-Татьяна Петровна, я отказ пришла делать
-Какой ещё отказ? Как это отказ?
-А так…
-Я ребёнка вернуть хочу
Татьяна Петровна немного опешила, а потом решительно заявила.
-Ну уж нет, я предупреждала тебя Ксения.Если берёшь, то насовсем, навсегда так сказать, берите и любите, хольте и лелейте дитятку.
— Молодая была, глупая, не слушала материнских советов, вот мне и аукнулась. Всё не могу, сил никаких нет моих человеческих.- Ксения заплакала, не справляюсь я, переоценила свои силы.
-А я тебе говорила, я говорила Ксения. Гены, они такие, их пальцем не раздавишь, так ты же умная самая, вперёд паровоза бежишь, никого не слушаешь! Ведь и мать тебе твоя говорила! Ведь говорила? Я сама лично при этом разговоре присутствовала, ты бежала глаза выпучив.
-Ну впредь умнее буду, хотя долго не захочется мамкой приёмной быть. Уж как нибудь так обойдусь. Уж одна проживу, жизни порадуюсь.
-Ишь ты какая, — говорит Татьяна Петровна.
-Ага, материнские инстинкты не проснулись.
-Тьфу на тебя.
-Да и на вас, тем же концом по тому же месту, у вас -то их в переизбытке я погляжу, вот и нянчите сами…
— Я своё отнянчила, хватит. Я тебе Ксенька говорила, что гены у него плохие, что отец покойничек, что дед, что прадед, все с бусарью были, вот и Ванька такой же.
-Вот и забирайте назад, устала сил нет.
-Ну уж нет, по документам он теперича твой, что ни на есть родной.
— Фигушки, я уже в сельсовет сбегала, заявление на отказ написала.
-На какой такой отказ? Не бывает так!
-Да на такой, на расторжение всех договорённостей. Забирайте себе и мучайтесь сами, со своим ребёночком.
-А я тебе Ксенька говорила, говорила я тебе не тронь дитя, отзынь. Не послушала меня! Он же дитё, неразумное! Сейчас ножками топает хочу- хочу, а переключишь внимание и другое хочет.
-Ага, не послушала, ой не послушала, вот теперь навёрстываю. В общем вон там ваше счастье, в тенёчке спит.
Под большим кустом сирени спал безмятежно, в тележке, в которой картошку и овощи осенью с огорода возит, предмет спора двух женщин, молодой и в возрасте.
Свернувшись калачиком, положив одну руку под голову, другую зажав промеж колен, сладко посапывал Ванюшка, отрок, тридцати с половиной лет, мамушкой, Татьяной Петровной залюбленный до изнеможения, последушек, Ванечка, детинушка, надежда и опора.
Заманила злая, востроглазая Ксенька детинушку в сети свои колдовские, зачаровала улыбкой своей, да голосом ласковым. А теперь назад вернуть хочет, и всего- то годик с дитём помучилось, а она Татьяна Петровна, двадцать девять лет детинушку холила и лелеяла.
-Сил нет, понимаете? За год из третьего места гонят! Его уже и скотником, и пастухом нигде не возьмут, а ведь он высшее образование зачем-то получал, вы видимо заставили, чтобы самолюбие своё потешить.
-С чего бы это? Да, я контролировала, вот будут свои дети, я посмотрю на тебя.
-Дети -то может и будут, да вы только не увидите!
-Это как Ксенька? Это что же? Ты мне с родными внуками видеться запретишь?
-Да они не будут вашими внуками, Татьяна Петровна, разводимся мы с Ванькою, сил моих терпеть нет пьянство его беспробудное, и лодырничество. Забирайте к чёртовой матери своего ненаглядного сыночка!
— Постой, — Татьяна Петровна вышла за калитку, посмотрела в ту сторону где сопит её счастье, — постой, Ксень, ты что? Ты серьёзно?
— Серьёзнее некуда.
-Погоди, Ксень, а ну зайди в дом.
-Не пойду я никуда.
-Иди сказала, -свекровь грозно глянула на Ксению, та помялась у калитки.
-А этого, — кивнула в сторону сладко посапывающего законного пока ещё мужа.
-Ничего с ним не случиться, пусть спит. Или боишься что украдут?
-Нет, чего мне бояться-то, — дёрнула плечом.
-Ну вот и идём.
Зашли в дом, что не говори, а любила всей душой Ксения бывать у свекрови словно у родной бабушки, мама -то у Ксении молодая, Ксюша старшая из детей, ещё брат и сестра, маленькие есть, а Ваньки, все старшие, одна из сестёр, мамы Ксенькиной подружка.
