Сначала, как говорится, ничего не предвещало. Пенсионерка Ольга Петровна шла по улице и ела мороженое: в такую жару это было очень приятно. И когда на горизонте замаячила дружная чета Барыгиных, она обрадовалась: Валя с Валерой были ее соседями по дому — их квартира находилась за капитальной стеной в соседнем подъезде на этом же этаже и являлась зеркальным отражением квартиры бабы Оли. Соседи были в дружеских отношениях.
Но, обычно радостно настроенные, Барыгины повели себя странно: Валера смотрел исподлобья, переминаясь с ноги на ногу, Валя, тоже не глядя в глаза, сразу пошла в наступление — видимо, готовилась давно.
Она высказала Петровне все, что думает по ее поводу, а именно: что пора заканчивать прыгать по квартире на каблуках с утра до поздней ночи. Что муж, имеющий инвалидность, не может спокойно лежать на диване — быстрый стук каблуков ненормальной пенсионерки мешает ему спокойно наслаждаться законной инвалидностью. И что сама Валя тоже в течение года — и это они еще долго терпели — находится в состоянии так модного нынче хронического стресса. А ведь она тоже является инвалидом.
Ольга Петровна попыталась объяснить, что у нее в пояснично-крестцовом отделе позвоночника пять грыж, а в кармане — направление на операцию, и что она при всем желании не может прыгать на каблуках. И все это происходит в другом месте: например, снизу — там живут дети. Но Валя с мужем, не знакомые с наукой акустикой, равно как и с остальными науками, ничего слушать не захотели. И, высказав на прощанье, что «это ты, так как больше некому» (аргумент, однако!), два инвалида, сцепившись руками, умелись в неизвестном направлении. А баба Оля потащилась домой.
Ольга Петровна, проработавшая в музыкальной школе и повидавшая «всяко-разно», знала про детей все. К тому же она много лет просуществовала в коммуналке, где одну из комнат занимали милые люди с сыном Вовочкой, которого выпускали в годовалом возрасте побегать по длинному коммунальному коридору. И совершенно искренне не понимали, почему топот любимых детских ножек так может раздражать остальных девять жильцов.
Дома баба Оля попыталась пожаловаться на Валю мужу Михалычу. Но тот не захотел слушать интересную разборку с четой инвалидов — у него на носу был чемпионат «Наша традиция — эрудиция». И муж яростно тренировался: лежал на диване и штудировал всяческие головоломки.
Процесс подготовки к чемпионату был нарушен, и Михалыч недовольно объяснил глупой жене, что не стоит слушать всякие дворовые глупости. А еще не стоит давать повода для неумных разговоров. Если короче, сама дура, поэтому пиши жалобу на себя.
Обидевшаяся баба Оля ушла к себе и погрузилась в невеселые думы. Она знала, в чем дело. Все началось, когда в пустующую квартиру под ними въехала молодая семья — адекватные и улыбчивые молодые люди с детьми: одна подросток, лет двенадцати, другая — малышка в коляске.
Старшая девочка училась в музыкальной школе по классу скрипки. Таланта у нее не было, зато имелось в наличии завидное трудолюбие: по нескольку часов в день она «пилила» на скрипке — тягучие, монотонные звуки разносились по всем комнатам, навевая мысли о сонме ангелов, где-то синхронно трубящих в трубы.
Это еще можно было перенести. Все изменилось, когда младшая дочка пошла, а, точнее, побежала. Таких детей родители ласково называют «моя непоседа», а остальные окружающие — «нечистая сила». Сила начинала бегать с утра и, прерываясь на короткий дневной сон, не унималась до 24 часов по московскому времени: понятия о режиме дня у адекватных соседей, видимо, не было.
Все знают, что ребеночку удобнее ходить в натуральной обуви на каблучке, чтобы не было плоскостопия. Такая обувь «на кожаном ходу», как говорили раньше, и частые дробные шаги девочки производили ужасный эффект забивания гвоздей в мозг.
