Красивая

— Так! Ничего не боимся! Принимаем малышей, мамочки! И помним – мамка плохо не сделает!
Лена подтянула повыше свободный вырез сорочки и, охнув, села, свесив ноги с края высокой больничной кровати. Ничего! Надо просто потерпеть. С Лизой было почти так же, а через месяц Лена уже и не вспоминала ни о боли в спине, ни о слабости.
Мальчик ее спал так крепко и так спокойно, что Лена какое-то время просто любовалась сыном. Жаль будить…

А ведь на нее похож! Лиза была копия муж. Нос, подбородок и даже уши! Благо еще, что Руслан красивый. И фигура девочке досталась что надо! Не Ленкин «стройный стан» больше похожий на тумбочку, а длинные Руслановы ноги и руки такой красоты, что сердце замирало, когда перебирала дочкины пальчики.

Лена всегда, с самого детства знала, что некрасивая. Никто — ни мать, ни бабушка, ни отец, — ни разу не сказал ей, что она хороша. Напротив, Лена только и слышала:
— Ничего! Бывает и хуже! Главное, мужа хорошего найти нашей девочке, а остальное… Не всем же моделями быть? Кому-то приходится и так. Обычными.
По малолетству Лена не понимала, что с ней не так. Ее любили, баловали и только вот эти странные оговорки слегка смущали. Чем она не такая? И только в школе, уже став старше, она становилась перед зеркалом и, глядя на себя, начинала понимать – да, правы, наверное, родители. И пусть у нее копна волос, вьющихся мелким бесом, которые не держит ни одна заколка, а глаза такого странного, переменчивого сине-зеленого оттенка, что одноклассники все время пытались понять, носит ли она цветные контактные линзы, но это и все. На этом вся ее «красота» и заканчивалась, потому, что нос был крупным и каким-то не таким, а фигура никак не хотела становиться похожей на «мечту поэта». Короткие пальцы на руках и ноги с круглыми, словно мультипликатором нарисованными коленками. Талия была вообще странным понятием, существующим лишь условно. В общем, в зеркале Лена себе долгое время не нравилась. Пока не поехала на каникулы к тетке, маминой сестре.
Увидев тетю Настю на вокзале, Лена получила такой шок, что долгое время просто молчала, не отвечая на вопросы, которые ей пыталась задавать тетушка.
— Леночка, ты в порядке? Устала? Потерпи, скоро будем дома!
Лена была похожа на тетю Настю так, словно была ее дочерью. Тот же рост, фигура и прочее. Даже цвет глаз был почти таким же, только у Насти они отливали еще и бирюзой. Особенно, когда она смеялась. А смеялась она почти постоянно, чем сильно отличалась от Лениной хмурой матери, у которой вечно хватало забот, а времени на то, чтобы спокойно поговорить с дочерью не доставало почему-то никогда.
Но, больше всего в тетке Лену поразило то, что она нисколько не переживала по поводу своей внешности. Да и ни к чему ей это было? Настя выглядела просто превосходно! Правильно подобранная одежда умело скрывала огрехи фигуры, а макияж был нанесен так искусно, что глаза казались в пол-лица, а крупноватый фамильный нос выглядел чуть ли не пуговкой.
Лена пристально разглядывала тетку, забыв о смущении и о том, что ей положено вроде как стесняться родственницы, которую она видела впервые с тех пор, как ей исполнилось три года. Ту встречу Леночка почти не помнила. Но, маленький серебристый колокольчик и медведя, которого подарила ей тетка, хранила до сих пор. Колокольчик и сейчас лежал в ее сумке, потому что Лена таскала его с собой везде и всегда, объявив талисманом, приносящим удачу. Но, только в этой поездке она поняла, что все ее счастливые случайности до этого времени, ничего не значили по сравнению со встречей с Анастасией.
— Ты на меня так смотришь, как будто на мне узоры нарисованы! Ленок, что такое? У меня тушь потекла? – Настя каким-то летящим, мимолетным движением достала из сумочки зеркальце и принялась искать огрехи в макияже.
Лена так отчаянно замотала головой, что Настя даже чуть отпрянула, а потом засмеялась:
— Понятно! Эффект достигнут! Девочка моя, тебе, наверное, кажется, что я просто сногсшибательна, а?
На этот раз Лена закивала в ответ так, что думала голова оторвется.
