— Любанька что -то худая, Малаш, не кажется тебе?
-Ой, мамка, да ты токмо о Любке и печёшься, поди втюрилась в кого, возраст у девки такой.
-Какой возраст, Малашка ну ково плетёшь, шешнадцать девке токмо.
-Шешнадцать токмо? Малая, да? А как меня в пятнадцать за старика отдавать так нормально было?
-Што ты, што ты Малаша? Да ты и сама не супротив была, кажись.
-Не супротив? А как же мне мамаша, противничать было? Когда батяня за косы тащил меня из сенок, штобы значит я не супротивничала. Думаешь не знаю за что ? Лишний рот я была, да? Я ведь знаю что не тятькина.
Да што ты девка, с ума сошла, — женщина распрямилась показав крепкие, голые до колен ножки, так как юбка её была заткнута за пояс, они со старшей дочкой, приехавшей к матери с отцом на побывку, стирали на речке бельё, — ты ково мелешь, блаженная?
-Да того! А то я не знаю, на Покров с тятькой свадьбу играли, а после Крещения я родилась, считать -то умею.
-Язва же ты Малашка, тьфу на тебя. Не тятькина, а чья же? Думаешь женился бы на мне тятька твой, ежели бы я с кем согрешила, окромя его?
Вся в бабку Ехимью, такая же языкастая и красивая такая же, в их родню…Ты, девка, говори, да не заговаривайся, силком тебя никто не заставлял, отец у тебя спросил…
-Угу…
-Тьфу на тя, Малаш, ну что за карактер у тя такой, ну всё на перокосяк делаешь.
— Нормальный характер, зато не размазня какая.
-Ну, говорю жа, бабка, Ехимья Селиверстовна, оттого и внучка любимая.
-Ой, прям уже, любимая, — Малаша с силой бьёт по камням скрученной рубахой, а сама прячет улыбку.
Девушка знает что она бабушкина любимица, бабушка Ефимия и правда с характером, Маланью, внучку свою старшую в узде держала, но и любила, и сейчас любит.
Мастерство своё, кружева тонкие, что паутина, ей только передала. Других внучек научила тоже, но именно то, за что прославилась на весь край и за его пределами, только Маланье, Малашке. как по-домашнему зовут её, передала.
Вот и сейчас, увидев что Малаша собралась идти с матерью на речку, стирать, зыркнула грозно, пальцы, мол, береги, зачем пошла…
Вечером отправились в баню, баня у Селивановых знатная, девки в самый последний жар пошли.
-Нам пошептаться надо, маманька, -кинула Малаша.
Долго в бане были сёстры, выходили, заходили. Наутро Малаша позвала мать за ягодами.
-Смотрите девки, кажуть росомаху видали у дальнего -то пруда, не ходите далеко, — сказал отец, хлебая щи разноцветной , деревянной ложкой, слегка выщербленной с края.
Ох, и получала Маланья в детстве этой ложкой по лбу от отца, то за столом крутится, то болтает.
Любушка нет, Любушка другая, тихая, спокойная, через три года после Малаши родилась, потом Семён, потом Степка, последушек Ванька, такой же востроглазый, как говорит бабушка, что и Малаша.
-Нет, мы не далеко, тять.
Пришли к вечеру, мать с Малашей, полные туеса ягод принесли, крепко о чём-то думала мать, бросая изредка взгляды на Любушку.
Ушла на половину свекрови, о чём-то шептались.
За ужином когда собралась вся семья, бабушка, Ефимия Селивёрстовна, завела из далека речь с сыном своим, отцом девчонок, что так, мол, и так, стара она стала, зрением слаба не может в полной мере обучить Любушку своему мастерству.
Зато дескать, Малаше всё передала, все тонкости, надо бы теперь Любушку ещё обучить, девка смекалистая.
-Ты же мать, вроде говорила, что руки у Любушки из плеч, да фантазии не хватат, — говорит отец семейства.
-Ничё я такого не говорила, а ежели сказала когда, то сгоряча.
-Ну? И зачем мне знать про дела эти ваши бабские?
-Затем, остолоп ты такой, што любушку надо к Малаше, на обучение отправить.
-О как. А Малаша же что? Возьмёт ли сестру в обучение? У ей и мужик есть, захотит ли дома родственицу видеть?
-Захотит, тятя. Митя он хороший.
-О, как? А навродя он же лихоимец, дубина и гад ползучий. А тятенька сатрап и убивца твоей молодости.
-Кто это вам тятенька такого набалакал? Да плюньте ему в очи.
