Михаил тоскливо посмотрел на себя в зеркало. Нет, это никуда не годилось. Вместо его любимой бороды какая-то красноватая кожа, по которой только что прошелся бритвенный станок.
Он почти не помнил себя гладковыбритым. Носил небольшую бородку с 20 лет, понимая, что темная растительность на лице предает его лицу необходимый контур.
Борода ему шла, это отмечали все, да и он сам знал, что такой внешний вид позволяет казаться солидным и даже немного «интеллигентным».
Но что ты будешь делать с этой начальницей, которая буквально потребовала, чтобы Михаил изменил имидж! Ну не нравятся этой 75-летней женщине бородатые мужчины, а Михаил среди других директоров филиалов долго ходил у нее в «любимчиках»: все-таки ученик, аспирант, диссертант. А за эту любовь начальницы полагались солидные ежемесячные премии.
Говорил ему 10 лет назад его коллега, что «расположение» Валентины Феликсовны Серафимович, за глаза прозванной «фрау Дзержинский», – штука опасная. До добра не доведет:
– Рождаются у нас еще сильные женщины, но ее сила особенная, она черпает ее из ощущения власти над людьми. Что захочет, то и сделает с каждым из нас. И это не самодурство. Так она проверяет нас на «вшивocть», требуя безусловного подчинения. Других около себя не держит. Если почувствует рядом независимого человека, или «cлoмает», или выбросит за ненадобностью.
Михаил тогда отнесся к его словам с легкой иронией. У Серафимович вpaгов всегда хватало, многие из которых отзывались о ней далеко не лестно. Но благодаря именно ее поддержке он в 28 лет стал директором образовательного учреждения. Знал бы, когда учился, что сам станет всем здесь руководить, не поверил.
Конечно, проблем хватало с лихвой. На работе приходилось задерживаться подолгу, сидеть на Ученых советах, которые вела Серафимович по 12 часов, слушать изматывающие душу монологи суровой начальницы, но зато каждый месяц он получал такую зарплату, которая не снилась жителям маленького городка, в котором расположился филиал столичного вуза.
А за такие деньги можно было и потерпеть.
А с бородой началось все тогда с малого: на одном из совещаний по скайпу Серафимович заявила, что Михаила не видит, а видит только густую растительность у него на лице.
– Валентина Феликсовна, – ласково пошутил один из проректоров (тоже ее ученик), – так Михаилу Васильевичу борода идет. Вон он у нас какой солидный мужчина.
– А мне она не нравится, – капризно заявила Серафимович, – чтобы сбрил завтра немедленно.
Михаил отнесся к сказанному как к шутке и решил, что все рассосется само собой.
Но через неделю Серафимович вдруг снова вспомнила о бороде. Михаил мягко пошутил, что даже великий царь Петр I разрешал некоторым подданным носить бороды, например, крестьянам или духовенству.
Но шутка оказалась неудачной. Серафимович встрепенулась:
– Так Петруша за это деньгами брал, вот и я с тебя буду деньги снимать, пока не побреешься.
Еще спустя две недели Михаил, получив зарплату, недосчитался 15 тысяч. Вместо 75 тысяч ему пришло всего 60!
В следующем месяце ситуация повторилась.
А между тем деньги ему были нужны. Еще два года назад он затеял перестройку дома, а жена получала всего 20 тысяч, трудясь учителем живописи в местной школе искусств, двоих детей также нужно было содержать.
Михаил подумал-подумал. И с горечью взялся за бритвенный станок.
Разослав фото друзьям, спросил, как они оценивают его внешний вид.
Кто-то написал, что он красив в любом образе, кто-то промолчал, а кто-то заметил, что с бородой было лучше.
Михаил и сам все понимал. Но не мог лишить свою семью 15 тысяч в месяц!
Так он и ходил по коридорам вуза, по улицам, по дому, напоминая сам себе этакого «колобка» с широким раздувшимся лицом.
Довольна его видом была только Серафимович, которая больше замечаний не делала. И прежнюю зарплату вернула.
Но после этого случая в душе Михаила как будто что-то перевернулось. Если раньше он относился к выходкам начальницы с доброй иронией, полагая, что можно закрыть на ее выкрутасы глаза, то сейчас понимал, что стал тихо нeнaвидeть эту женщину.
Ну веди себя как тapaн ты на работе, но в жизнь людей не лезь. А ведь он слышал, что Валентина Феликсовна «разводила» своих учениц с мужьями, приказывала им отказаться от материнства (своих детей у нее никогда не было). Но всегда полагал, что все эти разговоры всего лишь бaбьи сплетни.
И вдруг теперь он осознал, что возможно в этих историях была доля правды.
Однажды, сидя на очередном Ученом совете, он услышал, как Валентина Феликсовна театрально упрекает только что назначенного ею директора филиала в том, что та «подсидела» ее коллегу.
– А Аня-то теперь пьет. Вот так. А тебе хорошо ли на ее месте?
Михаил изумился. Ведь он прекрасно помнил заседание такого же Ученого Совета полгода назад, когда Валентина Феликсовна три часа распекала Анну Алексеевну и в итоге все заплаканную заставила написать заявление «по собственному желанию».
Причем же тогда ее заместитель? Которая сама сейчас тряслась от страха, слушая нотации грозной «хозяйки»?
Что-то злoе проснулось в душе Михаила. Ему показалось, что он сейчас способен встать со своего места. Подойти к Серафимович и… Нет, это уже какое-то «Пpecтупление и наказание» Достоевского получается. Далеко ли до Раскольникова с его тoпoром?
Но «старуха-процентщица» ему попалась такая же вредная. 75 уже стукнуло, а она все на посту и уходить никуда не собирается. Сколько же ее терпеть?
И Михаил, сам к этому не стремясь, стал мысленно каждый день желать, чтобы Валентина Феликсовна побыстрее ушла с должности, чтобы оставила наконец в покое его и его коллег.
– Ну заболей чем-нибудь что ли, – желал он перед тем, как уснуть и сам себя корил за такие желания.
В июне он услышал, что Валентина Феликсовна и ее сестра попали в бoльницу. У обоих было констатировано воспаление легких. Их лечили лучшие врачи, но сестру спасти не удалось.
А сама Серафимович уже в августе была на работе. Отдохнуть в отпуске никому не позволила, требуя новых бумаг, отчетов и каждодневного исполнения всех ее прихотей.
А безбородый Михаил, тяжело вздыхая, так и продолжил тянуть лямку своего «директорства».
Но желать злa «старухе» теперь боялся.
Закон бумеранга никто не отменял. Мало ли что…
