Девочка бежала через лес. Одна. Она заблудилась. Слышала голос своего папы, который звал, ее, откликалась, но продолжала бежать в надежде его найти. И не понимала, что убегает все дальше и дальше.
Наконец голос отца стал совсем не слышен, и только щебетание птиц вокруг и шорох трав. Вдруг навстречу вышел человек в старой одежде, длинноволосый и седой. Девочка остановилась и посмотрела на него.
«Это, наверное, леший», — подумала она, но не испугалась почему-то. Несмотря ни на что, он был не страшный.
— Ты откуда тут? – спросил мужчина.
— Я к папе бегу, мы потерялись.
— Понятно, — ответил «леший» и подошел к ней так близко, что она почувствовала запах дыма от него. – Тебя нельзя тут одной бегать. Можешь в болото попасть и утонуть. Пошли вместе искать твоего папу.
А тем временем Матвей выбился из сил, ища дочурку. Только на минуту отвлекся, а ее уж и след простыл. Сердце сжалось от страха, когда он перестал слышать ее звонкий голосок. И куда теперь идти, в каком направлении? Он метался из стороны в сторону, ни на секунду не переставая звать ее.
А перед глазами мелькали всякие ужасы: болото, зверюга какая-нибудь или этот бородач-насильник. Из тюрьмы вышел лет пять назад и поселился в лесу, как отшельник. Жена не приняла, сидел за изнасилование, хотя, говорят, подстроенное. Но поди, разбери теперь.
Матвей сел на пригорок и заплакал. Бежать в деревню надо за подмогой. А к тому моменту уже свечереет совсем. Как найдешь дочку в темном лесу? А жена! С ума ведь сойдет. Он снова встал на ноги и побрел по лесу, уже не разбирая дороги.
В глазах стояли слезы, горло болело от натуги. А он все звал и звал дочку. И вдруг упал без сил меж кустов, не зная, что делать дальше. Уже смеркалось, а ему хотелось выть от страха за дочь, но и на это сил не было.
Тягучее забытье накрыло его с головой и сковало по ногам и рукам. И вдруг грезится ему, что навстречу бежит она в белом платьице, смеется, ручонки тянет.
— Папочка, папочка! Вставай! Мы тебя нашли.
Он с трудом разлепил веки и понял, что это не сон. В вечернем полумраке действительно стояла она, держа за руку этого упыря, которого все село боялось и гнало в шею, как только он покажется на людях.
— Вот, забирай свое сокровище. Глядеть за ребенком надо в оба в лесу, папаша.
Матвей вскочил, подхватил дочурку на руки и уставился на седого мужика.
— Идти-то знаешь куда, в какую сторону путь держать?
Нет, он не знал. Сам заблудился, пока искал дочь.
— Пошли, провожу, — сказал тот и пошагал вперед, опираясь на толстую сучковатую палку.
Примерно через час он вывел их на тропинку, ведущую к селу и палкой указал направление. Но Матвей уже знал, куда путь держать.
— Спасибо тебе, добрый человек, — сказал он на прощание, а тот ответил:
— Добрый был, пока среди людей жил. А они меня в грязь втоптали, хотя я за свою жизнь никого пальцем не тронул. Оговор это был, так и знай. А теперь ступай своей дорогой, да дочку в лесу не бросай. Тут всякий люд бродит. И не каждый тебе ее за ручку приведет.
Он повернулся и побрел вглубь леса, где, говорят, у него землянка имеется, там и живет отшельником.
А ведь он на том суде был и ненавидел супостата. А что, если и впрямь оговор? А разбираться не стали. Как же хрупка человеческая жизнь и как несправедлива бывает судьба.
Дома ждала обеспокоенная жена, но он не стал бы ей рассказывать всю эту историю, если бы не дочка.
— Я заблудилась, а меня дяденька леший нашел и к папе привел, — затараторила она.
Пришлось рассказать все по порядку, как собирали грибы и ягоды, а потом потерялись.
Жена сначала в рев, а потом сказала:
— Так может одежды ему какой отнести, да пропитания? Как же он живет-то там один в лесу.
И на следующий день они так и сделали. Собрали, что смогли и отправились в лес на поиски с самого раннего утра, а дочку у соседей оставили от греха подальше.
Землянку нашли, но его там не оказалось. Завалил он ее валежником, внутри валялись старые дырявые валенки, пустые консервные банки, а рядом выжженное кострище и помятый котелок над ним.
— Ушел, видать. Нас, людей испугался, что придем и наговорим на него, будто он девчушку обидел. Тогда уж ему точно несдобровать.
Они оставили на всякий случай то, что принесли с собой, вдруг вернется. И побрели домой, рассуждая о его жизни загубленной и сочувствуя чужому горю, не понимая до конца всей его тяжести, несправедливости и бесчеловечности.
А как поймешь, если сам через такое не прошел. И не испытал несправедливого приговора и людской злобы да ненависти.
