По тому, что никто его не встречает, Глеб уже все понял. На всякий случай он еще раз осмотрелся – не мелькнет ли знакомая рыжая коса, синие омуты под взмахом темных ресниц, которые всегда завораживали его своей неестественной аквамариновой прозрачностью. Нет, не приехала Галя его встречать. Да он и не ждал – последний год письма от нее приходили редко, скудное перечисление фактов, словно биография в резюме.
С моста открывался город, подсвеченный мягким светом фонарей и неоновой дымкой от вывесок. Моросил мелкий дождь, почти что туман, и изо рта Глеба вырывалось легкое облачко пара. Он с жадностью вдыхал этот пропахший бензином воздух, всматривался в зашторенные окна. Где-то там, за таким же вот желтым окном сидит Галя, а рядом с ней Семен, ее сын, а еще… Кто еще, Глеб пока не знал, но догадывался, что кто-то там есть. И он не винил ее – кто захочет ждать из тюрьмы убийцу.
Вообще-то, это был несчастный случай, дорожно-транспортное происшествие, но факт оставался фактом – машина Глеба насмерть сбила старичка семидесяти трех лет. Поэтому Галя, хоть и обещала дождаться его, вполне могла рассудить, что быть, пусть и гражданской, но женой убийцы, не самая привлекательная перспектива.
Он поймал такси, кинул сумку в багажник, уставился взглядом в мутное окно. Назвал адрес Гали, который на протяжении семи лет был и его адресом тоже. В груди что-то трепыхалось, просилось на волю, хотя, казалось, вот она воля – чего еще нужно.
У подъезда он остановился, задрал голову и попытался рассмотреть, что там в окне шестого этажа. На кухне горел свет, в комнате Семена тоже. Глеб вздохнул, приподнял воротник, пряча в нем небритые щеки, и набрал две цифры на домофоне — 93. Голос Гали он узнал сразу.
— Это я… Глеб.
Галя ничего не ответила, но дверь запиликала, приглашая войти. На этаж он поднимался пешком, чтобы хоть как-то унять волнение, но с непривычки только дыхание сбилось.
Она стояла на пороге, строгая и виноватая одновременно. Глеб старался не смотреть в ее глаза, чтобы не было соблазна вновь в них утонуть.
— Приехал-таки, – вздохнула она. – Проходи…
Она грубовато обняла его, быстро отстранив от себя, так что Глеб только и успел разок вдохнуть знакомый запах, шагнула назад, пропуская его в коридор. Там было сумрачно, у стены стоял велосипед, под ногами мешались кроссовки.
— Семен! – крикнула Галя. – Глеб приехал.
Она юркнула на кухню, в которой что-то приятно скворчало на сковородке, а из комнаты вышел Семен – высоченный, с непривычной кудрявой бородкой и выбритыми на висках волосами по последней моде. Семен улыбался и уже разводил руки для объятий. Он не отстранился, как его мать, держал отчима крепко.
— Я хотел тебя встретить, но она… – он беспомощной кивнул в сторону кухни. – Ну, ты же ее знаешь.
Глеб улыбнулся – конечно, он ее знал.
— Ничего, – сказал он. – Я на такси.
Они прошли на кухню, где на столе уже громоздились пузатые салатники, белели праздничные тарелки, теснясь рядом с привычными сахарницей и солонкой. Он видел, что Галя нервничает, замечал это по тому, как натянута ее спина, как белеют костяшки пальцев. Она в основном молчала, а Семен, наоборот, говорил, не переставая: рассказывал про учебу, про летнюю поездку в Монголию, про друга Сашку, который уехал в Израиль… Галя ничего не рассказывала, но Глеб видел, как она перебирает слова, словно камешки, примеряет их, подстраивает друг к другу, не знает, как лучше ему сказать, что у нее появился другой.
— Глеб, – наконец решилась она. – Я хотела сказать… Про машину. Ты же знаешь, я не умею водить, а на работу ездить надо было… Я ее в аренду прорабу нашему дала, ты не против? Он и возит меня туда и обратно, и на бензин тратить не надо. Да я писала тебе, помнишь?
Она и правда писала что-то про машину, но тогда Глеб не придал этому значение. Вот оно как, получается. Прораб. Ну что же – наверное, хороший человек.
— А что же Семен? – Глеб вопросительно посмотрел на парня. – Разве он не водит?
И тут же пожалел о своих словах. Пасынок побледнел, стиснул вилку так, что она погнулась.
