— Не тронь маму! — худющий парнишка, не старше 13 лет, повис на двухметровом амбале, который из-за выпитого уже не помнил, кто он, и откуда пришел, — Мама, беги! Не тронь ее. Беги!
Однако она и не шелохнулась.
Женщина, которой было около 35, а на вид — все 55, лениво отцепила паренька от своего ухажера, и велела ему сидеть дома и не высовываться. Сиреневый обруч на ее скуле уже проявился, наливаясь местами ярким черно-синим оттенком.
— Беги, мама!
Вероника, Ника, как все обычно сокращали, сама подставилась под пощечину, когда мужчина рассвирепел по какому-то надуманному поводу. Иначе Олег уйдет. Или это не Олег…
— Беги!
Олег или не Олег уже осмыслил все, что произошло, и опять замахнулся… Максимка закрыл маму. Ростом он недавно ее догнал, когда вытянулся за лето, и целиком ее заслонил.
Никто из взрослых наблюдателей не вмешался.
Под козырьком ретивая мамочка поправляла комбинезон ребенку.
У гаража сидели автолюбители, чинившие разваливающуюся «Ниву». Чинят они ее на зависть упорно. Лет тридцать уже. Это как спорт.
С авоськами шли супруги… Они застыли у дуба, чтобы не пропустить шоу.
И все зрители помнили, как начиналась история Вероники…
***
— Надо скинуться деньгами на стоянку! Давайте построим! Не знаю, как вам, а мне опостылело ходить по соседним дворам, а из-за этих баррикад, что тут возвели ради строительства нового ЖК, теперь вообще надо делать огромный крюк. А кто работает допоздна и приезжает к 11, тому ставить тачку совсем негде. И утром снова топать до нее минут пятнадцать. Хотите вставать попозже и высыпаться? — Игорь хлопнул в ладоши, думая, что дело в шляпе.
Собрание инициативной группы проходило на свежем воздухе.
— А давайте без давайте. Игорек, мы уже это проходили, и стоянку строили. И все жильцы из окрестных двенадцатиэтажек начали парковаться у нас, а я начал вставать не в 7, а в 6.30. Чтобы дойти потом до машины. Спасибо, отлично выспался. Все потратились на стройку, потом все потратились и на снос… Какой-то бессмысленный круговорот денег в природе. Нет уж. Повторить этот эксперимент я не хочу. Лучше уж каждый, как и сейчас, будет искать себе место самостоятельно.
— Согласна с Пашей! Что строили, что не строили, а поставить машину было некуда, — выкрикнула Ната.
— Какие вы тяжелые на подъем…
— Если это все, и эмоциональная речь Игоря окончена, то давайте расходиться, — Тоня уже вся извелась. Сколько можно говорить об этом? Инициативу Игоря никто не поддержит. Затратно это. Как денежно, так и морально.
— Тоня, ты инертная, — упрекнул ее Игорь.
— Я причем? У меня и личного транспорта нет, и водительские права я получать не намерена. Сомневаюсь, что смогу объехать город, не устроив пару-тройку аварий. Это вы, гонщики, решайте, нужен вам тут кусок асфальта или нет.
— Тоня, как ты можешь! У нас тут товарищество! Все должны быть вовлечены в важные вопросы, а не «моя хата с краю».
— Игорь…
Лихой водитель Рейндж Ровера пронесся мимо них и подъехал к самому дому, причем встал у подъезда поперек дороги, таким образом перекрыв все подступы к дверям.
— Что я говорил! — воскликнул Игорь, — Безобразие.
— Полагаешь, парковка таких исправит? — усмехнулась Тоня, — Это даже не из нашего дома. Он Веронику привез.
Девушку с платиновыми волосами сопровождал шикарный мужчина. Вероника, хоть никогда и не участвовала в модных показах, но по всем параметрам подходила для работы моделью. За ней и незнакомым мужчиной семенил малыш в комбинезоне.
-Вау, — присвистнула Тоня, — Я все проспала. Не помню, что у Вероники такой муж. Мне казалось, он неказистый и безработный.
-Так это и не муж, — с удовольствием ответила Ната, — Максимка-то от того неказистого и безработного, а теперь, видимо, Ника подыскала нового мужа и нового папку. Вся в мать. Та была такой же. Мужей не считала. И на чьей-то шее всегда жила. Усядутся и едут.
Презирающие Нику зрители разошлись. Позже, не без радостных возгласов, они обсуждали, что муж-то и не муж, а так — приходящий кавалер. Еще позднее, не без злорадства, все говорили, что приходящий кавалер-то наигрался и бросил. Вероника нашла другого, но уже победнее.
