На выходные Дарья решила поехать к родителям на дачу. Неделя выдалась тяжелая: издергавшись за рабочий день, она совершенно не могла уснуть ночью. Не помогали ни таблетки, ни валерьянка. Решила немного отдохнуть, взяв дополнительный выходной в пятницу, а заодно помочь маме собрать смородину, привезти кое-какие продукты и лекарства.
Припарковала машину во дворе скромного, крепко сбитого домика на три окна. Встречать дорогую гостью выскочил кот Мусик, рыжий обалдуй пяти лет от роду. Нервно подергивая хвостом, обнюхал колеса автомобиля, пометил, не хуже собаки, и задал стрекача в огород, пока не прилетело за проделки от хозяйки машины.
— Началось, — вздохнула Даша.
Она вытащила несколько сумок и поднялась с ними на крыльцо, споткнувшись о гору обуви, лежавшей здесь с незапамятных времен. Стоптанные босоножки с тупыми, в дырочках, носиками Даша носила в далеком детстве. И вот они, ждут себе тихонько чего-то. Перемен, наверное.
Она раздраженно отпихнула ногой старые башмаки и тапки, вошла в прихожую, оборудованную под летнюю спальню. Здесь царил хаос: у стены, обшитой новенькими панелями, стояла железная кровать с «шишечками». Видно, правда, только блестящие «шишечки», основание скрывалось под грудой одежды. Если покопаться в заплесневелом барахле — можно найти Дашин летний сарафанчик, который она любила носить лет в десять.
— Так. Еще один кордон прошла, — Дарья начала злиться.
Втащила сумки в избу. Дома никого не было. Отец, наверное, уплыл на лодке проверять сети, а мама шаталась по гостям. Естественно, придут домой и сделают круглые глаза:
— Ой, дочка, так неожиданно! А мы и забыли совсем!
Забыли они, как же! С утра мать телефон обрывала: «Умираю, лекарства забыла, лежу, встать не могу, автолавку проворонила, помогите-спасите. Хлеба нет, масла нет, ничего нет!»
Вот она как «умирает». Опять у тети Дуси юбкой пороги подметает. Или у тети Наташи. Или у Клавы, Паши, Моти — сколько их в деревне, подружек?
Сумки положила на стол, открыла холодильник и затряслась от злости. В морозилке лежало три начатых пачки сливочного масла. Четвертая отдыхала на нижней полке холодильника. Две банки молока, купленные еще на прошлой неделе, загромождали не очень-то большое пространство отечественной «Бирюсы». Молоко превратилось в простоквашу. Наверное, мама решила изготовить в домашних условиях пенициллин. Недельки через три — можно пользовать.
Огрызки колбасы мирно соседствовали с засохшим сыром, початая жестянка тушенки с ложкой внутри стояла прямо на пучке зеленого лука. Какие-то банки с вареньем, с рассолом от огурцов… Хорошо, что в морозилке температура не позволяет развести живность.
Пришлось доставать ведро и тряпку, вытаскивать богатство и мыть полки. Все, что скисло и испортилось, было безжалостно выкинуто в компостную яму. Вороны, сидевшие на страже, тут же ринулись дегустировать деликатесы.
Даша облегченно вздохнула: хорошо, что мамули нет дома. Сейчас бы начался вселенский плач:
— Нельзя выкидывать продукты! Грех! Я бы блинчиков напекла.
Конечно. А у Дарьи на этот счет — свое мнение: нельзя доводить еду до такого состояния! Нельзя брать больше, чем ты можешь съесть! Грех!
Лекарства нужно было положить в сервант, в специальную «аптечку». Открыла — и тут «красота». Аспирин — Дарьин ровесник, буквально рассыпался в руках. Срок годности у многих препаратов истек еще в первую мировую.
Даша принялась наводить порядок и здесь. Жалости — бой! Ворон травить она не стала, выбросила старье в мусорное ведро, понадеявшись, что родители не станут в нем ковыряться. Хотя… как знать.
Хотелось выпить чаю, но где найти заварочный чайник? Стол завален всякой ерундой: тут и тарелки с чашками, оставшиеся после завтрака, и остатки самого завтрака. О! Масленка! А внутри — бинго — сливочное масло! Неплохо, неплохо.
Даша набрала в ведро свежей воды, наполнила до краев умывальник. Еще раз проведала серых кумушек, галдевших о чем-то возле компостной кучи.
