— Мы подумаем. Дом, конечно, неплохой, но ведь не новострой. Тут еще столько вложить нужно будет… До свидания!
Лариса закрыла калитку за последними, на сегодняшний день, покупателями и прислонилась к ней спиной. Устала… Так накатило, что сил нет даже руку поднять и закрыть верхний засов. Его еще дед делал, чтобы маленькая Лариска не выбегала на улицу без спроса. Мало ли. Дорога рядом, собаки злые у соседа. Ребенка беречь надо.
На нос Ларисе приземлилась снежинка и тут же растаяла, оставив после себя холодок, который тут же исчез. Снег пошел… Вот и зима… Лара зябко повела плечами. Холодно… И не только потому, что на улице мороз. Холодно, потому, что на душе такая вьюга, что впору взвыть от боли и бежать куда глаза глядят так, чтобы зашлось дыхание, стиснуло и выкрутило досуха легкие. Но, разве это поможет? Разве сможет унять хотя бы на минуту этот холод, согреть даже на мгновение?
Лариса оторвалась-таки от калитки, закрыла засов и шагнула к дому по дорожке, которую уже укрывало белым покрывалом снега. Если так пойдет, то к утру придется чистить.
Колючая лапа ели, что росла во дворе, дотянулась до рукава вязаной кофты Лары.
— Ой!
Лариса отвела рукой ветку и замерла. Елочка… Они сажали ее с дедом, когда Ларисе было пять.
— Будете расти вместе. Ты и елочка. Крепкие, красивые, всегда рядышком. Будете напоминать друг другу, что в жизни есть правильное место всему – и работе, когда надо потянуться за солнышком, набраться сил и подрасти, и празднику – когда красивые, нарядные, людей порадуете.
На эту елочку Лара повесила первую свою новогоднюю игрушку, сделанную в садике. Кривую, страшненькую снежинку, но как же ею гордился дед!
— Вот и отхворалась ты! Теперь в рост пойдешь и станешь большой да сильной! А еще – умненькой! Вон, как стихи на празднике читала! Все заслушались!
Лариса тогда радостно прыгала вокруг елочки, даже забывая оглядываться на маму, которая почему-то молчала в этот раз, не ахая испуганно каждый раз, когда Лариса спотыкалась.
Уже забывалась тогда больница и те дни, когда мама плакала тихонько у ее кровати, думая, что Лара спит и не видит. Это потом она расскажет Ларисе, как делали операцию, как врачи молчали, боясь спугнуть удачу, и как радовались потом, пряча счастливые улыбки, когда сердце заработало как надо, давая надежду на то, что маленькая девочка с озорными глазками-вишенками, будет здоровой и счастливой.
Росла Лариса, росла и елочка. Новогодние праздники так и остались для девочки навсегда любимым временем года. От деда они уехали, когда Ларе исполнилось десять. Отца перевели в другой город и Лара горько плакала, гладя иголочки своей елки, которые всегда были для нее не колючими, а ласковыми.
— Не скучай! Я приеду! Обязательно! Всего через полгода. Будет Новый год и мы снова нарядим тебя. Я привезу самые красивые игрушки и мишуру. Ты только дождись меня!
Приехать-то они приехали, но только на праздники. Мама ждала тогда брата и Лариса шептала елочке, стоя во дворе и рискуя получить нагоняй за то, что забыла надеть шапку.
— Представляешь? Настоящий брат! Маленький! Здорово, правда? Мне только страшно немножко. А вдруг мама не будет меня любить так как раньше? Вдруг я стану не нужна? Маленьких же всегда любят больше… Так Ленка сказала. А она точно знает. У нее-то два брата…
Елочка молчала в ответ, но Ларисе почему-то становилось легче.