Соседи смотрели, как она теперь катит коляску с двойней, а Максим по-прежнему плетется сзади, но уже как-то печально, опустив плечи и голову. Их подгоняет мужчина с лыжами. Вероника что-то говорит мужу, но тот пожимает плечами и уходит. Он часто уходит. Живет с семьей, но и не с семьей.
-Что у нас сегодня? — прервав молчание, интересуется Тоня.
— Детская площадка, — Игорь опять берет инициативу в свои цепкие ручки.
— О, это точно не ко мне.
— Всегда не к тебе! А как же товарищество? Итак, друзья, надо как-то облагородить дворик. Кусты посадить по периметру. Горку какую поставить. Песок в песочницу привезти, а то детям и поиграть негде.
— Когда это ты беспокоился за детей?
— Когда свои появились!
Облагородили. И горочку привезли, и песок… Правда, заняло это все много месяцев, потому что никак не могли определиться с кустами и цветом горки.
От Вероники съехал ее муж. Злорадству не было предела. Искала богатенького? Хотела хорошо жить? Получай.
С тремя детьми она даже не всегда могла выбраться на улицу и погулять, и потому соседи не замечали, как малыши растут. Был у Вероники период, что выпивала, но скрытно, незаметно и помаленьку. Максимка выводил младших близнецов поиграть в песочнице.
— Максим, а, ну-ка, веди их куда-то в другое место. Отдайте Славе формочки и вылезайте из песочницы.
— Ната, что? В песочницу что-то подбросили? Почему ты детей уводишь? — как всегда, где-то неподалеку обреталась и Тоня.
— Максима и его банду. Им нельзя тут играть. Их мама на эти развлечения, как и на благоустройство, не скидывалась.
— Ната, я думаю, ничего страшного, если детишки немного покопаются тут в песке. Они же не унесут его домой. Горку не разберут не запчасти. Немного поиграют и все, — Тоню как ледяной водой окатили, когда Ната вытаскивала детей.
— Поиграют одни, потом поиграют другие, а потом ни песка нет, ни формочек. Как платить, так их родители в сторонке стоят, а, как пользоваться, так все рады! Не приходите сюда. Играйте отдельно.
Максим, понурившись, посмотрел на женщин так, как может посмотреть только взрослый, видавший виды человек, который привык к несправедливости, но не привык к печали. Он отвел младших домой.
— Как ты себя только выносишь, Ната? — спросила Тоня.
— Ой, Тоня, тебя я вообще не спрашивала.
— Хоть детей у меня и нет, но за благоустройство я заплатила. Или и мне прикажешь уйти?
— Дело не в деньгах, а именно в детях. У тебя их нет, поэтому ты и не понимаешь, как матери не хочется видеть, что ее сын или дочь играет в общей песочнице вот с такими… Мало того, что это несправедливо, ведь они не платили, так это и небезопасно. Чему их там очередной отчим научит. И что мама принесет домой…
— Права Натка, — Игорь не пропускал ни одной склоки, — Почитай, детишки беспризорные. Сами по себе болтаются. Компания, наверное, у них скоро будет соответствующая. Что в квартире происходит, мы не видим. Рассадник какой-нибудь… Мужчины туда приезжают непонятные. Судить я Нику не берусь, но лучше держаться подальше.
— И с какого мы должны оплачивать хотелки чужих детей? — покивала Ната.
— Не должны, — сказала Тоня, — Но детей жалко.
На собрания Тоня не ходила пять лет. Нечего ей там делать. Если будет что-то полезное и стоящее, то зайдут и сообщат, уж тем более, если на это полезное надо собрать деньги.
Но Тоню подловили.
Инициативная группа стояла у площадки, рядом с горочкой, от которой Тоне становилось тошно. Женщину позвали, убегать было поздно, и она, выдохнув, поплелась на собрание.
— Обсуждаете, как выселить сирот из приюта, который через дорогу? — спросила Тоня, — Вдруг они тоже здесь ходят.
— Тоня, будет тебе, — ответил Игорь, — Заладила свои песни про несчастных и обездоленных. Пятый год! Максим этот уже хулиганит, так что не так уж далек от истины я был, когда сказал, что надо держаться и держать свои детей подальше. Итак, тема собрания — управляющая компания. Это безобразие, господа. Зимой у нас снег не чистят, осенью листья не убирают, а летом и весной везде лужи. На этажах моют ужасно! Я уже просил перемывать, но они отлынивают. Притворяются, что моют, а сами протрут пару ступенек и сматываются.
