Новый год у нас заведено было встречать у тёти Риты, маминой родной сестры. Считалось, что ей в жизни очень повезло, а моей маме – нет.
Тётя Рита очень удачно вышла замуж: мало того, что её муж был добрым и заботливым, так ещё умел зарабатывать деньги. Жили они в маленьком городке и считались там не последними людьми.
До их населённого пункта ходил автобус с автовокзала нашего города. А на станции нас уже встречал дядя Серёжа и отвозил в их родовое гнездо.
А гнездо, я вам скажу, было всем на зависть. Большой трёхэтажный дом с массивной мебелью, лепниной, резьбой, позолотой и фонтанами во дворе. Я был маленьким, и обстановка дома меньше всего интересовала меня. Я любил находиться в комнате сына тёти Риты и дяди Серёжи.
Матвей был студентом и учился за границей. А в комнате остались его игрушки. Радиоуправляемые машинки, роботы, огромный красный автомобиль, в котором помещались я и пёс Стасик, солдатики, коллекция оружия – не настоящего, разумеется, но визуально очень внушительного. Я заходил в бывшие апартаменты Матвея и забывал обо всём на свете.
В этот раз мама ходила по дому сестры и ахала.
– Ой, новую вазу купили? С Ваньку ростом будет это кашпо, а может и поболее. Часы новоприобретённые? Настоящая бронза и сусаль. О-о-о-о! – стонала мама.
А придя в себя, добавила:
– Слишком вычурно, даже аляповато местами.
Тётя Рита не обиделась:
– Я где-то читала, что тот, кто бедно жил в детстве, потом предпочитает в интерьере помпезность. Фрески на стенах, хрусталь с потолка, барельефы с позолотой… Это всего лишь компенсация за убогость детского существования. Помнишь, у нас с тобой были одни сапоги на выход на двоих? И когда пришла пора свиданий, у нас чуть ли не до драки доходило. А потом ты надела сапоги не в свою очередь и вдруг увидела, что я раньше возвращаюсь домой. И что ты сделала? – тётя Рита счастливо рассмеялась. – Легла на пол и поползла, как будто я могла тебя с улицы увидеть. И носы у единственных красивых сапог стесала.
Мама на тёткины воспоминания не отреагировала.
– Ваня, сынок, иди сюда, – позвала она. – Наслаждайся обстановкой, впитывай в себя красоту, а то, не дай Бог, потом у себя такой Версаль устроишь.
Тётя Рита заливисто смеялась. Она понимала, что сестра немного ей завидует. У мамы не сложилось ни с личной жизнью, ни с материальным достатком. С моим отцом она рассталась вскоре после моего рождения по причине беспробудного пьянства супруга. Выучиться на специалиста не успела, выскочила замуж за самого весёлого парня во дворе.
Тётя Рита жалела сестру и всячески ей помогала. Мы уезжали от родственников с сумками продуктов, деньгами и подарками. Мама считала это унизительным, но делать было нечего, приходилось брать подачки, как она говорила.
Первого января я находил под ёлкой сюрприз и бежал на каток, он находился недалеко от дома маминой сестры.
В тот год мне исполнилось девять лет, и я в первый раз влюбился. Чувство обрушилась на меня в один момент…
И это очень напоминало эпизод из фильма «Покровские ворота», который я посмотрю гораздо позже и поражусь сходству ситуации. Авторы сценария как будто подглядели, как маленький мальчик завороженно смотрит на красивую девочку на коньках, грациозно скользящую по льду, и украли это мгновение, отдав его взрослому персонажу фильма, неунывающему Костику. То, что фильм был создан за восемь лет до моего рождения, меня нисколько не смущало. Это был мой гимн любви, и никто не смел перепевать его на свой лад.
Я смотрел и смотрел на девочку в коричневом пальто и шапочке, выделывающую немыслимые пируэты на льду. Но познакомиться с ней у меня не хватило духа. Коньки мне подарили только в прошлом январе, и хотя я научился довольно неплохо нарезать круги на катке, приблизиться к прекрасной незнакомке я не решился.
Да и мой внешний вид оставлял желать лучшего, хотя раньше я об этом никогда не задумывался. Мама давала мне на каток старые-престарые растянутые вещи – всё равно падать. И я считал такую тактику правильной. Но в тот день я впервые пожалел, что не надел новую куртку, которую нашёл под ёлочкой среди прочих подарков от тёти и дяди, старательно маскировавших себя под щедрого Деда Мороза.