Насчет брата она ошиблась. Любить меньше Ларису никто не стал. Напротив, появился тот, кто теперь любил ее больше всех. Не к маме, а к Ларисе маленький Денис тянул ручки, когда девочка приходила из школы. К ней он шел за утешением, когда падал или грустил. Лариса оглядывалась на мать, но та только кивала с улыбкой:
— Ты же старшая сестричка, вот он к тебе и идет. Это хорошо, что вы так друг друга любите. Правильно…
Мамы не стало, когда Денису исполнилось пятнадцать. Лариса тогда примчалась из экспедиции, успев в последнюю минуту, и ухватив брата за шею, заставила нагнуться, чтобы заглянуть в глаза. Она всегда была маленькой ростом, а Денис вымахал почти под два метра и на сестрицу поглядывал снисходительно сверху вниз.
— Я с тобой! Слышишь? Мы вместе! Динь, мне так же больно, до жути, до истерики, но ты глянь на папу. Если мы сейчас поплывем с тобой, то кто его удержит? Потом плакать будем, а сейчас – держись! Ради него и ради меня… Пожалуйста…
Они справились. Чего это стоило, Лара вспоминать не любила. Ей пришлось бросить работу на время, потому, что отец стал похож на тень, которая только и искала темный угол, где можно было спрятаться. Лариса готовила, убирала, стирала, провожала и встречала брата и отца, но не могла понять, как им помочь. Денис замкнулся в себе, лишь изредка давая понять сестре, как тяжело у него на душе, а отец и вовсе не хотел с ней разговаривать, боясь причинить дочери еще большую боль своими жалобами.
Первые новогодние праздники без мамы они хотели было встретить дома, но Лара вдруг закатила истерику, умоляя поехать к деду. Ей казалось, что там, в его доме, ей станет легче.
Чувство это оказалось обманчивым. Боль никуда не ушла, но чуть отпустила, давая дышать, а это уже было хорошо. Они с Денисом наряжали во дворе елку. Вешая на верхние ветки, куда Лара не дотягивалась, стеклянные шарики, Денис чуть слышно буркнул:
— Ларка, я влюбился…
Лариса решила было, что ей послышалось. Но, боясь спугнуть, она только серьезно кивнула:
— Хорошо!
— Что хорошего? Она на меня даже не смотрит!
— Это дело поправимое. Посмотреть – заставить можно, а вот дальше – как получится.
Денис замер с протянутой к макушке елочки звездой для верхушки:
— Ты мне поможешь?
За улыбку, бледную, так непохожую на обычную, но хотя бы появившуюся наконец, Лариса готова была не только сплясать «барыню» перед зазнобой брата, но и прыгать от счастья выше своей елочки.
С Олей она познакомилась почти сразу, как только они вернулись домой. Сказать, что девушка ей не понравилась, означало бы не сказать ничего. Слушая, как та рассуждает о влиянии правильно выбранного наряда на отдельно взятую мужскую особь, Лариса понимала, что выбор брата не просто ее смущает, но возражать ему она не станет. Зачем? Чтобы испортить отношения в такой момент? Все равно он сейчас слушать ее не станет. Гормоны, чтоб их… Пусть сам разбирается. Не маленький. А ее дело сторона. Наблюдать, чтобы ничего не случилось.
Эта политика в итоге чуть не обошлась ей слишком дорого. Первые звоночки, когда Денис приходил домой не совсем трезвым, Лара пропустила, потому, что отец наконец немного пришел в себя и она вернулась-таки на работу. Две экспедиции подряд, наброски к диссертации, внезапно образовавшаяся собственная «личная жизнь», помешали ей увидеть то, что чуть не стоило Денису больших неприятностей.
— О, сестрен! А ты чего тут?
Лариса в ужасе смотрела на брата, который, чуть пошатываясь прошел мимо нее в квартиру, и привалившись к стенке, потянулся рукой к щеке сестры.
— Я соскучился!
Откуда у нее взялись силы в таком объеме, Лариса потом так и не смогла сообразить. Подпрыгнув, она как бульдог вцепилась в ухо брата и поволокла его в ванную, приговаривая:
— А уж как я скучала! Ты даже не представляешь! Ну, ничего! Сейчас я тебе покажу всю степень моей печали!