— Приятно, когда производишь на подрастающее поколение такой эффект. Значит, еще вполне себе ничего девушка! Только, знаешь, что? – Настя наклонилась поближе к племяннице и заглянула в глаза. – Ты можешь быть еще лучше! Ты — красивая!
Лена тогда замерла, не понимая того, что услышала. Она? Красивая? Что за глупости? Уж кому как не ей знать, что это вовсе не так! Или она в зеркале себя не видела?
Настя, внимательно понаблюдав за ее реакцией на свои слова, откинулась на сиденье и вздохнула:
— Ясно! Морозовская позиция в действии. «Не красавица и не надо! Так проживем!». Я правильно понимаю, Леночка? Бабушка, да и мама твоя, в своем репертуаре. – Настя задумчиво накрутила на палец край тонкого шёлкового платочка, который был повязан на шее. – Прости! Я не хотела говорить плохо о родных. Это другое! Я расскажу тебе все, только нам для этого нужна более спокойная обстановка.
Следующую неделю Настя посвятила тому, чтобы Лена перестала «прятаться в свою ракушку».
— Ты как краб-отшельник! Залезла в свою скорлупку и никому не даешь на тебя даже глянуть. Боишься, что увидят. Только вот… Леночка, что они увидят в тебе, будет ровным счетом только то, что ты им позволишь, понимаешь?
Лена не понимала. Для нее все, что происходило сейчас, было в новинку. Мама никогда не говорила с ней на подобные темы.
— Я ведь была такая, как ты! – Настя суетилась на кухне, пытаясь приготовить что-то вкусное для гостьи. Лена наблюдала за ней какое-то время, а потом решительно встала и отобрала лопаточку, которой тетка помешивала овощи на сковороде. – Ой! Замечательно! Терпеть не могу готовить! Давай так – ты готовишь, а я говорю? Устроит?
Лену это, конечно, устраивало на все сто процентов.
— Ты на меня смотришь сейчас с таким удивлением, а ведь всего лет пятнадцать назад я была такой же, как и ты – угловатой, неловкой и страшно закомплексованной. Я была уверена, что уродливей меня еще поискать надо. И это не взялось ниоткуда, а было четко и понятно объяснено мне мамой и бабушкой. Как и тебе… Ничего не меняется, Леночка, к сожалению. Мать учит дочку, та свою и так далее. Это у нас семейное. Откуда взялось и как пошло – не знаю точно, но твоя прабабушка чуть не каждый день начинала с того, что вздыхала: «Красоты не дал Бог, так хоть ума отвесил». Это потом я стала понимать, что и вторым компонентом нас где-то там обделили, если из поколения в поколение в нашем семействе девочкам твердили, что красота – это удел избранных, а нам – недоступная роскошь. Да и не нужно это все. Главное – другое. Ты сейчас подумаешь, что доброта или что-то подобное, но – нет. Не так. Хитрость, умение промолчать там, где надо и полное, безусловное желание служить своей семье. Вот чему нас учили. Мол, муж от такой женщины не уйдет, будет всегда рядом, если поймет, что его примут любым, обогреют и обиходят. Только вот… Пришло то время, когда этот алгоритм сломался. А вместе с ним сломалась и я.
— Как это? – Лена поставила на стол тарелки и села напротив тетки.
— Ты ешь! А я тебе расскажу. Лучше, если ты будешь об этом знать. Я так думаю, что мать тебя не зря ко мне отправила. Возраст у тебя как раз подходящий. Тебе ведь шестнадцать скоро?
— Через три месяца.
— Вот! Значит, скоро мальчики пойдут, любовь и все такое.
— Не пойдут! – Лена насупилась и принялась ковырять вилкой рагу. – Какие мальчики? На меня никто не смотрит даже!