И тогда на катке, глотая холодные кружевные снежинки, так и стремящиеся спикировать мне на губы, я дал себе клятву научиться кататься на коньках, как Алексей Ягудин, вернуться сюда через год и завоевать сердце самой красивой девочки в мире.
Прихлопнутый любовью, ослеплённый перспективой и полный надежд, я вернулся в дом к родственникам. Никто не заметил перемены, произошедшей со мной.
Если бы я знал, что больше мы не будем встречать Новый год в этом городе, я бы побежал обратно на каток в своих растянутых трениках и заштопанной куртке и во что бы то ни стало познакомился с этой девочкой.
Но моё воображение работало в этот момент гораздо сильнее моей интуиции. И я мог только представлять, как я в новой красивой курточке и модных спортивных штанах лихо подкатываю к девочке и небрежно говорю:
– Меня, между прочим, Иваном зовут. Прокатимся?
И мы, взявшись за руки, скользим по льду, смеёмся моим шуткам и… Дальше я не мог придумать, как ни старался.
Следующий год я как проклятый таскался на стадион, уговорив маму записать меня в секцию фигурного катания. Хотя на коньках я держался неплохо, но среди фигуристов, вставших на коньки в три года, я выглядел смешно. Некоторые особо одарённые дети даже получили от меня по шее за насмешки. Правда, потом они втроём втихаря отлупили меня за тренировочным корпусом. После этого мы помирились, и из врагов и насмешников ребята превратились в друзей и наставников.
Хуже было с зеваками, которые приходили поглазеть на тренировки и с азартом комментировали мои неудачи. Но, тем не менее, практика не прошла даром, и своё мастерство я отточил. За всеми тренировками и мечтаниями я не заметил странностей в поведении мамы, а зря.
Накануне Нового года, когда я уже вовсю предвкушал мой феерический выход на лёд в городе тёти Риты, мама, смущаясь, сообщила мне, что в гости в этот раз мы не поедем. Наоборот, к нам придёт дядя Витя, её коллега. Он, дескать, хочет со мной познакомиться. Я заканючил было, что знакомство можно отложить, что я могу сходить к ней на работу и там распрекрасно пообщаться с дядей Витей. А Новый год надо обязательно встречать у тёти Риты. Но мама сделал строгое лицо и заявила, что они с дядей Витей решили пожениться, и это будет их первый Новый год вместе, и они намерены встречать его у нас дома, а не у чужих людей.
Не знаю, что меня больше всего поразило: то, что мама выходит замуж или то, что тётя и дядя, заботившиеся обо мне, как о родном сыне, враз стали ей чужими. Я понял, что уговаривать маму бесполезно, этот неизвестный мне дядя Витя её загипнотизировал. Я замыслил побег.
31 декабря, когда хлопотавшая весь день у плиты мама прилегла отдохнуть с маской из сметаны на лице, я удрал из дома. Оставил маме красивую открытку с пожеланиями счастья и любви и короткую записку о том, что не хочу мешать им с дядей Витей и еду к тётке. То есть уезжаю от мамы в такую важную ночь не потому, что я неблагодарная свинья и думаю только о себе, а оттого, что вырос благородным и деликатным человеком.
В вечернем троллейбусе, приближающем меня к стране счастья, на меня всё время поглядывала нестарая ещё женщина. Народу было совсем мало, и одинокий маленький мальчик в холодном зимнем троллейбусе смотрелся жалко и подозрительно. Наконец, незнакомка не выдержала и подошла ко мне с расспросами. Почему я один, где мои родители и куда я еду так поздно.
Я, будучи мальчиком с хорошим воображением, наплёл слёзную историю про злого отчима, выгнавшего меня из дома, и непутёвую мать, променявшую кровиночку на чужого мужика. Но увидев, что женщина уже готова если не усыновить меня, то сдать в милицию, быстро исправился и сказал правду: еду к любимой тётке в другой город, меня ждут и будут встречать, волноваться не о чем.
Женщина отошла, но до конца поездки посматривала на меня с жалостью и готовностью помочь, если вдруг злой отчим ворвётся в троллейбус.
Несмотря на простоту нравов в 90-е, на автовокзале мне попалась вредная кассирша, которая никак не хотела продать мне билет, а всё требовала показать ей, с кем из взрослых я еду.
Я потолкался на вокзале, нашёл женщину, которой надо было попасть туда же, куда и мне, и жалобно попросил:
– Тётенька, скажите, что я с вами, пожалуйста. Я к родственникам еду, к Тимошенко, знаете их? Их весь город знает, – добавил я с гордостью. – Мама уже там, а я за бабушкой ухаживал, она приболела. Меня там ждут, – я чуть было не перекрестился, увидев в глазах незнакомой женщины недоверие и жалость.