Засунув голову братца под кран с холодной водой, Лара даже не сообразила, что можно включить душ. Она орала. Орала так, что наверху, у соседки, тети Поли, что-то упало на пол и разбилось, а ее собака взвыла не своим голосом, явно испугавшись внезапно появившегося рядом громогласного чудовища.
— Я тебе устрою! Я тебе покажу! Ты думаешь, что если мамы нет, то я с тобой не справлюсь? Ладно, отец, о нем ты не волнуешься, а я? У тебя совесть есть? Или ты ее пропил? Что ты творишь, Денис?! Это любовь? Любовь, я тебя спрашиваю?! Делать из тебя не мужика, а непонятно что? Кто ты, что ты? Пустое место для нее! Поиграет и выбросит как щенка на помойку! Потому, что с такими мальчиками будущего не строят. С ними развлекаются, а потом уходят к серьезным умным дядькам. Желательно с деньгами. Понял?!
— Она не такая! – Денис не пытался даже освободиться из рук сестры. Он стоял, покорно нагнувшись над раковиной, и ловя языком холодные капли, стекавшие с мокрых волос.
— А какая? Расскажи мне. Какая? Хорошая? Любит тебя? Жалеет? Бережет? Расскажи мне!
Брат молчал, и Лариса повернула кран, выключая воду, а потом накинула ему на голову полотенце.
— Иди. Выспишься – поговорим.
Разговор у них так и не состоялся. Утром Лариса брата не застала. Он ушел рано, пока она еще спала, а вечером, вернувшись домой, молча обнял ее, поцеловал в макушку и ушел к себе, покачав головой на вопросительный взгляд сестры. Лариса решила не настаивать и подождать. Переходный период длился больше трех месяцев, но Денис справился. А когда он, усевшись возле Лары на полу, где та разбирала отчет, который готовила по последней экспедиции, сказал:
— В археологи не пойду! Хватит с нас одного продолжателя династии! – Лариса вскинула на него глаза и кивнула, соглашаясь, и готовясь выслушать все, что скажет ее младший братец.
План был прост и незатейлив. Денис хотел стать поваром. И не просто поваром, а шефом большого ресторана.
— Чтобы кухня как аэродром и люди, которые придут попробовать именно то, что я приготовлю. Знаешь, как на премьеру в театр!
Не сказать, что Лариса удивилась. Денис всегда любил готовить, с самого маленького возраста крутясь на кухне рядом с мамой и выпрашивая у нее то кусочек теста, то венчик, чтобы смешать простенький омлет поначалу, а позже какой-нибудь хитрый крем для торта.
Мечту брата они реализовывали все вместе. И Ларин муж, Алексей, с которым они расписались через год знакомства, сыграл не последнюю роль, познакомив Дениса со своими друзьями-рестораторами. Путь был сложным, но Денис, забыв обо всем, кроме своей цели, шел по нему, не отказываясь ни от какой работы.
В первом ресторане, где Денис стал шефом, не было кухни как аэродром. Она была небольшой, но так и осталась потом для него самой любимой. Где бы Денис не работал после, всегда вспоминалась именно эта кухня, донельзя запущенная после прежних владельцев, отмытая и приведенная в порядок с таким трудом…
Лариса моталась по экспедициям, писала диссертацию, а в перерывах бегала по врачам. Ребенок у них с Алексеем никак не получался. Две потери подряд, разбитые в дребезги надежды и безжалостный приговор – детей у нее не будет.
Она тогда бросила все. Выключила телефон, написала записку мужу и уехала к деду. Сидя под своей елочкой, которая давно уже не была деревцем, а стала деревом, выла так, что соседские собаки решили, что у них появился конкурент и смолкли, как только поняли, что новенький не реагирует ни на возмущенный лай, ни на подвывания с их стороны.
— Плачь, девонька, плачь! Может, хоть этим сердце твое успокоится. – Петр Михайлович, дед Ларисы, покряхтывая, усаживался на лавочку у крыльца. – Только я тебе так скажу! Не бывает ничего в этом мире просто так. На все есть причина.