Ольга Петровна страдала, но понимала, что даже если она пойдет жаловаться, то ничего не произойдет: не привяжешь же ребенка к батарее. Страшно было даже представить, что испытывали соседи снизу. А ребенок-игрун, как говорил Райкин, радовался жизни и скакал, как заведенный. Пенсионерка стала днем чаще включать телевизор: стало немного легче. У мужа было плохо со слухом, поэтому он реагировал только на заунывные звуки скрипки, и относился к жалобам бабы Оли на стук каблуков, как опытный психиатр к тяжело больной — выслушивал для виду и успокаивал: дескать, все будет хорошо, и тебя вылечат.
И вот пришла беда, откуда не ждали. Валя Барыгина, думая, что после высказывания дуре-соседке прыжки прекратятся, очень заблуждалась: девочка, не подозревающая о тяжелой доле двух инвалидов, продолжала радоваться жизни. А Ольга Петровна стала бояться выходить на улицу: Валя рассказала всему двору, что у соседки благополучно поехала крыша.
В один из вечеров соседи сделали вторую попытку воззвать к разуму — пришли лично домой. Валя выдала Петровне заранее приготовленную речь о последнем китайском предупреждении, после чего два инвалида дружно «ссыпались» вдвоем по лестнице, оставив смутное подозрение о том, что в нынешнее непростое время можно купить даже инвалидность.
Ольга Петровна хотела пойти к соседям снизу, но опять не смогла.
К счастью, все решилось в один момент. Как-то раз баба Оля из окна своего второго этажа увидала, как Валя рассказывает маме веселой девочки про ее ненормальную соседку сверху. Это было видно по жестикуляции и взглядам обеих на окна Петровны. Девочка стояла рядом и внимательно слушала — видимо, она бегала только тогда, когда было очень скучно, а мама дома мало занималась своей егозой.
Даже с расстояния было видно, что мама девочки покраснела до свекольного цвета. Через полчаса после возвращения соседей снизу домой привычного стука каблуков слышно не было — на девочку надели тапочки. Почему этого не сделали раньше — непонятно: у всех, видимо, были свои представления об адекватности.
Прошел месяц. Снизу доносились только звуки скрипки. О том, что девочка продолжает бегать в тапочках, можно было догадываться по небольшому сотрясению стен, но это можно было перенести.
Ольге Петровне прооперировали позвоночник, и она совершенно успокоилась. Михалыч победил, стал эрудитом района и готовился к городскому чемпионату, целыми днями тренируясь, лежа на диване.
Короче, все нормализовалось!
Одним хорошим днем Петровна шла из магазина, когда вдруг встретила Валю Барыгину, кинувшуюся к ней на шею, как к родной. Валя ни словом не обмолвилась про стук каблуков — дошло наконец! — но внезапно поинтересовалась, кто это у них так замечательно играет на дудочке: наступившая тишина позволила и соседям сбоку наконец-то насладиться прекрасной игрой девочки-подростка на скрипке.
Петровна открыла было рот, чтобы начать объяснять про еще одну девочку снизу и класс струнных смычковых инструментов, но, увидев заинтересованное лицо Вали, поняла, что наука-акустика опять «не проканает». И поэтому сказала, что это дудит ее муж Михалыч, а она в это время танцует, да, надев, наконец, мягкие тапочки. После чего повернулась и пошла домой, оставив Валю стоять с открытым ртом.
Она шла и думала, что ей уже все равно, что подумают соседи.
Назавтра Валя, отиравшаяся с утра во дворе, выловила Михалыча, когда тот пошел в магазин, и долго мучила вопросом, где он так научился дудеть. Обалдевший и ничего не понимающий Михалыч вернулся домой в дурном расположении духа и долго жаловался жене на глупых соседей.
А Ольга Петровна смотрела на него и думала: какая же я молодец! И очень нежадная: пусть и ее мужу достанется хоть минута дворовой славы!
—
Автор рассказа: Ольга Миронова