Хороший он Ванька, хорроший, и любит его Ксенька, но дурак. Пьяница, фантазёр и лодырь.
Не может Ксенька с таким жить, ведь не семьи не построить, ни детей не родить с таким.
Клялся, божился, что пить бросит, за ум возьмётся, он же на агронома выучился, Вагька -то, с красным дипломом окончил,обещал новый сорт гладиолусов вывести и Ксенькиным именем назвать, мичуринец чертов.
Гонят отовсюду, за пьянство его…Привык чуть что, мама заступится мама, разберётся.
Какие обещания давал, какие планы строил, а выпорхнул из-под мамкиного крыла и пошёл чудить.
Всё, хватит, она Ксения молодая, найдёт ещё счастье своё. Да, любит, да готова ради него на всё была, а теперь всё, надоело, вовремя опомнилась, хорошо что детей не нарожала.
-Садись чайку попьём.
Ксения к столу присела, а сама в окошко так и пялится, не случилось бы чего, с Ванькой -то.
-Это ты что, Ксюша, через всю улицу его в тележке волокла?
-Да!
-Тяжёлый ведь?
-Тяжёлый!
-Видно правду люди говорят, что своя ноша не тянет.
Вспыхнула Ксенька, что маков цвет.
-Не нужен он мне, забирайте!
-Нашла кого? Получше Ваньки-то?
-Никого не нашла, что вы такое городите?
-Ну а что тогда так быстро сдаёшься? Я за его отца знаешь как воевала, уууу. У Райки Оборкиной окна била, волосы на голове драла, а он подлюга наблюдал это всё со стороны и гордился, мол бабы за меня дерутся.
А потом плюнула, веши собрала его, аккуратненько, ничего не забыла, всё до чисточки подгребла, даже камень, которым он ножи точит, и то, в газетку завернула и положила, ложку его, кружку, всё- всё, чтобы не напоминала ничего, закрылась с девчонками дома и сижу.
У меня тогда Оля и Валя были, ещё Татьяны с Ванюшкой не было.
От пришёл, мык- пермык, а я не открываю.
— Вещи говорю все собраны, а буянить начнёшь, милиционер предупреждён, так и поедешь на пятнадцать суток, а он же коммунист был, как же…
На лавке спать лёг, у дома.
Неделю в бане жил, на коленках прощения просил.
-Простили?
-Ну…Татьяной была тяжёлая, а опосля и ванька родился. По бабам больше не шастал, ну может так, что яне знала, но в открытую, нет. а вот пить, скотиняка, пил. Но знаешь, выпьет и крадётся, чтобы лечь на веранде.
Эти укрывают его, чтобы значит, не замёрз, папка.
Вот так и жила Ксюша, доченька, весело. Думала из Вани человек получится, ты уж меня извини…
-Да вы-то при чём…Вы меня тоже простите, наговорила лишнего.
-Что делать -то будем, Ксюша? Спасть Ваньку надо.
-Надо, я знаю…мама.
-Да ты моя хорошая, — всплеснула руками свекровь да ты ж моя доченька.
Это она так отреагировала, что Ксенька её мамой назвала.
А в это время, со двора, раздались звуки гармони и кто-то запел хриплым, будто не выспавшимся голосом
-Фантазёёёр, ты меня называлааааа
Фантазёр, а мы с тобою не параааа…
Смотрят в окно, а Ванька в тележке сидит под деревом, рядом дед Лопатин, это его гармошка, видно Ванька попросил, тот и принёс, вот Ванька и горланит во всё горло, а сам слёзы вытирает.
-Ты умна, ты прекрасна как феееея
Прости, ксюша, чем хочешь поклянусь пить больше не буду
Ну а я, я люблю всё сильнееее
Ксюша, ласточка моя сизокрылая, меня на работу взяли, я и отметил малёхо, я вот честно больше не буду…Прости, а?
-Прости его, дочка, — шамкает дед Лопатин, — прости. Любит он тебя…
Простила, куда деваться, любит она его, к тому же скоро сама узнает, как это матерью быть.
А Ванька за ум взялся и правда, и гладиолусы вывел, красивые, именем жены назвал.
Долго удивлялся, как маленькая и хрупкая Ксенька, смогла такого борова как он, в тележку завалить и по всей улице провезти.
-Мою лучше не злить, — говорил он, а то она и гору с места сдвинуть может.