-Тьфу ты, ну уродилась же, а, вот ведь…
Из любой ситуации вывернется.
Мне то что?
Нешто я против, матушка? Пусть учиться.
У Любушки -то спросили, сама-то она как? Люба, что молчишь?- спросил отец у сидевшей за столом и наклонившей низко голову девушки.
Люба, покраснев до кончиков волос, кивнула что мол согласна.
На следующее утро, девушки погрузив свои вещи, поехали на станцию, там им пришлось сесть на поезд, попрощавшись с плачущей мамкой и братишкой, с остальными дома подосвиданькались и поехать до места, где жила Малаша, с мужем своим, Дмитрием.
Работал Митя писарем,отправили его после свадьбы сразу на службу, был человек он умный, грамотный, очень обрадовался жене своей, сроднице и тому что будет у него наследник в скором времени.
Всем сообщили, что тяжела Малаша, и родителям тоже. А в скорости и наследник на свет появился чернявый, в мать и отца.
Любушка отучилась, съездила к родителям, была бледна, глаз не подымала, о чём -то пошепталась с бабушкой, с мамушкой, попрощалась с братьями и батюшкой, в пояс поклонилась дому отчему и уехала, сказывают помогала по хозяйству сестре, а после в монастырь ушла.
Там рукоделием занималась, служила и до настоятельницы дослужилась. Любила очень сестрицу свою с мужем и сыночком Сёмушкой у себя принимать.
Подолгу беседы матушка Антония, так Любу звать стали, проводила с ними, ласково смотрела на племянника своего, который тоже любил тётку свою, нежной любовью.
В революцию монастырь выстоял, а Сёмушка к тому времени уже молодой мужчина, своими руками, ту революцию и вершил. В партию вступил, всю жизнь верой и правдой стране своей служил.
Вот так дети.
-Бабушка, ты так подробно всё знаешь, откуда?
-Бабушка Малаша передала мне не только секрет кружева, но и семейный секрет тоже. Супруг её, Дмирий Иванович, был человеком учёным и научил Малашу читать, писать,считать, а потом и Любушку научили грамоте.
Так вот бабушка Малаша, всё подробно описала в этой тетрадочке своей. Тебе Любушка, как старшей моей правнучке, отдаю на память ту тетрадь. Надо ли тебе?
-Надо бабушка!
-А вы ребята, не гневайтесь, Любушка старшая, ей решать, знать кому секрет тот, или нет.
-Какой секрет, бабушка, — спрашивают дети. Но старушка уже закрыла глаза и сложив сухонькие ручки,мирно посапывала.
Любочка тоже стала плести кружева, по-знаменитому, прапрапрабабки своей учению и секрету, что тоже был описан в тетради Маланьиной.
А ещё, красивым, ровным почерком, была написана дата, обведена в кружавчики и подписано, в этот день и в это время, появился на свет сыночек наш, Сёмушка. Мать и ребёнок чувствуют себя хорошо.
Дмитрий Иванович, да и я тоже, очень рады и счастливы, что есть у нас теперь сыночек, свет очей наших и радость наша, Сёмушка.
Любушка усталая и бледная, но спокойная, спит голубка…
Вот такой секрет прочитала Любочка в бабушки Маланьи дневнике. Оттого и не было детей у них больше, размышляет Любочка, что матерью Сёмушки была её тёзка, прапрапрабабушка Любушка, а Маланья прикрыв грех сестрицы младшей. воспитала мальчика как своего…
— Люба, что там за секрет? — спрашивают кузены и кузины, так, из любопытства.
-А, отмахивается Любочка, что предок наш зажиточный был. боялись же всего в те времена, сейчас как бы, всем плевать.
-УУУ, что даже про клад там не написано?
— Пффф, какой клад, — говорит Любочка.
-Точно, Люба?
-Не верите, прочитайте. — спокойно говорит Люба. Но ребятам не хочется читать, потому они и успокаиваются,забыв про клад, прабабок и тетрадь, в чёрном переплёте, пахнущую, как им кажется древностью.
Как же она похожа на бабушку Малашу, — думает старушка наблюдая за детьми из под опущенных век, с редкими, белыми ресницами, — всё же кровь не водица,вроде через столько поколений, да пробились гены, Ефимьи Селивёрстовны и любимой внучки её Малаши, а от прямой своей прапрапрабабки ничего не взяла, надо же…будь счастлива девочка и вы мои хорошие…
Мои потомки, то что останется после меня…
Вот как закружило кружево жизни, завертело, но не забылось, не затерялось и дальше плестись будет…