Вечером 31 декабря я уже трясся в рейсовом автобусе. Рядом со мной сидела пухлая добродушная женщина, именно она помогла купить мне билет на автобус. Женщина периодически доставала из большой хозяйственной сумки пирожок и протягивала мне. Я с удовольствием жевал сдобу и выслушивал попутчицу.
– А я буду встречать Новый год с внучкой и с котом Угольком. Мои на заработках, даже на праздник не приедут, говорят, в новогоднюю ночь больше платят. А я считаю, что семья должна быть всегда вместе, а на праздники так вообще обязательно. Жизнь такая короткая, разве можно близкими людьми разбрасываться? Никакие деньги не нужны, если родных рядом нет. Что хорошего, что девчонка своих родителей не видит? Разве подарки их заменят? И никакими деньгами не купишь первый шаг ребёнка, первое слово, первый поход в школу. Не знаю, о чём они думают! – женщина словно повторяла привычный монолог. – Ничто уже не повторится, надо дорожить каждым мигом рядом с родными людьми. Для этого и праздники придуманы! Чтобы рядом, чтобы вместе, насмотреться, наговориться. Жизнь так коротка, – ещё раз повторила она с печалью.
Не того собеседника она нашла, мне в 10 лет жизнь казалась бесконечно длинной и уж точно не стоило её тратить на просиживание с родными, когда вокруг просто ужас сколько всего интересного. Я задремал под причитания спутницы.
Оказалось, что моя попутчица живёт совсем недалеко от тёти Риты. Только дом её в отличие от дома тётки был двухэтажным и принадлежал нескольким жильцам.
– Это у твоей тётушки частное владение, повезло ей, – вздохнула женщина. – Но я тоже не жалуюсь, три комнаты, соседи в подъезде почти непьющие, живи и радуйся.
На улице было уже совсем темно, когда мы попрощались, и я опрометью бросился к дому родственников, предвкушая оханье и аханье, тёплый приём, вкусный стол и утро на катке первого января.
Огромный дом, всегда сверкающий огнями и иллюминацией в новогоднюю ночь, встретил меня безмолвием и тёмными окнами. Я не знал, что и думать. Стоял возле ограды с коньками на шее и чуть не плакал. Холод, ночь, чужой город… Я уже набрался решимости вернуться к тёте Маше, так звали мою новую знакомую, и попроситься на ночлег, как заметил свет от телевизора в темноте дальней комнаты.
Я перелез через забор и забарабанил в дверь, потом дотянулся до звонка, и услышал мелодичную трель и тявканье Стасика.
– Кто там? – минут через пять, которые показались мне вечностью, спросил подозрительный старческий голос.
Слава Богу! Бабушка Зина – мама дяди Серёжи. Она всегда была так добра ко мне, вязала носки, варежки, шарфы, но мне, мальчишке, было с ней скучно и казалось, что и поговорить не о чем. Но сейчас я обрадовался ей как, наверное, ещё никогда не радовался.
– Ой, Ванечка! Голубчик! Что случилось?
– Это у вас что случилось? Где тётя Рита, дядя Серёжа, гости?
Бабушка Зина объяснила, что её «молодые» вместе с сыном Матвеем уехали встречать праздник на заграничный курорт.
– Нас со Стасиком тоже звали, – похвалилась баба Зина. – Но мы уж здесь, по-привычному, где родился там и пригодился. Правда, Стасик?
Стасик скакал возле меня как сумасшедший, всеми силами подтверждая правоту старой хозяйки.
– Баба Зина, – я прижался к старушке, вспоминая слова тёти Маши о родственниках, с которыми не надо разлучаться. Вот сейчас я проникся её речью всей душой.
Я понял теперь обиду мамы, которую не позвали на праздник, и попросил бабушку Зину позвонить ей. Я действительно был неблагодарной свиньёй.
Оказалось, что мама только-только заметила моё отсутствие и нашла записку. Она думала, что я, обидевшись на неё, сижу у себя в комнате и дуюсь. Я отпросился у мамы погостить здесь несколько дней, мы с бабой Зиной выпили компот под бой курантов, поели вкусных салатов, заботливо оставленных тётей Ритой, и я поспешил в кровать, слишком много случилось за день и ещё больше ждало меня в завтрашнем дне.