Это, пожалуй, была единственная тема, которую Тоня согласна обсудить. Управляющая компания у них из рук вон плохая. Дебаты продлились до вечера, а потом Тоня, кое-как добираясь до подъезда, встретила Максима. С мамой. Сын вел изрядно постаревшую женщину домой, вчитываясь в магазинные чеки. Тоня уже замечала, что за покупками, скорее, Максим водит мать, а не она — его. Мальчишка распоряжается деньгами семьи.
Вероника опиралась на сына, но детский локоток все-таки еще очень несолидная опора.
Тоня подхватила Веронику с другого бока.
— Я сам! — сказал Максим.
— Сам не дойдешь. Где она успела напиться? Только до магазина же сходили.
— У продуктового ее дружки и поджидают.
— Понятно… Знают, когда вам пособия начисляют…
Вероника стала мамой шестерых детей. Тоня поражалась, как их до сих пор у нее не отобрали. Она не просыхает. С детьми не гуляет. Бытом занимается Максим, как может в свои 11 лет. Зимой Тоня организовала по соседям сбор пуховиков и курточек, когда Максим с младшими мерзли во дворе в осенней и уже прохудившейся одежде.
Тоня подумала, что все это видят, но никто не пытается пресечь… Даже она сама.
Так продолжалось бы и дальше, пока однажды, спустя еще пару лет, Максим не заслонил собой мать. Вероника словно вернулась в свои 25 лет. Не стала выглядеть моложе, но ее взгляд… Будто вернулась та беззаботная девчонка.
Они обе защищали Максима. Неожиданно вернувшая свою прежнюю личность Вероника и подоспевшая Тоня, которая поняла, что годами жила по принципу «моя хата с краю». Зрители во дворе обомлели. Шоу закончилось не так, как они предполагали, не так, как было всегда.
— Отпусти моего сына!
— Не тронь мальчика!
Олег или не Олег, побоявшись последствий, поспешил скрыться, не забыв сказать, что теперь на его благосклонность Вероника может не рассчитывать. Она же могла думать только о сыне.
— Не сильно ушибся? — Тоня его отряхнула.
— Порядок.
— Он мужественный мальчик, — прослезилась Вероника.
В жизни Максима замаячила белая полоса. Казалось бы, что надежды нет, но появился просвет в непроглядной тьме, позволяющий поверить в лучшее. Тоня сказала, что позаботится о них. Пока Вероника под впечатлением от поступка сына, пока еще не исчезла нахлынувшая на нее совесть, надо действовать. Тоня приносила им горячие обеды. Вместе с Никой они, постаравшись, вынесли из квартиры несколько мешком мусора, затем устроили генеральную уборку. Кое-кто и из соседей пожаловал.
— Что ты думаешь насчет кодировки? — участливо спросила Тоня, когда Вероника уложила всех детей спать. Сегодня Максиму, который в этом и не нуждался, прочитали сказку. Он не возмущался и не возражал, не отмахивался, мол, ему уже 13 лет, а тихонько лежал, не веря своему счастью.
— Это же для совсем пьющих…
— Ник, не обессудь, но…
— Я одна из них.
— Ника, мы отвадим всех нахалов, которые сюда приходят. Поменяем детям школу и садик, чтобы их там никто не знал и не дразнил. Тебя пристроим. Но ты сама должна больше не пить и никогда не общаться с людьми из своего прошлого. Я-то верю, что ты хочешь начать заново, но для надежности, для гарантий неплохо было бы попробовать кодировку.
— Если это поможет…
— Неделю перед этим надо выждать.
— Хорошо.
Свое слово Тоня сдержала. Помогала детям обустроиться. Поскольку они педагогически запущенные, то, помимо уроков, им нужны репетиторы и логопеды.
Тоня водила младших на пробное занятие, и тут позвонил Максим.
Белая полоса так и не началась.
К Веронике пришел Олег-не Олег, брякнул бутылками, и она, поморщившись, сказала — «только по чуть-чуть». Это замкнутый круг, который невозможно разорвать. Максим попросил Тоню привести детей обратно, потому что вряд ли они будут посещать какие-то дополнительные занятия. Тоня была в не меньшей степени огорошена, чем мальчик…
Ната ехидно спросила:
— Не прошла твоя волонтерская акция? Тю, тебя же предупреждали, наивная. Это семья такая. Они безнадежны. И детки будут все в мать. Бесполезные. Никчемные. Держись от них подальше, а то сама не заметишь, как и ты с бутылкой окажешься. Затянет тебя в этот омут, что оглянуться не успеешь.