— Какая причина, дед? Какая может быть причина на то, чтобы молодой, здоровой женщине не стать матерью, а? В чем я так провинилась перед этим миром, что меня лишили этого? Разве я плохой человек? Разве сделала что-то дурное?
Петр Михайлович смотрел на свою внучку, и сердце сжималось. За что, и правда, его дитю такое испытание? Разве мало вынесла она? Разве не помнил он, как невестка, отвезла Ларису в больницу, а потом вернулась за какими-то документами, и он испугался, увидев белое ее, как мел, лицо.
— Не знаю, как будет, папа. Молитесь, если умеете. Вы же точно должны знать — как! Вы же историк! Нас этому не учили…
И он тогда открыл, чуть ли не впервые, родовое Евангелие, которое передавалось в их семье от отца к сыну. И нашел ту молитву, что называют еще «Господней». И пока шла операция, читал ее снова и снова, все громче и громче прося у неба здоровья своей девочке.
И вот сейчас эта девочка сидит под елкой, которую они посадили вместе, как только Лару выписали из больницы, и плачет так горько, что начинает болеть сердце. Как помочь ей, что сказать? Разве есть такие слова, которые вернут надежду? Разве можно произнести их с такой уверенностью, чтобы Лара поняла – не бывает так, чтобы все плохо. Должно же быть когда-то и хорошо… И будет. Только ей сейчас этого не объяснить…
Алексей приехал под вечер, не выдержав больше, хоть и понимал, что жене нужно побыть одной. Она просила об этом в своей записке, но разве мог он оставить ее в одиночестве так надолго?
Елочка словно съежилась, притихнув и слушая, как двое людей выясняют отношения, то крича друг на друга, то плача, обнимаясь. И, когда во дворе настала тишина, а люди эти уехали, хорошо знакомые мозолистые руки с узловатыми, чуткими пальцами, прошлись по веткам, успокаивая:
— Что, милая, испугалась? Не надо! Все будет хорошо! Понять друг друга всегда сложно, особенно, если есть беда, которая может или разделить навсегда, или спаять так, что ничего уже не разлучит. Давай будем надеяться, что детям нашим второй вариант уготован…
Эти же мозолистые руки еще успели пробежаться пальцами по кудряшкам маленького мальчика, который появился во дворе почти три года спустя. Был ли это ответ на молитвы Петра Михайловича или природа решила пощадить-таки Ларису, но сын у нее появился вопреки всем прогнозам врачей. Не веря своему счастью, она часами могла сидеть у кроватки маленького Ванечки, слушая его дыхание и твердя про себя только одно слово: «Спасибо!». Кому она его адресовала, Лариса и сама не знала. Просто чувствовала, что сказать его надо, а зачем-почему – это уже не столь важно.
Дочка Дениса родилась через полгода после появления на свет двоюродного брата.
— Машка! Будет Машка! – Денис сходил с ума от счастья под роддомом, пытаясь разглядеть личико дочери, которую жена показывала ему в окно.
— Не слишком ли сиропно, а, Денис? Ванечка, Машенька…
— Так и дед у нас Петр. Все как надо, Ларка! Свете тоже нравится.
«А мне нравится твоя Света!» — хотелось сказать Ларе, но она промолчала на этот раз. Брат и так знает, как она относится к его жене. Знает, как долго Лариса присматривалась к ней, пытаясь понять, есть ли там хоть что-то «оленькиного». И только поняв, что нет ничего совершенно, успокоилась и приняла новый выбор Дениса. С невесткой у нее отношения сложились не сразу, но они и не спешили, пытаясь разобрать, что за «подарочек» достался им в лице друг друга.
Разобравшись же, что к чему, спаялись, сплелись так, что даже Алексей с Денисом порой посмеивались:
— Нашли друг друга. А говорят еще, что «родственные души» это вымысел.