— Погоди. Еще разглядят. А мы им в этом поможем. Я тебе обещаю. А пока – слушай. – Настя покрутила в руках вилку и, вздохнув, отложила ее в сторону. – Я замуж вышла очень рано. Только-только восемнадцать исполнилось. Очень хорошо маму слушала свою, которая все твердила, что для женщины главное — стать женой. А вот себя не слушала. Хотела же учиться, работать потом в ателье, чтобы шить наряды, в которых манекенщицы будут плыть красивые по подиуму, а я знать, что это моими руками сделано. Бабушка, Царствие ей Небесное, с мамой была полностью согласна, но иголкой меня пользоваться научила и все, что сама знала – показала. А прабабка твоя, Ленок, а моя бабушка, была первая на весь город портниха. Всех самых-самых одевала. Весь бомонд наш местный к ней в очередь стоял. И, когда наш театр выезжал куда-то на гастроли, бабушке везли ткани, нитки, фурнитуру, и то, что здесь было не достать ни за любовь, ни за деньги. А еще везли отзывы о платьях и костюмах, которые она сотворила. потому, что она не просто шила одежду. Она ее творила. И, веришь ли, однажды ей достался отзыв от самого Диора. Тот увидел какую-то нашу актрису в платье, сшитом бабушкой, и сказал, что это «великолепно». Новость эта, конечно, стала первой во всех светских сплетнях. После такого очередь к бабушке стала в три раза длиннее, а я оказалась «на обочине».
— Почему?
— Потому, что ей стало некогда мной заниматься. Я часами просиживала у нее в мастерской, выдергивая наметку и учась обметывать петли. А потом взбунтовалась! Бабушка уже болела, и я почему-то понимала, что времени у меня очень мало. И тогда она мне сказала: «Встань рядом, вот так за плечом, и смотри! Что непонятно – спрашивай. Смотри не только глазами, но и сердцем. Женщина хочет быть красивой. Любая. Не всякой дано. И если лица и фигуры Бог не дал, то юбочку или кофточку красивую, правильную, могу дать ей я. Или ты, когда придет время. Главное, чтобы это был такой наряд, глядя на который все остальное – руки, лицо, талия, станут не важны совершенно». Она это умела делать, потому, что… видела. Мне пришлось этому учиться. Но, не сразу. Потому, что на то, чтобы одеть меня у бабушки времени не хватало, да и мама была категорически против. Я не знаю, почему, но она считала, что ни мне, ни сестре моей старшей, твоей матери, это ни к чему. Надо чтобы скромненько и так, чтобы не выделялись. Откуда это у нее было? Сама-то любила красивые платья. Правда, надевала их очень редко, по большим праздникам и стеснялась страшно. Но, я не раз видела, как она открывала шкаф и долго-долго стояла перед ним, перебирая вешалки, доставая то одно, то другое и вертясь перед зеркалом. Папа в такие моменты любил пристроиться где-то в уголке и смотреть. А мама, перебрав почти весь свой гардероб, поворачивалась к нему, и говорила: «Глупости все это! Главное, что вы у меня есть».
— А разве плохо, когда есть семья, а женщина красиво одета? Как это мешает одно другому?
— Не знаю, Леночка. Но, вот так было у нас. Я спрашивала потом, когда уже взрослой стала, но мама мне ничего вразумительного так и не сказала. Только одно.
— Что?
— Что ей стыдно было.
— Почему?! – Лена удивленно распахнула глаза.
— Не знаю. Может быть потому, что далеко не каждый мог позволить себе красивую одежду тогда. А бабушка твоя еще и шила так, что это было не просто платье, а именно наряд. Я потом столько пересмотрела эскизов известных домов моды, зарисовок и прочего, когда появилась такая возможность, что поняла – она была такой местечковый гений. Ей бы родиться немного в другое время и в другом месте, и гремела бы тогда вовсе не Шанель, а именно бабушка. Ведь у нее было все. И оригинальный крой, и видение, что получится в итоге, и умение сделать из обычного куска ткани настоящий шедевр. Но, не срослось. Ушла она, как и жила – с иголкой в руках. Просто стало плохо на работе, в ателье, а скорая ехала слишком долго…
Настя встала, собрала со стола тарелки и потянулась к чайнику.
— Пусто… Налей водички, пожалуйста, и поставь на плиту. Очень пить хочется…
Пока Лена возилась с чайником и заваркой, Настя молчала.
— А дальше?
— А? Дальше? А дальше я вышла замуж…
— Это было плохо? – осторожно спросила Лена, ставя чашку перед теткой. Что-то в голосе Насти прозвучало такой пронзительной нотой, что она отозвалась ознобом, пробежавшим по рукам Лены.
— Да, Ленок. Ничего хорошего в этом не было, увы. Моя спокойная жизнь на этом закончилась. Мы знали друг друга слишком мало и слишком плохо, чтобы у нас могло что-то получиться. Мой первый муж был человеком очень жестким, если не сказать больше. А я, когда поняла это, уйти от него не смогла сразу.
