Шла я как-то по коридору очень уважаемого учреждения и услышала, как за неплотно закрытой дверью кого-то ругали рокочущим басом.
— О, Кисельный Барышень кому-то пистон вставляет, — послышалось за спиной.
Повернувшись на реплику, увидела двух молодых людей:
— А почему Кисельный Барышень-то?
Они смутились, а потом один махнул рукой:
— Да всё равно кто-то расскажет… Почему не я?!
Дело было в начале зимы. После дождя накануне вечером резко похолодало и весь город превратился в скопище мини-катков: машины заносило на заледеневших дорогах, люди падали на лестницах и тротуарах. Так и Ивану Николаевичу в тот день не повезло: шел по тротуару, подскользнулся, упал, потерял сознание… Почти как в известном фильме. Вот только очнулся он в машине «Скорой помощи» и с перелом ноги.
Доставили его в местную больницу, которая располагалась в трехэтажном здании времен построения социализма в СССР, а это означало, что она не оборудована лифтами, а хирургия совсем не логично находится на третьем этаже. Пара дюжих санитаров подхватила носилки с пострадавшим и понесла по ступенькам вверх. Тело Ивана Николаевича, подчиняясь законам физики, поползло ногами вниз, причиняя боль сломанной ноге. Он взвыл:
— Ребятки! Может наоборот понесёте?! Головой вниз?! Голова-то у меня здоровая, выдержит давление!
— Нельзя ногами вперед. Так только покойников носят.
Потерпевший испуганно замолк, тихонько поскуливая от боли.
— Потерпите, осталось немного, — утешила его фельдшер «Скорой помощи». Она шла за носилками и несла документы и портфель пострадавшего. — Вам повезло: сегодня дежурит Семён Степаныч, он хирург от бога. Починит Вашу ногу так, что Вы еще плясать будете.
Семён Степанович оказался похож на типичного сельского врача, которого часто изображают в фильмах: худощавый, с густой шевелюрой неопределённого цвета, с небольшой бородкой и в очках, сдвинутых на самый кончик носа.
— На Чехова похож, — подумал Иван Николаевич и потерял сознание.
Фельдшер оказалась права: Семён Степанович мастерски собрал пострадавшую ногу кусочек к кусочку, и вскоре наш герой бодро прыгал на костылях по отделению, расточая комплименты младшему медицинскому персоналу женского пола.
Надо сказать, что среди своих коллег Иван Николаевич заработал прозвище Жентельмен за своё повышенное внимание к женскому полу. Вы не подумайте ничего такого! Он был преданным и заботливым мужем, но не мог пройти мимо женщины и не сказать ей что-нибудь приятное. Не взирая на возраст и должность, от вахтёра до главбуха, все получали от него порцию внимания. Жена об этом знала и только улыбалась, когда за её спиной вздыхали женщины:
— Какой внимательный мужчина! Вот повезло же кому-то!.
А тётя Тоня, местная уборщица, как-то сказала, получив от Ивана Николаевича тюльпанчик на 8 марта:
— Какой мущщинка! Настоящий жентельмен!
Вот так и приклеилось к Ивану Николаевичу это прозвище. Но вернёмся в тот момент, когда герой нашего повествования мужественно переносил тяготы больничной жизни.
Спокойная жизнь в хирургическом отделении угнетала Ивана Николаевича, его деятельная натура искала выход. Поэтому по мере своих сил и возможностей он помогал сестричкам выполнять повседневные дела, скрашивая их шуточками, комплиментами и анекдотами. Сестрички от души радовались и вздыхали:
— И что мы без Вас делать-то будем? Может, еще что-нибудь сломаете?
— Нет уж… Лучше вы к нам, — отвечал Иван Николаевич фразой известного киногероя.
И вот настал долгожданный день выписки. Опять дежурил Семён Степанович. Он оформил выписку, размашисто подписал и похлопал по плечу радостного пациента:
— Постарайтесь больше не падать, батенька, а то у меня скоро отпуск.
Иван Николаевич поблагодарил доктора и с легким сердцем стал спускаться по лестнице вниз, где ждала его жена. А в это время навстречу ему поднимались две молоденькие медицы, которые несли из пищеблока здоровенную кастрюлю с киселём. Сердце Ивана Николаевича не выдержало такого издевательства над женской природой и, хотя разум шептал, что этого делать не стоит, герой нашего рассказа подхватил кастрюлю:
— Девочки! Я вам сейчас помогу!
Девочки не возражали. До дверей хирургии осталось всего ничего, когда Иван Николаевич, не видя толком ступенек из-за кастрюли, оступился и рухнул вниз. Выплеснувшийся кисель придал ступенькам повышенную скользкость, и Иван Николаевич заскользил вниз наперегонки с огромной кастрюлей, набирая скорость. Медицы ахнули, бачок загромыхал пустыми боками, а над всем этим раздался душераздирающий вопль Жентельмена: он сломал ногу, но не ту, которую только что долечил, а другую.
Медсестрички кинули в отделение за помощью. Спускать вниз по лестнице, залитой скользким киселём, было опасно. Прибежали все, кто мог. Собрали кисель с одной стороны лестницы, чтобы санитары смогли с носилками спуститься вниз за пострадавшим. Кисельное бедствие не дало возможности уйти домой Семёну Степановичу: он стоял на лестничной площадке и с изумлением смотрел на происходящее. Когда санитары подняли на этаж носилки с плачущим от боли и обиды больным, то хирург только молча покачал головой и пошёл в ординаторскую переодеваться. Пока Семён Степанович производил все необходимые манипуляции, Иван Николаевич не проронил ни слова, только из его глаз скатывались совсем не скупые мужские слёзы.
— Ну-ну, батенька, не переживайте Вы так. Я Вас вылечу, можете не сомневаться. А может Вам здесь у нас так понравилось, что Вы специально это всё подстроили, а?
Иван Николаевич тихонько заскулил.
— Ну, что Вы в самом деле… плачете, как кисельная барышня…
Медсёстры прыснули… Семён Степанович конечно хотел сказать «кисейная барышня», но подсознание выдало его мысли.
Кто эту историю вынес за стены хирургии – неизвестно: то ли медсёстры, то ли хирург, но уж точно не сам пострадавший. С тех пор это прозвище в несколько измененном варианте – «Кисельный барышень» – так и приклеилось к Ивану Николаевичу.