Только Свете Лариса могла доверить сына. Отец к тому времени уже женился и уехал в какую-то деревню с новой женой, но они с Денисом не возражали. Глядя, как он поднял, наконец, поседевшую голову, были только благодарны его Валентине за заботу. Женщиной она оказалась простой, совершенно непохожей на их тонкую, начитанную маму, но это оказалось и к лучшему. Валя была земной и очень теплой. Набивая сумки соленьями-вареньями, которые крутились ею в промышленных масштабах, она приговаривала:
— На здоровье! А вот тут деткам малинка. Рано еще, конечно, но ничего, ты сама Лара, поешь и Светланка чаек попьет, а потом покормите своих-то. Вот и будет им подарок от меня, пока ложку держать не научатся. А потом уж сами будут варенье лопать. Я еще два куста малины посадила и смородинку. Будет, чем лакомиться.
Лариса, помня советы педиатра, вареньем старалась не злоупотреблять, но иногда все-таки себе позволяла, пока кормила сына. И, удивительное дело, ни разу ни у Вани, ни у Маши не появилось ни сыпи, ни покраснения, ничего подобного.
— Это потому, что у меня ягодка правильная. Я же с ней с каждой переговорю, пока не сорву и в банку не засуну. – Валентина улыбалась и доставала очередной «гостинчик».
Все налаживалось, и Лариса выдохнула было, наслаждаясь тем, что имела, но тут резко сдал дед.
— Что ты? Бросить меня решил? Совести нет у тебя? Я только-только выдохнуть придумала и на тебе! – Лариса кутала Петра Михайловича в бабушкин старый платок, потому, что теперь деду всегда было холодно.
— Пора мне, Ларочка. Сколько еще небо-то коптить буду? Меня уж заждались там.
— А тут?
— А тут у вас все хорошо. Здоровы вы, счастливы… Я же вижу! Дел вон невпроворот. Только успевай поворачиваться! А мое время вышло. Не грусти, не надо. Проводи меня с радостью.
— Чему же радоваться, дед? С ума сошел?
— Как чему? А разве я плохо пожил? Сына поднял, вас с Денисом. Дом вот построил. Елку посадил! Все успел! Все сделал. Главное же, что для человека?
— Что, дед?
— Жизнь дать своему продолжению и сберечь ее! Если с этим сладил, то и душа на месте будет, когда время ее придет. И это не только мужчин касается, но и женщин тоже. Вот, я на тебя смотрю и радуюсь. Сильная ты, любить умеешь, значит, правильно я тебя воспитывал. Значит и сына своего ты тому же научишь, а он своих детей. Вот и все, что мне для души надо, Ларочка. Знать, что я не зря пожил и все правильно сделал. Понимаешь?
Лариса кусала губы, чтобы не разреветься и обнимала деда покрепче.
Петр Михайлович ушел тихо, во сне. Лариса закрутилась с хлопотами, не забывая позванивать Светлане, которая осталась дома присматривать за детьми. Денис, который из-за непогоды застрял в другом городе, где проводил какой-то мастер-класс, оборвал телефоны, пока Лариса не отругала его, чтобы успокоился.
— Все сделаем как надо! А ты сиди и жди, пока сможешь улететь. Главное, чтобы с тобой все хорошо было. Дед бы так и сказал.
Полгода спустя встал вопрос о том, что делать с домом и все растерялись. Отец заканчивал стройку в деревне и уезжать оттуда, бросая хозяйство, совершенно не хотел. Лариса жить в поселке, из которого добираться до города нужно было больше часа, не рассчитывала, ведь вот-вот и Ваню нужно будет отдавать в детский сад, а после в школу. Денис тоже не видел необходимости переезжать из недавно купленной квартиры.
— Продавать? – Лариса чуть не плакала.