— Почему? – Лене очень хотелось взять за руку Настю, как-то поддержать, но она понимала, что это сейчас ненужный жест. Если тетка решила выговориться – надо дать ей это сделать. И жалость здесь совершенно неуместна. Откуда Лена это знала? Непонятно. Она просто это чувствовала так остро, словно сама сейчас выворачивала наизнанку свою душу.
— Почему? – повторила вслед за ней Настя. – Много причин было… Главной из которых было то, что мне некуда было идти. Родители сразу сказали, что свои проблемы семейные я теперь должна решать сама, ведь отношения между мужем и женой должны решаться за закрытыми дверями и лезть туда никому не следует. А за закрытой этой дверью… Ох, Ленок, не дай тебе Бог узнать то, через что пришлось пройти мне… — Настя сердито стукнула кулачком по столу и Лена вдруг увидела вовсе не улыбчивую, молодую еще, женщину. Перед ней сидела та, что способна защитить себя любым способом, отстаивая свою жизнь. – Много чего было. Я не хочу об этом вспоминать и рассказывать тебе об этом. Пусть эта грязь останется там, где ей и место – далеко в прошлом. Одно могу сказать тебе с полной уверенностью – никогда нельзя позволять с собой обращаться как с собственностью. Как с вещью, которая есть… просто потому, что она есть… и никуда не денется, что бы ты себе не позволял…
— Ты ушла от него?
— Да. После того как потеряла по его милости ребенка. Сама не знаю, почему ждала и не сбежала раньше, но я тогда еще не была такой, как сейчас. Я боялась.
— Чего?
— А всего, Лен. Остаться одна боялась, нищеты, того, что пойти будет некуда… Много чего боялась. Но, всех этих страхов не осталось разом, когда мне сказали, что детей я больше иметь не смогу… Не получится… И тогда я ушла. В чем была, когда меня в больницу привезли. Не взяв с собой из дома ничего, кроме документов, которые муж привез в больницу, когда меня забрали.
— И куда ты пошла?
— Уехала из города. Мама помогла тогда мне тайком от отца. Дала денег на первое время и посоветовала ехать в соседний город, где была большая фабрика. Вот там я и устроилась поначалу. Дали койку в общежитии и мне казалось, что лучше и быть не могло. Ведь я была теперь свободна… Работала, училась, но было очень тяжело. Денег не хватало. Зарплату могли задержать или не выдавать месяцами. Все выживали как могли. Даже картошку сажали во дворе общежития. А потом мама привезла мне бабушкину машинку. И стало полегче. Я начала шить. Ну, как шить… По большей части это был ремонт одежды. Где-то поправить, ушить, молнию поставить новую. Редко, когда удавалось сшить что-то стоящее, с нуля и из новой ткани. Но, по крайней мере теперь я могла не волноваться, что кроме картошки и подсолнечного масла у меня есть будет нечего. А потом появился Вася.
— А кто это?
— Мой муж второй. Он сейчас в рейсе, поэтому вы попозже познакомитесь. Ты его и не помнишь, наверное. Мы приезжали, когда ты маленькая была совсем. Годика три тебе было, что ли? Так ты за ним как хвостик ходила: «Вася-Вася!». Его все дети любят. А он их… Я это почти сразу поняла и даже близко его к себе подпускать не хотела. Зачем ему мои проблемы? Ведь ребенка дать не смогу, а остальное… Какая семья без детей? Да только Вася у меня тот еще… бульдозер.
— Почему бульдозер? – Лена удивленно подняла брови.
— Пробивной больно. Если чего-то хочет — добьется. Не мытьем, так катаньем. Он меня, не поверишь, Ленок, измором взял! – Настя засмеялась. – Долго ходил за мной как привязанный и канючил – выходи за него и все тут. А я не хотела ничего. После первого своего боялась всех мужиков как огня. Думала, что они все такие. До поры до времени хорошие, а потом… Вася видел, что я боюсь его, а почему – не понимал. Я же, когда переехала, подруг заводить не спешила. Так, общалась только с девчатами из общежития, да с теми, с кем работала, но не близко. Мне хотелось побыть совершенно одной. Ведь невозможно завести себе подруг, если не готова раскрыться перед ними, рассказать о себе хоть что-то. А это для меня было очень сложно. Поэтому, про меня никто ничего толком не знал и Васе рассказать не мог. Да и мне про него никто ничего не рассказывал. Я не спрашивала, а девчата не спешили делиться «завидным женихом». Фабрика там большая, женщин работает много, а мужчин недостает. И если ходит вот так молодой да свободный от печати в паспорте – кто ж его отдаст? Не поверишь, мне даже грозили, чтобы не вздумала. А я и не хотела.
