он молчал.
Совсем.
Хрипы больше не рвали его легкие.
Он улыбался, и его жизнь догорала на стекленеющих глазах последними отблесками почти ушедшего за горизонт солнца…
…Я села рядом с ним и положила его голову на свое плечо. Взяла его ладонь и прижала к своей щеке.
— Дед, как ты мог?..
— Вы чего без света? — Тетя Зося ворвалась в квартиру, хлопнув дверью и щелкнув выключателем.
Я на миг ослепла, привыкая к свету. Подняла голову и столкнулась …с таким знакомым-знакомым взглядом. С фотографии на стене на меня смотрела улыбающаяся бабушка.
Я глядела на сияющие счастьем глаза и понимала, что совершенно ничего не знаю о даже самых близких для меня людях.
И никогда уже узнаю.