Придут чужие люди, снесут дом, срубят ее елочку… Но, что ей делать? Разве Ванечке лучше будет жить здесь, без компании, ведь детей его возраста нет не только на дедовой улице, но и на соседней? Поселок, конечно большой, есть школа, детский садик и даже небольшая больница, да и город не так далеко, но, чтобы жить в дедовом доме, его нужно привести в порядок. А еще лучше – ставить новый, благо, что участок большой, а дед незадолго до ухода раскупорил свою «кубышку» и купил соседний. Зачем, Лариса не поняла, но решила, что земля лишней никогда не бывает и помогла ему тогда оформить все документы.
Решение так и не было окончательным, просто все согласились, что продажа – это единственный вариант, который остается. Лариса показывала дом покупателям, а сама чуть не плакала. Тяжело отдать кому-то то, что всю жизнь считала своим. То, что было родным и близким. Ей казалось, что она продает вовсе не дом, а все, что было в нем. Всю их жизнь. И хорошее, и плохое…
И сейчас, отцепляя иголочки своей елки от рукава, она вдруг поняла, что – хватит! Ничего она продавать не будет! Надо только как-то решить этот вопрос с Денисом. Его долю сразу она выкупить не сможет, но хотя бы частями рассчитается со временем. Или кредит возьмет. На ремонт у них с Алексеем денег хватит. А городскую квартиру можно будет сдать.
Мысли завертелись хороводом, но Лариса была этому даже рада. Это было уже не тоскливое хождение по кругу, а что-то похожее на хоровод вокруг новогодней елочки, который они, дурачась, водили с дедом и родителями, когда Денис был маленьким.
Машина, остановившаяся у ворот, заставила, поднявшуюся было на крыльцо Ларису, обернуться.
— Ларка! Открывай ворота! Мы приехали! Свет, подожди выходить, холодно!
Лариса распахнула калитку и уткнулась носом прямо в кривого, но забавного оленя на свитере Дениса. Это был ее подарок на прошлое Рождество. Они хохотали, разглядывая странно покосившегося на одну сторону непонятного зверя, который по идее Ларисы, должен был бы быть оленем, но похожим получился на кого угодно, только не на него, родимого.
— Денис!
— Привет!
— Почему на ночь глядя? Такая дорога плохая!
— А машина — хорошая! И я ничего себе водитель! Чего ты панику подняла? Мы не просто так приехали.
— А почему?
— Мы будем здесь жить!
— Что?! – Лариса отпрянула от брата, поскользнулась и чуть не упала.
— Что-то ты, матушка, на ногах не стоишь! До дедовой самогонки добралась? – Денис увернулся от кулачков сестры и сграбастал ее в охапку. – Новости у меня! Новости! Пойдем, все расскажу, а то девчонки замерзнут.
Лариса суетилась, разливая по чашкам чай и слушая брата, а сама ловила себя на том, что впервые за последнее время, ей стало так легко и хорошо, что хотелось обнять всех разом и завизжать от счастья.
— Вот! И они решили строить этот самый загородный клуб тут, рядом. Участок что надо, а места здесь такие, что куда там той Европе! Ларка, я проект видел! Там кухня – не один, а целых два аэродрома! И все это мое! Мечты сбываются!
Лариса кивнула, а про себя почему-то подумала, что дед был умнее их всех вместе взятых. И участок, где скоро вырастет дом Дениса, купленный им перед уходом, оказался как нельзя кстати.
— Ты же скоро опять начнешь по экспедициям мотаться, а Ваню куда? – Света перехватила поудобнее уснувшую Машу и улыбнулась. – А так все вместе, все рядом. Потом решим, куда в школу отдавать, пока еще рано об этом. Им и так компании достаточно будет, а садик здесь ничуть не хуже, чем в городе. Я узнавала.
Уложив детей, они еще долго сидели на кухне, строя планы и раздумывая, как сделать так, чтобы удобно и хорошо было всем. А потом Лариса вышла во двор, чтобы проверить еще раз калитку, подошла к своей елочке и, и пригладив колючие ветки ладонью, сказала:
— Что, милая? Испугалась? Не надо! Теперь все будет хорошо! Я тебе обещаю!