— И как вы…
— Поженились?
— Да!
— А просто, Леночка. Я заболела. Сильно. Попала в больницу. Операция и все такое. А когда в себя после наркоза пришла, мне врач сказал, что муж мой места себе не находил все это время. Я ему ответила, что нет у меня никакого мужа, а он только усмехнулся и посоветовал мне отдыхать побольше. Вот так… Вася тогда не отходил от меня ни на шаг. Ухаживал не хуже няньки. За мной, а еще за бабушкой, которая рядом со мной в палате лежала. Одинокая была, а медсестер не дозовешься. Оно и понятно. Отделение большое, а персонала – кот наплакал. Вот и бегают весь день, даже присесть им, бедным, некогда. Вася увидел бабулькины слезы, когда она попить попросила и не смог просто смотреть, как человек мается. Так и возил две баночки с бульоном – мне и ей. А еще ухаживал за нами, не морщась и не стесняясь ничего. Мне стыдно было – не передать, а он, знай, посмеивается: «Вот буду я болеть – твоя очередь настанет».
— И ты сдалась?
— Да, Ленок. Увидела, какой он. Сколько сердца у него и сколько нежности. Такой не обидит. Когда меня выписали, я ему честь по чести все рассказала. И что детей иметь не смогу, и что не хочу ему жизнь портить. А он тогда обнял меня, рассмеялся грустно так и спросил, приму ли я его со всеми проблемами? Откуда же мне было знать, что у него ребенок есть уже?
Настя встала и вышла из кухни, а когда вернулась, Лена приняла у нее из рук фотографии.
— Это наш Ванечка. Курсант уже. Красавец, правда?
Лена кивнула, разглядывая молодого курносого парня на фото.
— Васина жена, как оказалось, родами ушла, а он остался один с ребенком на руках. Пока мать была жива – помогала ему с Ванечкой, а потом сдавать стала и Вася сына забрал. Когда мы сошлись, Ване было пять. Он меня не сразу принял. Долго присматривался, но теперь мамой зовет, а я и передать тебе не могу, как счастлива, когда это слышу…
— Трудно было?
— С ним? Да. Не скрою, сложно. Долго не могла понять, что если любишь ребенка, то не надо между собой и ним забор городить.
— Какой забор?
— Как бы тебе объяснить… Я же думала, что если он не родной мне, то и воспитывать его так, как считаю нужным, я не имею право. Сказать что-то лишний раз, отругать… Пока он мне сам не заявил, лет в десять, что я его не люблю…
— Даже так?!
— Ага. Сказал, что если бы я его любила, то ругала бы, как все мамы. А то он бедокурит, а я с ним разговоры разговариваю.
— А не надо было?
— Говорит, что – нет. – Настя прыснула, потянув к себе верхнюю фотографию из стопки. – Видишь, какой серьезный? А тогда шалопай был страшный! Говорил, что нормальная мама сначала даст как следует, а потом разговоры вести будет.
— Ему что, ремня не хватало?
— Нет. Его ни я, ни отец ни разу пальцем не тронули. Он хотел, чтобы я не была «вежливой тетей», которая не знает, что сказать, когда ребенок чудит, а стала настоящей матерью, что, не стесняясь в выражениях, отчихвостит по полной, а потом еще и отцу нажалуется, чтобы меры принял.
— Получилось?
— С трудом. Но, со временем, я поняла, насколько ему нужно чувствовать себя таким же как все. Чтобы мама и поругала, когда надо, и повисела на окне, крича на весь двор, что обедать пора, а потом впихнула бы в него, голодного, вторую тарелку борща, потому, что мальчик растет и ему питаться надо как следует.
Настя помолчала, растерянно крутя в руках вышитое кухонное полотенце. Лена только сейчас заметила, что даже на таких мелочах как это самое полотенце или кухонная прихватка, с помощью которой она доставала пирог из духовки, была вышивка.
