Михаил проснулся с жуткого бодуна, он уже третий месяц в таком состоянии, после того как был несправедливо сокращён.
Яндекс картинки
Сегодня было особо тяжело.
-Гаааль, Галя…
Тишина.
-Галка…дай воды.
-Сейчас, что проснулся?
Миша насторожился, голос был не Галин, он поднял глаза к потолку, потолок был чужой, какие-то жерди необструганные что ли, стало жутко и больно голове.
-Галя…Галь, — позвал шёпотом, — Галка…
-Да иду, я вот нетерпеливый, — голос был не просто не Галкин, он был определённо мужской.
В комнату ввалилось нечто, это был точно мужик, огромный мужик, одетый в женское платье.
-Проснулся милый…
-Ик, — сказал Миша, — ик, а ты…вы…кто?
-Милыыый ты чего, это же, я, Галя твоя.
-Чего? Иди ты…мужик ты кто? И где я?
-Миша, ты чего?
Баба-мужик, как окрестил про себя это Михаил, пододвинулась к нему, вытянула накрашенные губы трубочкой и закрыла глаза.
Михаил быстро отполз к стене.
-Сгинь, уйди кыш, брысь.
-Мишаааа, -заныло существо, -Мишаа, ты чего? Допился родимый, а я говорила, не пей.
-Мама, — забасило, затрубило где-то на улице — маманя, батя проснулся?
Миша зажмурился, голоса были явно не Юрки с Лилей, его деток.
Кто -то ворвался в ту комнату, где лежал Миша, он чуть- чуть приоткрыл глаза, два поменьше мужика, одетые в детские вещички, один девочка, а другой видимо сын, смотрели весело на Михаила и тянули к нему руки.
-Батя, батька, на рыбалку, гы-гы.
-Нет, — сказало то, что называло себя Галей, — папа болен, идите сами на рыбалку.
Оно плотоядно облизнулось и посмотрело на Мишу, играя бровями.
-Аааа, уйди, уйдите демоны, — закричал, забился в истерике мужчина.
— Вот видите, — вздохнула «мама» детей и «жена» Миши, — папа очень, очень, болен. Он нас не узнаёт.
-Ииии, иииии, ыыыыы, — заныли «дети».
А Миша вроде как отключился.
Пришёл он в себя всё в той же лачуге, видимо был вечер, эта что-то кашеварила, дети играли в кубики в уголке, напиленные из чурбачков…
Дураки какие -то, — подумал Михаил, здоровые же, а в кубики играют, так курить хочется.
-Эй, пацан, слышь, парень.
-Да папа, — пробасил тот.
-Есть закурить?
-Неет, мамаааа.
-Тьфу ты, заткнись, заткнись дебил.
Мишка попытался встать с кровати его пошатывало и мутило, одет он был в белую рубаху до пят, на голове, что- то мешало, пошарил рукой, дурацкий колпак…
-Да что за…
-Милыыый, милый, ты чего? Лежи, лежи.
Бабомужик кинулся к Мише, тот отшатнулся, покачнулся и чуть не упал.
-Христом -богом молю, скажи кто ты? И где я?
-Да жена я твоя, Галя…ты что родненький, иии…Дома ты, дома, на болоте…
-Не ври что за театр? Какая Галя, какое болото? Вы что меня с ума свести решили? Ааааа, — начало доходить до Миши, — это же у меня белочка, фу точно, это же я допился до белой горячки. Хахахаха, белка, всего навсего белка!
-Белка, белка, идём ловить белку, папаня, — закричали. засуетились, забегали около него мужикодети, — папаня, идём белку ловить.
Миша заорал и отключился.
Пришёл он в себя на той же кровати, привязанный за ногу.
«Галя» сидело и вязало, тихонько напевая песню на непонятном языке.
-Слышь, Йети, отпусти меня, подурили и хватит.
-Мииииша проснулся, — Мишке показалось что щетина у его «жены» стала ещё больше, — дорогой, идём ужинать.
Миша ощутил голод, «дети» опять прибежали, но уже не прыгали, кстати они тоже бреются и пацан, и девчонка, — отметил про себя Миша. Так, надо не сопротивляться, а разведать обстановку.
Дети вывели его за руки.
На улице навес, под ним стол и лавки по обеим сторонам, на столе стоят миски. Как в сказке про трёх медведей, подумал Миша.
Сели за стол, баба налила похлёбку, вкусная, Миша поел с удовольствием.
Потом заварили чай.
Запах на всю округу.
Так, лес, отмечает Миша полянка, эта сказала, что где -то болото, куда же его занесло?
-Пап, вкусная похлёбка? — спрашивает «девочка»
-Угу, — кивает Миша потягивая чай.
— Это я нарвала мухоморов, вооон там, свеженькие, ядрёные.