«Наверное, прославляют мое имя!», — подумала Дарья и фыркнула.
Пока мыла посуду, добралась до шкафчиков, обнаружив залежи забытой крупы. Жучки блаженствовали в рисе. Пришлось совершить третью ходку к воронам.
После посуды и шкафчиков захотелось вымыть полы. А как их мыть? Только на кухне? А пыль? А шмотье на стульях? За работу, лейтенант клининговой армии!
К вечеру Даша устала так, как давно не уставала на своей работе. Не то чтобы весь дом сиял чистотой — на это не хватит никакого времени, и потребуется еще штуки четыре Даш — но заходить в избу было приятно. Девственной чистотой сияли поверхность стола и посуда. Заварочный чайник блестел фарфоровым боком. Все коробки, мисочки и бутылочки красовались в буфете, где было им самое место.
Даша посмотрела на часы, зевнула и отправилась передохнуть. Родители вернутся — разбудят. Она вытянулась на диване и сразу же уснула.
***
Вера Анатольевна не торопилась возвращаться домой. То, что сегодня должна была приехать дочка, как-то выветрилось у нее из головы. Пока пила кофе с Дусей, заедая напиток вкусным домашним печеньем, забежала на огонек Маня. Ну, а где три женщины, там и четвертая, Аннушка, появится. Поиграли в карты, обсудили Чеботаревых, вредных аборигенов, не дающих жизни никому из дачников. Вечно Чеботаревым неймется: то триммером жужжат дети Аннушки, то воду в колодце неправильно набирают Дусины внуки, а к Мане на выходные привозят придурочную собаку, лающую на всю улицу шмакодявку…
Чеботаревы орут, простите, матом. А Дуся потом таблетки горстями ест. Скандальные соседи. А ругаться с ними — себе дороже — всю зиму Чеботаревы здесь кукуют — за дачами присмотр все-таки.
Потом Маня затащила Дусю, Веру и Аннушку к себе на огород, показывать настоящие арбузы. Они еще махонькие, тепличные. Маня божилась, что будут сладкие как мед, а Аннушка ехидно улыбалась. Поругались маленько, потом помирились. Аннушка пригласила к себе и угостила сладкой наливкой, самолично приготовленной из черной смородины. Вот тут Вера и вспомнила, что Дашка должна была приехать — смородину собирать.
Она посидела с подружками еще часок и потопала к себе. Вера нисколько не волновалась — Дарья не маленькая, не заблудится в саду.
Поднялась на крылечко, смотрит: от озера Шура идет с мешком. «Работу» на дом несет. Следом Мусик скачет — хвост как знамя. Опять до темноты эту рыбу проклятую чистить.
— Чтоб ты провалился со своей рыбой, — тихо под нос буркнула Вера Анатольевна.
В избе пустота: на столе — ничего, в мусорном ведре — таблетки, из холодильника все продукты выброшены. Сердце у Веры прямо таки упало: вот и наделала творожка домашнего. Дашка хозяйничала, бога-а-чка. Шура в дверь втискивается, бугай седой, мешок вонючий на стол — хрясь. В комнату заглянул:
— Дашутка! Приехала! — обрадовался, дурень.
— Дашутка твоя разлюбезная нас по миру пустила, — ворчит Вера, — хрен тебе, дед, а не творог!
— Да и кляп с ним, давай-ка, рыбу чисти, там пара щурят и десяток окушков. Дашутку покормим.
Дарья проснулась, поздоровалась с родителями. Отец смотрит ласково, рад дочери. Он вообще такой, с приветом — всему свету радуется. А мать губы поджала, глазами зыркает, весь белый свет ненавидит — разобиделась.
— Мама, хватит помойку устраивать в холодильнике. И в аптечке. И в сенях. Когда ты хлам из дома выкинешь?
— Когда рак на горе свистнет! Для тебя — хлам, а для нас — вещи, кровно заработанные, — расплакаться готова.
Лучше не спорить, ну ее.
— Смородину собрала?
— Не успела.
— Ну вот. Я так и знала, так и знала, — завела свою шарманку Вера.
Шура, Александр Петрович, добродушно улыбнулся:
— Да хватит тебе — два дня впереди, успеете.