Максим, который хотел встретить младших, поднял с асфальта камень.
Тоня пронзительно закричала, прося остановиться, но Максим сделал то, что и планировал. Ната увернулась, ей не попало, зато попало по внедорожнику, припаркованному на том проклятом месте, где так и не построили парковку.
Мелкое хулиганство… Материальный ущерб… И Ната, и владелец внедорожника написали заявления… Семью Вероники, конечно, поставили на учет. Когда к ним нагрянула первая проверка, то Нике вынесли последнее предупреждение.
Тоня предложила Максиму помощь, но тот ее послал:
— От твоей помощи только хуже все стало! К нам проверки ходят! Это ты спровоцировала Наташу, а я, как ее слова услышал, так планка и упала. Не понимаю, зачем я это сделал… Не подходи к нам. Без тебя было спокойнее.
Зрителей опять собралось немало. Ехидно ухмылялись все. Над Тониной наивностью, в основном. Игорь глянул исподлобья — «я же говорил, что светит ему дурная компания». Быть в эпицентре районных сплетен очень неприятно. И Тоня отстала от семьи Вероники. Она ходила на общие собрания, стояла у подъезда, видя, как Ника волочется по тротуару, и как все реже и реже с ней рядом идет сын. У Максима появились свои интересы. И компания. Великовозрастные парни ждали его у гаражей, а потом они все вместе куда-то уходили. Тоня полагала, что пить. Игорь ерничал — ходят грабить прохожих, иначе откуда у этих пацанов деньги.
И опять угадал.
В 16 Максима отправили в детскую колонию. Его младших — в приют. Говорят, кого-то из них потом пытались усыновить, но Тоня не доверяла слухам. Кто возьмет такой «паровозик»? Вероника никого не навещала. Ни младших в детдоме, ни старшего в колонии. Сказала, что без них в ее жизнь вернулся смысл.
Тоня старела, как и весь дом. Уж прошли те дни, когда во дворе раздавался звонкий детский смех. Дети у всех выросли, а до внуков еще далеко. Неизменным оставалось только то, как Вероника, уже совсем опухшая, плелась по тротуару, пока проводилось собрание.
Парень в черной косухе шел за ней. Тоне показалось, что это Максим приехал. Сколько ему сейчас? Уж под двадцать лет. Возмужал. Кажется, даже прилично одет. Тоня поспешила к подъезду, потом зашла на лестницу, но поняла, что обозналась. Это не Максим. Это другой молодой парень.
-Тогда по рукам? — спросил он у Вероники. Та что-то промычала, — Завтра подпишем, — лукаво подмигнул и пошел.
Вероника выменяла свою трешку в спальнике на двушку в каком-то бараке. Тоня и подумать не могла, что опека ей одобрит такую сделку, хотя Тоня и в юридических тонкостях не разбиралась, и подсчитала, что троим из шестерых детей уже есть 18. Одобрили. Или хитроумный молодчик, что выкупил трешку у потерянной женщины, подсуетился.
— Наконец-то, она переехала! — радовались на собрании, — Просто подарок судьбы. Этого рассадника больше здесь не будет. Надеюсь, в ее квартиру въедут хорошие люди.
Тоня скользнула взглядом по тротуару. И никого там не увидела. Всю свою жизнь Вероника плелась по этой дорожке… И куда пришла?
— Детей жалко, — сказала Тоня.
С ней даже согласились.
К тому бараку Тоня поехала через несколько лет. Не могла она не спросить у Вероники, где ее дети. Конечно, какой теперь в этом смысл, если даже добродушный мальчик Максим превратился в преступника, но хотелось хоть немного пролить свет на их дальнейшую судьбу.
— Верка-то? — здесь ее сократили, как «Верку», — Которую аферисты облапошили на квартиру? Все. Нет ее. Как поняла, на что променяла свои хоромы, так пила, пила и пила. Поздно вы спохватились.
У оградки Тоня очень удивилась, что кто-то позаботился о Веронике. Железная оградка, скамейка и цветы.
— Это я поставил.
— Максим?
Теперь в черной курточке был именно он. Тоня даже сначала не поверила, она-то думала, что он совсем пропащий, а он хорошо выглядит.
— Я теперь тут живу. Деревенским стал. Не ворую, не бойтесь. Я к этому больше не вернусь. Своих все нашел, если вы хотите спросить. Я просто вовремя понял, что все мои шансы скоро закончатся.