— Тебе спасибо надо сказать, – резко бросила Галя. – Как он права хотел получить! Да и ездить ты его сам научил, так ведь нет, уперся и ни в какую. Напугал ты его, я ж к психологу его водила, он тебе не говорил?
Глеб бросил обеспокоенный взгляд на мальчика. Тот не поднимал глаз от тарелки.
— Депрессия, видите ли, у него была! Мне как будто заняться больше нечем! – продолжала распаляться Галина. – Я ведь говорила тебе – не бери его с собой! Но кто меня в этом доме будет слушать! Ты всем жизни поломал: и себе, и мне, и Семену…
— Мама! – резко выкрикнул Семен, подскакивая со стула. – Да ты же ничего…
Глеб положил ему руку на плечо и сказал тихо.
— Все хорошо, сынок, не надо. Все хорошо. Не сердись на маму, она просто переживает из-за тебя.
Семен обмяк, опустился на место.
— Не будем прошлое ворошить, – предложил Глеб. – Машина мне пока не нужна, пусть будет как будет. Я с сестрой договорился, жить у нее буду, а там остановка близко.
Спина Галины вмиг расслабилась, подобрела.
— Прости меня, Семушка, я не хотела. Это нервы все. А за машину ты, Глеб, не переживай, Андрей за ней хорошо ухаживает.
Глеб не удержался, глянул на пасынка и, встретившись с ним глазами, удостоверился – все правильно он понял, этот прораб его место и занял. Ну, такие красивые бабы как Галя редко надолго одни остаются.
— Спасибо, что накормила, рад был повидаться. Я пойду.
— Да куда ты в ночь! – всполошилась Галя. – Переночуй у нас, Семен раскладушку от соседей принес, вон, у него в комнате стоит.
— Хорошая раскладушка, – поспешил заверить его пасынок. – Или, хочешь, спи на моей кровати, а я на раскладушке.
Глеб поймал на себе его умоляющий взгляд и сдался.
— А что – раскладушка это очень даже неплохо. Пошли, покажешь мне фотографии…
Они проговорили полночи, так ни разу и не подняв главные темы. Говорить про Галю с пасынком не хотелось – негоже сыну мать осуждать, и когда тот пытался было вставить свой комментарий, Глеб его останавливал – не надо этого. Не говорили они и про психолога, хотя это беспокоило Глеба – плохо, что его не было рядом, он нашел бы подходящие слова, чтобы объяснить Семену, что все это трагическая случайность и виноватых здесь нет.
Утром осиротевшая без Гали квартира казалась пустой и безликой, только легкий запах ее духов в коридоре утешал тоскующее сердце Глеба. Он представил, как она надевала пальто, как поправляла у зеркала выбившуюся прядь волос, как взяла в руки маленький желтый флакон и брызнула за ухом, потом на запястье, где у нее билась тонкая синяя жилка.
— Ты звони, если что, – сказал он Семену, влезая в свои новые ботинки, присланные сестрой. – Или приезжай – тут не очень далеко.
Семен кивнул, шмыгнул носом.
— Пап, – сказал он. – А если бы мы ей рассказали… Если бы она знала, может, тогда…
Глеб протянул руку, похлопал мальчика по плечу.
— Мы же с тобой обо всем договорились – маму нужно беречь, у нее сердце больное. Если бы она узнала, что за рулем был ты… Нет, Семен, так бы только хуже было. Она бы меня никогда за это не простила, понимаешь? Никогда.
— Так какая разница, если она с этим, – с затаенной горечью выплюнул Семен.
Глеб улыбнулся.
— Жизнь длинная, сынок, все еще иначе может повернуться. Ты не переживай, мы с твоей мамой сами разберемся. И давай уже, хватит думать об этом – что было, то прошло.
Он притянул к себе Семена, крепко обнял его.
— Бывай. И береги маму.
Его шаги гулким эхом разносились по подъезду, сумка при каждом шаге качалась, ударяя по бедру. Глеб глянул на часы – девять утра, день только начался. В груди ухало и болело, в районе желудка свился тугой комок. Эх, Галя, аквамариновы твои глаза. Получится ли вернуть твою любовь? На какой-то миг мелькнула шальная мысль – а что, если рассказать ей правду, тогда из чувства долга, что он взял на себя вину, она останется с ним. Но Глеб быстро прогнал эту секундную слабость, поднял воротник и прибавил шаг. Счастье в этом омуте может быть только по любви, а из чувства долга – это верная мерть.