— Красиво… — Лена погладила пальцами выпуклые ягодки рябины, вышитые на светлой ткани.
— Нравится? Научу. Это просто.
— А можно я еще попрошу? – Лена набралась смелости, подняла глаза на тетку и выпалила. – Научи меня быть такой, как ты!
Настя почему-то грустно улыбнулась и кивнула, приобняв племянницу:
— Всему, что сама знаю. И мама твоя об этом просила. Подожди! Сделаем из тебя красотку!
Следующую неделю Лена только и делала, что бегала с теткой по магазинам или стояла в виде манекена посреди просторной светлой комнаты в мансарде Настиного дома, отведенной под мастерскую.
— Это еще хорошо, что мама твоя меня предупредила заранее о твоем приезде. Я даже старых клиенток разогнала пока. А то ничего бы мы с тобой не успели. Смотри на себя! Как?
Лена поворачивалась к зеркалу и замирала от восторга. Неужели это она?! В этой нарядной, странно-незнакомой девушке, невозможно было узнать прежнюю Лену.
— Тетя Настя, а зачем мне пальто? Я же не ношу такое! Куртка или пуховик…
— Теперь – носишь! – Настя не церемонилась. – А еще каблуки, чтобы ноги казались длиннее, видишь? И длину правильную у платьев и юбок выбираешь. От фасончика много зависит, Ленок. Вот ты – табуретка, ни талии, ни ног. А вот так?
Лена одергивала дошитое только что теткой платье и изумленно ахала. Из зеркала на нее смотрела стройная девушка с почти идеальной фигурой.
— Ага! Поняла, о чем я? – Настя удовлетворенно кивала. – Тетка плохому не научит.
Домой Лена уезжала слегка ошалевшая от количества информации, большого чемодана с новыми вещами, приятного общения с Васей и с полным надежд, спокойным теперь, сердцем. Она больше не была серой тенью, которая пытается убежать в темный угол так, чтобы никто не заметил. Появилось в ней что-то такое, чему она пока не знала названия. Но, это что-то заставляло ее выпрямить спину, расправить плечи, если на нее кто-то смотрел и вспомнить одобрительный кивок Насти, в тот момент, когда впервые Лене удалось пройти на каблуках из одного конца комнаты в другой так, чтобы не грохнуться. И это странное чувство почему-то удивительным образом сделало ее теперь неуязвимой для маминых вздохов или слов бабушки. Ей почти не было больше дела до того, что они скажут. Почти, потому, что их слова все же еще немного задевали ее, но она тут же старалась вызвать в памяти солнечный зимний день, мастерскую Насти, залитую светом, льющимся из окна, и себя у большого, от пола до потолка, зеркала.
Мальчики, как и обещала ей тетка, появились на горизонте почти сразу и Лена, спустя какое-то время поняла, что не будет у нее недостатка в кавалерах. Но, Руслан, с которым она познакомилась несколько лет спустя, на первой в своей жизни работе, удивил ее. Человека такой красоты она прежде не встречала. И касалось это даже не его лица, которое смело можно было снимать для обложки модного журнала, и даже не фигуры, неизменно вызывавшей восхищенные взгляды всей женской половины трудящихся в автопарке. Было в нем что-то такое, чему Лена, подумав, дала название – «светлячок». Это был такой тихий, спокойный и очень теплый свет, с которым рядом было легко и спокойно. И когда Руслан сказал Лене, что она красивая, та почему-то сразу поверила. Но, познакомив его с родителями, снова услышала от матери:
— Леночка, ты себя видела? Какая же из вас пара?
После этих слов Лена впервые в жизни рассердилась на мать так, что даже не нашлась сразу, что ответить. Она сжала кулаки, покраснев от досады так, что стала похожа на спелый помидор, и выпалила:
— Господи, мама, да чем же я не такая?! Что во мне такого уродливого, что я не могу даже смотреть в сторону таких как Руслан? Почему ты все время твердишь мне, что я некрасива? Ты думаешь, что я сама этого не знаю? Но, разве счастливыми могут быть только красивые люди? Только те, которые соответствуют каким-то вымышленным параметрам красоты? Кто придумал эти параметры? Кто?! Кто решил, что вот так – это красиво, а вот этак – уже нет? Знаешь, что я тебе скажу, мама? Мне плевать на все эти параметры, понятно тебе? Раньше я не понимала, а теперь точно знаю, есть что-то еще, помимо тонкой талии и красивых ног. И, если Руслан во мне это увидел, значит я достойна того, чтобы быть рядом с таким человеком как он!