-А я, а я, — задудел «пацан», — я дурман — травы нашёл для чая!
-Дети, дети не тревожьте папу.
Папа же сидел ни жив, ни мёртв.
-Что за…-больше он договорить не смог, уснул.
Проснулся Миша, когда на небе были яркие звёзды и тоненький серпик луны светил так ярко, что Миша долго не мог понять, что это светит ему в глаза.
-Мамка, давай нового паку найдём, этот какой-то сонный, спит постоянно, — услышал Миша канюченье пацана, ах мелкий подлец.
-И правда, — поддерживает брата девчонка, Миша их уже по голосам распознаёт, — этот плохой, не играет, спит. На рыбалку не ходит, зачем он нам? Давай другого украдём.
-А этого куда? Отпустим? Так он нас выдаст.
-Зачем отпустим, — басит пацан, — съедим.
-Миленькие, родненькие, я никому не скажу, не надо меня есть, я не вкусный, а детям тем более нельзя есть меня, отравитесь…Отпустите меня, а? Пожалуйста…
-Жить хочешь? — спросила баба.
-Хочу, хочу, ой как хочу.
-А зачем тебе жизнь? — поигрывая топориком спрашивает пацан, — ты же всё равно её пропиваешь, жену обижаешь, к детям равнодушен, работать не хочешь, мать опять же позоришь.
-Ты, папочка, ничтожество, чужеродный элемент, так сказать, -говорит, высунув набок язык девчонка, — мы себе нового папку найдём, мамка уже присмотрела, Аркашу, папу Аркадия, вот. А тебя мы на суп пустим, никто и не расстроится.
Ну мать твоя с женой поплачут немного, а дети маленькие, не поймут, что к чему.
Им наврут что папка героем был и всё, ещё гордиться тобой будут, хоть таким образом, что-то хорошее сделаешь для детей, так что давай, поворачивай бочок, папочка.
-Стойте, стойте, а может договоримся, я не буду так больше.
-Ха, ты что думаешь мы тебе такие взяли и поверили, ой не могу, ты серьёзно решил от нас уйти? Нет уж папочка…
-Скажите хоть кто вы? Черти? Вы мне снитесь? Я сошёл с ума?
-Нет не снимся, с ума ты не сошёл, и мы не черти. Мы кикиморы.
-Какие нафиг кикиморы?
-Обычные, — пожали все трое плечами. — ты что в детстве сказок не читал.
Долго Миша торговался за свою жизнь с кикиморами, бился как лев, те заладили что жизнь его и ломаного гроша не стоит, что мол он ненужный элемент…
Потом Миша сидели с «Галей» и разговаривали, под навесом.
«Дети» сидели неподалёку и бросали алчные взгляды на «папочку».
А Миша про жизнь свою рассказывал, не жаловался, нет, просто говорил. И как отца мать выгнала, и как работала сама, всё тянула на себе, за каждую халтуру хваталась, лишь бы сын ни в чём не нуждался, всё доказывала кому-то что сама сильная, не пропадёт.
Что лучше ей одной жить, чем с таким мужиком непутёвым.
И как плакала ночами, от обиды, от бабской своей неустроенной судьбы, а утром опять улыбалась и бежала работать.
А Мишка тайком виделся с непутёвым папкой и тот совал ему денежку…
Так и привык Миша, что женщины — это сила, а мужики так, придатки к ним, чтобы не скучно было.
Решил, что, когда вырастет, всё у него по-другому будет. Он будет работать деньги зарабатывать, а жена красивая, дома сидеть будет.
Так поначалу и было, а потом…сломалось что-то, видимо действительно мать права была, порченая порода у них какая-то по мужской линии.Потому что не верила мать что всё у нихз с Галей хорошо, всё ждала подвоха какого-то…
Долго говорил Миша, долго потом что-то бубнила ему Галя, пили чай, с какими-то травками. Мише уже было плевать что там за травы, а потом он понял, что засыпает…
-Если сможешь…передай Гале и детям что я их люблю, и маме…Пусть простят меня…Ты права…вы правы…хоть так послужу детям…
За три дня до этого
У девушки с острова Пасхи Украли любовника тигры…
-Что поёт?
-Поёт…
Через забор свесилась женщина и пристально смотрела на лежавшего на куче начавших уже темнеть досок мужчину, который смотрел в небо, положив ногу на ногу и тихонько бренчал на гитаре, подпевая себе вполголоса.
— Мишка… поёшь, подлец?
— Пою, мам
Украли любовника, в форме полковника
И съели в саду под бананом.
С тех пор пролетело три года…
— Работать не собираешься идти?
-Неа, меня сократили.
-Ты что дурак? Работать -то надо.
-В том-то и дело, мама, что ты меня дюже умным родила, я не пойду куда попало работать. Не оценили, так сказать, ну вашим хуже.