На каток я при полном параде прибежал в девять утра. Кроме крошечного малыша с красной лопаткой и таким же пожарного цвета шарфом, за который дед водил его по катку, никого не было.
Я уговорил себя погулять немножко, потом попил чаю с бабушкой и опять помчался на каток. Народу прибавилось, но той девочки не было. Вертелись какие-то долговязые девицы с кавалерами, малолетки в куртках, фигуристки в пышных юбочках, но моей девочки не было. Я кружился и кружился по катку до вечера и, обессиленный и расстроенный, поплёлся домой.
На следующий день всё повторилось, девочка на катке не появилась. Третьего января рано утром я упрямо направился к катку. Снова никого.
– Ваня! – я оглянулся и увидел тётю Машу. Она несла корзину в одной руке, а в другой хозяйственную сумку. – Беда у меня, внучка Катя заболела, да так тяжело, что в больницу забрали, – тётя Маша всхлипнула. – И Уголёк захворал, вот в ветеринарку тащу, – тётя Маша потрясла корзиной, и я увидел свернувшегося калачиком безучастного ко всему чёрного кота. Сейчас занесу его к доктору и Катеньку навещу.
– Я вам помогу, – я забрал корзину у тёти Маши. Дорогой я поглаживал Уголька, и в благодарность он лизнул мне руку шершавым языком.
Уголька пришлось оставить на процедуры. Он посмотрел на нас таким взглядом, полным ужаса и тоски, что я поспешил выбежать из здания.
Дальше наш путь лежал к Катеньке, и я представлял маленькую девочку, похожую на тётю Машу, и уже успел полюбить кроху. Не дойдя до больницы шагов пятьдесят, я наступил на тонкий лёд, который под моим весом превратился в глубокую лужу. Изрядно промокнув, я распрощался с тётей Машей и побежал домой. Не хватало ещё мне заболеть.
Ни в этот день, ни на следующий девочку на катке я не встретил.
Скоро за мной приехала весёлая и счастливая мама со своим дядей Витей. Дядя Витя оказался неплохим мужиком, честным, работящим, непьющим. Ко мне он относился по-доброму, и мы даже съездили однажды встречать Новый год за границу. А вот к родственникам больше на этот праздник не попадали – не сложилось.
История с девочкой на катке забылась, я даже стал её стесняться. Действительно, смешно и неловко сбегать из дома в новогоднюю ночь из-за какой-то девчонки.
Я стал саркастичным и немного циничным студентом, получил комнату в общежитии, Новый год давно уже встречал в компании друзей и подружек. На одной из таких вечеринок я познакомился с потрясающе красивой девушкой с необычным именем Рина.
Я сделал всё возможное и невозможное, чтобы понравиться ей. Мы стали встречаться, я узнал, что Рина в детстве жила в том же городке, где и моя тётушка. У нас появилось много новых тем для разговора. Я вспоминал места, где бывал, здания, рассказывал о родных. Упомянул, что любил бывать на катке. Рина оживилась, сказала, что обожала в детстве фигурное катание, зима была её любимым временем года.
Я, с шутками и прибаутками, рассказал Рине историю моей влюблённости и побег из дома. Почему-то перед Риной мне не было ни стыдно, ни неловко.
Я чувствовал, что она меня поймёт. Я рассказывал о своём страхе перед пустым, ослепшим домом, о радости встречи с бабушкой Зиной. Я описывал тётю Машу и Уголька, наш поход в больницу, только о падении в лужу промолчал.
– И больше я ту девочку никогда не видел, – добавил я.
– Ваня, если бы ты не провалился тогда в лужу, ты бы в тот же день познакомился с этой девочкой, а потом забрал её кота из больницы. Ему стало значительно лучше, он просто объелся скотча, – рассмеялась Рина. – Это было его слабостью.
– Откуда ты знаешь про лужу и Уголька? – удивился я. – И что значит, познакомился с девочкой?
– Ваня, это я – та девочка в пальто, я внучка тёти Маши и хозяйка Уголька, это ко мне ты не дошёл 50 шагов. Мне бабушка про тебя всё-всё рассказывала. Как в автобусе ехали, как Уголька тащил, как шёл меня навестить.
– У тёти Маши внучка Катя, – пробормотал я.
– Катерина, Рина, мне так больше нравится, – объяснила девочка из моих снов.
В этот момент моё сердце словно лизнул своим шершавым языком доверчивый кот Уголёк, и я стал маленьким мальчиком, которого все любили и помогали, как могли.