Лена прекрасно слышала потом и завистливые шепотки у себя за спиной во время свадьбы, и сплетни, которые ходили о них с мужем по городку. Но, ей было совершенно все равно теперь, что скажут люди. Самый главный поединок в своей жизни она уже выиграла – бой с самой собой. И теперь строила свою жизнь так, как считала нужным. В ее доме было тепло и это стало для Лены главным. Кто бы не пришел к ней, должен был быть накормлен и обласкан. И она точно знала теперь секрет – если рядом с тобой тепло, то на твои ноги уже никто не посмотрит.
Они с Русланом жили так, как дышали – легко и спокойно. Первая дочь, теперь вот сын. Все шло так, как Лена и мечтать не могла. Еще пару дней, а потом их выпишут и все будет хорошо. Будет праздник… приедут Настя и Василий, который будет крестным малыша, придут посмотреть на внука родители…
Малыш причмокнул губами, сонно заерзав, и Лена улыбнулась, погладив толстую щечку:
— Просыпайся! Вася, Васенька, Василек! Давай, светлячок, открывай глазки и дай маме посмотреть на тебя.
Крики в коридоре не взволновали ее, ведь она была занята. И когда дверь в палату распахнулась, Лена невольно вздрогнула от неожиданности, крепче прижав к себе ребенка.
— Девочки, выручайте! – Лидия Степановна, заведующая детским отделением, стояла на пороге. – У меня отказник сложный, молоко нужно.
Лена обвела глазами палату и с удивлением поняла, что другие женщины вовсе не горят желанием помочь. Они прятали глаза, делая вид, что заняты детьми. Василий завозился у груди, захныкал, а Лена глянула на заведующую.
— Несите! Зачем его из бутылки кормить?
Лидия Степановна внимательно посмотрела на нее, а потом поманила за собой:
— Пойдем со мной.
Младенец, которого показали Лене лежал в кувезе, дыша так тихо, что Лена испугалась поначалу.
— Он дышит?
— Да, Леночка. Недоношенный, поэтому слабенький пока. Маму бы ему и скорее бы на поправку пошел. А так… Он не борется. Не знаю, почему. Обычно такие детки за жизнь цепляются так, что позавидуешь невольно. А этот не хочет.
Лена отдала своего Васю Лидии и подошла к кувезу. Она огладила руками чуть теплую прозрачную стенку и спросила:
— А, можно?
Крошечный кулачок, который она взяла в руку, просунув ее в специальное оконце, был таким невесомым, что Лена почувствовала вдруг, как стиснуло спазмом горло.
— Я могу остаться с ним?
Лидия Степановна молча кивнула.
Утро застало Лену приткнувшейся на стуле рядом с кувезом. Возле нее стояла люлька, где крепко спал Вася. Она выпрямилась, болезненно охнув, потому, что рука, которой она всю ночь гладила малыша, совершенно затекла.
— Как ты, маленький мой? Получше тебе?
Врач, который зашел в палату, чтобы проверить показатели, удивленно глянул на Лену, проверил приборы и сказал:
— Ну, знаете! Я старый Фома и в чудеса давно верить перестал, но вы, похоже, решили меня в этом разубедить…
— Ему лучше?! – Лена подалась вперед, разглядывая малыша. Крошечный кулачок дрогнул, шевельнувшись и волна тепла омыла вдруг ее, унося за собой всю боль и плохие мысли.
А спустя год по дорожкам старого парка затопали, высаженные отцом из коляски, два карапуза.

— Лизавета, держи Павлика, а то опять грохнется. Воду горячую дадут только завтра, поэтому снова будем с тазиками бегать.
— И пусть, мам! Смотри, как у него хорошо получается!
Лиза поманила за собой мальчишек, а Лена взяла под руку мужа, прижавшись щекой к его плечу:
— А красивые у нас дети получились, правда?
Еще теплое, совсем пока не осеннее, солнце пробилось через листву высоких кленов и позолотило листья под ногами малышей, выстилая светлую дорожку.

источник