Анна Петровна въехала в квартиру уже будучи давно на пенсии. Больные ноги не давали возможности жить в деревне, где было нужно и воду, и дрова носить, и трудиться на огороде.
— В деревне без этого никак, — объясняла свой переезд в город Анна Петровна, сидя на скамейке у подъезда. – Да и годков мне уже за семьдесят. И к деткам своим поближе, и к внукам. Вот так-то.
— Конечно, — говорили ей соседки, — тут и больница у нас хорошая, подлечат.
Но не сложились у Анны Петровны отношения с соседкой снизу. Там тоже жила пенсионерка приблизительно такого же возраста, но городская, никогда не жившая в деревне. Елизавета Николаевна была в прошлом медсестрой, держала свою квартиру в чистоте, добивалась от соседей по этажу такой же чистоты и на лестничной площадке, отчего её прозвали «чистюлей».
Казалось бы, дружить пенсионеркам, но не сложилось. Мало того, женщины поссорились почти сразу же.
Анна Петровна, привыкшая трясти половички, покрывала с постели и скатерти со своего крылечка в деревне, в городе начала делать то же самое со своего балкона. Она трясла скатерть, как вдруг услышала гневные возмущения соседки снизу.
— Что вы там себе позволяете? Как можно трясти свой мусор мне на голову? Вы что, с ума сошли?
Анна Петровна нагнулась вниз через перила и увидела Елизавету Николаевну.
— Так я не видела, что вы там стоите-то. Откуда мне знать? – ответила Анна Петровна.
— Так и что? Если и нет меня, разве можно трясти с балкона? Выходите на улицу. Для этого есть двор. И то в уголочке, где дети не играют. А то я смотрю – прошлый раз у меня всё бельё в песке было. Ведь я сушу тут чистое бельё! Как и вы тоже.
Анна Петровна закусила губу. Она была недовольна таким выговором во всеуслышание. Но трясти свои тряпки с балкона перестала.
В следующий раз Анна Петровна была уличена в лузганье семечек. Шелуха сыпалась вниз, на балкон к Елизавете.
— Я не специально, извините уж, — оправдывалась Анна Петровна. В кулак плюю. А немного свалились вниз. Уж больше не буду…
Старушка даже всплакнула. Потом ещё и дочери изливала душу, когда та приходила навестить.
В следующий раз Анна Петровна перелила цветы на балконе, отчего вода струйкой полилась вниз. В тот момент белья внизу не было, но чуткая Елизавета Николаевна увидела капель среди солнечного дня и снова сделала замечание.
Однажды Анна Петровна повесила сушиться своё покрывало после стирки. Оно было плохо отжато, и ветер начал колыхать большое покрывало, отчего Елизавета Николаевна снова запричитала:
— Вы гляньте на что похоже моё окно! Оно всё в брызгах. Я ведь только недавно его мыла! Теперь снова придётся перемывать, а у меня что, других дел нет? Когда вы перестанете хулиганить?
Анна Петровна поспешно убрала покрывало с балкона и залилась слезами, от всего сердца жалея свою деревню и уже проданный дом.
Когда дочь Рита в очередной раз выслушала мамины упрёки в адрес соседки, то успокоила мать, как могла, решив навестить Елизавету Николаевну.
Рита позвонила в дверь Елизаветы Николаевны. Пенсионерка пригласила её в прихожую. Она думала, что Рита будет скандалить с ней, защищая мать.
Однако Рита вынула из сумки коробочку конфет и попросила прощения за мать.
— Понимаете, она всю жизнь жила свободно, в деревне, не думая ни о каких соседях и возможных для них неудобствах. Даже дома в их деревне стояли далеко друг от друга. А теперь ей приходится привыкать, иметь некоторое стеснение, ей трудно. Понимаете? Скоро она привыкнет, и всё наладится. Пожалуйста, делая ей замечание, не ругайте её и говорите более мягким тоном. Прошу вас. Мама очень добрый человек, отзывчивый. Она старается.
Елизавета Николаевна кивнула, взяла угощение, улыбнулась.
— Тогда вы уж ей сами скажите, чтобы снова мне не быть бабой Ягой. Пусть ваша мама телевизор не очень громко включает вечером. А то многие тут рано ложатся спать – людям рано вставать на работу, детям в школу.
— А мама глуховатая, плохо слышит, — ответила Рита.
— Для этого есть наушники. Или слуховые аппараты. И всем будет хорошо и спокойно, купите – и проблем не будет, — посоветовала Елизавета Николаевна.
Дочь обещала так и сделать.
Теперь соседки виделись реже. От Анны Петровны стало меньше неудобств. Деревенская пенсионерка действительно старалась учиться жить тихо, как «мышка».
Однажды вечером несколько пенсионерок вышли посидеть на лавочки у подъезда. Среди них были и Елизавета Николаевна с Анной Петровной. Женщины не разговаривали друг с другом напрямую, а слушали других. Но когда вдруг Анна Петровна пожаловалась на свои больные ноги, то Елизавета Николаевна сказала:
— Я вам как бывший медик вот что посоветую. У меня есть отличное средство для вен. А у вас именно сосуды, я же вижу. Заходите ко мне, я вам этот настой трав напишу. Не пожалеете.
В тот же вечер Анна Петровна стояла на пороге у соседки с конфетами. Женщины выпили чая, разговорились. Елизавета Николаевна переписала рецепт, дала указания, как лечащий врач, и обе расстались довольные.
А когда настойка действительно помогла больным ногам Анны Петровны, то между женщинами завязалась дружба. Теперь соседи могли их часто видеть вместе во дворе или беседующими в коридоре, а иногда они рядом шли в магазин или на рынок.
А больше всех радовалась Рита. Она была счастлива, что мать привыкает к городу, уже меньше заговаривает о деревне и подружилась с такой замечательной женщиной.