-Да кому хуже Миш, кому хуже, — заплакала молодая женщина, — Юрке вон кроссовки надо, Лиличке колготки. Моей зарплаты не хватает.
-А я при чём? Все претензии к предприятию, они меня сократили
Бананы давно пожелтели, и листья давно облетели. Но каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом.
-Слышь, банан, я сейчас зайду, и ты у меня схватишь.
-Не имеете права матушка, меня надо было учить, когда я под стол пешком ходил, или того ранее, когда поперёк лавки лежал, а теперь что? Теперь поздно.
-Иииии, — заплакала тоненько молодая женщина.
Михаил, соскочил ловко с досок и побежал в сторону огородов.
-Стой, стой, Мишка чёрт, — вторая женщина ворвалась во двор, но Мишки уже след простыл.
-Не плачь, Галина, что он, пить опять побежал?
-Угу, говорит, что у него депрессия, сейчас у Соловьихи самогона наберут с Аркашей, напьются и будут песни горланить, стыдоба…
-Ну не плачь, плачь, вот на, купи детям чего.
-Неудобно, Тамара Михайловна.
-Что неудобно, это я такого придурка родила и вырастила, мне перед тобой неудобно должно быть, а не тебе.
Да мне и так неудобно. Прости меня, Галя.
А что Галя, он песню новую поёт.
-Ну да третий день уже, достал со своими тиграми, которые всех украли, да сожрали.
-Украли говоришь, тигры…Ну- ну, — и свекровь что-то горячо зашептала на ухо снохе. Та недоумённо посмотрела на женщину и опасливо отодвинулась, — давай Галя, попробуем хотя бы.
-Не знаааю, Тамара Михайловна.
-Зато я знаю. Я, между прочим, не зря на режиссёрском факультете училась и тридцать пять лет нашим домом культуры руковожу. У меня талант, Галя.
-Да я не сомневаюсь, Тамара Михайловна.
-Ну вот и не сомневайся. Я ведь знаю, что ты выгонять его собралась.
Галя опустила голову.
-Галь, да не в обиде я на тебя, брось. Я сама с отцом его намучилась, тоже выгнала. Вон, до сих пор в деревне живёт, как дурачок, на баяне сидит целыми днями, играет.
Свекровушка мне весь мозг выела, всё ездила, забери мол, пропадёт.
А я в ответ, что не хочу, чтобы сын таким же вырос. Знаешь, что она сказала?
Гала покачала головой.
Сказала, что гены, от этого никуда не денешься, мой тоже, говорит, на балалайке играл, да на работу забивал, дед мол, Мишин. Я думала, что уж мой -то сын таким не будет, эххх.
Давай попробуем, Галя. А уж если не получится, что же…гони его. Я тебе помогать буду с детьми.
Есть у меня и ребята на примете…
На следующее утро.
Миша открыл один глаз, потом другой. Что это? Он жив? Где это он? Дома?
-Галя, Галочка, — позвал несмело
-Ну, — Галка заглянула в комнату.
-Галчонок, любимая, — Миша заплакал, — я не умер?
-С чего бы это? Живее всех живых.
-Галя, моя Галя, а где детки наши?
-Вон, завтракают.
-Галчонок, приготовь пожалуйста одежду, я на работу устраиваться побегу…
Поцеловав детей и обалдевшую Галю, наспех позавтракав, Миша рванул устраиваться на работу, было у него место одно на примете.
Бежал на автобус мимо Аркашиного дома, смотрит, тот из-за забора машет, а следом несутся крики жены его, Натальи. Притормозил Миша и сказал Аркадию чтобы поопасался, а то кикиморы его забрать к себе хотят, в папы и мужья.
-Чё? Мих, ты чего? Идём опохмелимся лучше, ну даёшь. Белка тебя посетила дружище.
-Я бы лучше поверил на твоём месте, Аркаша.
***
Миша уже второй месяц как работает, старается. Налаживается у них с Галей жизнь другая. Мамка Мишина рада, а ребятня так не отходит от папки, с работы ждут, виснут, хохочут.
Поменялся Миша, будто переосмыслил что.
Однажды около магазина услышал знакомый голос смотрит, мужик стоит, знакомый такой…
-Галя? Галя, ты что ли?
-Мужик, ты сбрендил?
-Извини, мужик. Просто ты, на одну знакомую…кикимору похож.
А мужик пошёл и запел что-то на таком знакомом языке…
Миша помотал головой, отгоняя наплывший морок…
-Наталья, Наташка…Воды дааай…
-Аркаша, Аркашенька…Дети, дети, папа проснулся…
-Что за…
Аркадий увидел перед собой морду накрашеного мужика, тот тянул губы в поцелуе…