Начистили, нажарили рыбы целую сковородку. Сварили картошку в мундирах. Мать нарезала мелко зеленый лук, потолкла его деревянной толкушкой, залила подсолнечным маслом. Присела рядом с дочерью: чистит картошку и в тарелки всем накладывает.
Даша смотрит на отца, любуется. До чего он красиво ест — рыбу всю до самой последней косточки переберет, да так искусно, что скелетик от окуня можно под стекло ставить. А мама рыбу есть вообще не умеет — ковыряет вилкой без толку. Зато картошку чистит лучше всех.
— Спасибо, мамуля! — принимает из рук Веры горячие клубни и кидает в миску хороший кусок сливочного масла. Пригодился.
***
Спала, как убитая. А утром позавтракать не успела, как мать встала над душой, будто памятник Феликсу Эдмундовичу.
Началось…
Грядки пропололи — Вера Анатольевна уверенной дланью Дашу в теплицу отправила. Потом — в цветник. Потом — в ягодник. Вера напоминает кран на стройке — стоит на одном месте, только стрела туда-сюда поворачивается. А Дарья очень похожа на раба, задействованного при строительстве египетских пирамид — спина так же согнута и блестит от пота. Жара.
Александр Петрович в этом шабаше участвовать не стал, улизнул в лес за морошкой. А это значит, что вечером придется чистить ягоды, а потом варить варенье. Банок тридцать. Впрок. Мало ли, конец света, а мы не емши. Эх…
Огурчики в парнике, как детки в ясельках — маленькие, пузатенькие, в пупырышках. Первые этим летом. Наберешь таких целый тазик, замаринуешь с чесночком и укропом — лучше закуски не придумать. Зимой в оливье накрошишь — получишь ресторанное блюдо! Даша отметилась и здесь. Можно галочку поставить.
Жалко, что нет внуков, в который раз думает Вера. Вот было бы здорово! Она бы всем дело дала. Вон, у Дуси целая бригада. Одни на прополке, другие воду носят, третьи дрова убирают. Дуся целый день на кухне торчит — харчи работникам своим стряпает. Зато участок — конфетка! А тут — все сама, все сама. Дашка, паразитка, не спешит замуж. Завела себе Костика и крутит с ним динамо. А нет, чтобы расписаться, детишек нарожать! И Костику дело бы нашлось — мало тут дел, что ли? Каждые выходные приезжали бы в деревню отдыхать…
— Даша, в баню пойдешь?
Пойдет, куда она денется. Отец свежих веников заготовил. Надо быть дураком, чтобы отказываться в субботу от баньки.
Александр из лесу приволок две корзины ягод. Затопил баню. Запарил веники — и пошел от них березовый дух. Листья душистые, мягкие –— вся усталость уйдет.
Вечером Дарья, румяная, распаренная, сидит в кресле, довольная. Мама на стол накрывает. Чеботарева прибегала с хлебом: купили у нее две буханки белого, домашнего, в печи созревшего. Отломишь горбушку — снаружи хрустящий, а внутри пышный, пористый. Сливочное масло тает, впитываясь в ноздреватую мякоть — пища богов! На доске разделочной сало розовое, с прожилками нарезано. Чеботаревы, опять же, продавали по сходной цене. Огурчики сметаной политы и луком сверху присыпаны. Картошка млеет в кастрюльке. Селедочка малосольная в миске.
К такому ужину Вера ставит на стол маленькую. Под закусочку — не грех стопочку пропустить, для аппетита, для веселой беседы. Аппетит у всех знатный, а долго не сидели — Даша спать ушла через полчаса. Сон в деревне — богатырский.
В воскресенье вечером уехала в город. Зашла в квартиру. Чистота, стерильность, уют и «фэншуй». Удобный анатомический матрас на кровати. Подушки с эффектом памяти. Кондиционер. Все для комфорта и отдыха продумано тщательно и со вкусом. А сна нет! Даша вечно мается полночи, еле-еле уснет, а утром просыпается вся разбитая.
Одно спасенье — выходные на даче. Мистика какая-то — никакого снотворного не нужно. Наплевать, что она вновь споткнется об чьи-то туфли и будет разбирать холодильник, набитый испорченными продуктами. Мать снова начнет бубнеж и ворчание. Ерунда. Даша все вытерпит ради того, чтобы провалиться в бархатную темноту, без сновидений, после которой тело молодеет лет на десять, а душа радуется жизни.
—
Автор рассказа: Анна Лебедева
