Теперь переживём и осень
У двери одного из кабинетов поликлиники сидела симпатичная бабушка в очках и внимательно рассматривала свою толстую медицинскую карту.
К этому же кабинету подошёл старичок, тоже с толстенной медицинской картой, сел рядом, и вежливо спросил:
— Девушка, вы будете крайняя?
Бабушка оторвалась от чтения, внимательно посмотрела на старичка и обеспокоенно спросила:
— Мужчина, что с вами?
— Что? – не понял старичок.
— Что-то вы, я гляжу, заговариваетесь. Может вас вперёд пропустить, если вам так плохо?
— Где это я заговариваюсь? – удивился дедушка.
— Как где? Здесь. Я тут одна сижу, а вы между нами какую-то девушку увидели. Мне, правда, тоже, порой всякое мерещится, но не до такой же степени. У вас случайно, не куриная слепота?
— Девушка, вы что? – гордо воскликнул дед. — У меня со зрением, пока что, тьфу-тьфу-тьфу! Всего плюс два.
— Мужчина, я чего-то не пойму, вы меня, что ли, девушкой называете? – наконец-то, догадалась бабушка.
— А кого ещё? Мы здесь пока вдвоем врача ждем.
— Вот те раз… – Она очень внимательно посмотрела на странного собеседника. – Дожила… В семьдесят пять меня девушкой обозвали.
— Почему обозвали? – улыбнулся дед. — Я вас от души так назвал.
— От души? От какой ещё души?
— От юношеской и горячей.
— Мужчина, вы что, в детстве что ли, впадаете? Ведь вам… — бабушка бесцеремонно взяла из его рук его медицинскую карту, и стала искать там дату рождения. Нашла и воскликнула, тут же переходя на ты: — Ох ты! Батюшки, глазам своим не верю. Это чего, ты, что ли, в один день со мной родился? И в один год? О, Господи. Надо же. Интересно, а может, ты помнишь, и в каком роддоме тебя родили?
— Сам не помню, — замотал он головой. — Но маманя мне говорила, что родился я в четвёртом родильном доме, том, который раньше стоял на разъезде Восстания.
— Не может быть, – заулыбалась бабуля. — Вот так встреча. И я ведь там тоже родилась. Утром. Ровно в шесть ноль-ноль. Так в моей метрике написано.
— А я родился в пять тридцать восемь! – радостно сказал он. — Выходит, девушка, я тебя постарше буду. На двадцать две минуты.
— А чего это ты так обрадовался?
— Как чего? Кавалер всегда должен быть старше дамы.
— Кто? – Она с нескрываемой усмешкой посмотрела на дедушка. — Кавалер? И чей ты кавалер?
— Кавалер дамы.
— А дама у тебя кто?
— Я думал, дамой ты будешь, — дедушка тоже заулыбался. – Согласна, что ли на такое звание?
— Ишь чего придумал… – хмыкнула она. — А если я замужем?
— Не может такого быть, — замотал он уверенно головой.
— Почему это?
— А слишком уж ты весело с чужими мужчинами разговариваешь. Замужние так не разговаривают.
— А если я по жизни такая веселая? И при этом замужняя.
— Тогда мне придётся даму отбить, — весело сказал дед. — Или украсть. Похитить, одним словом. Убежишь со мной на край света?
— С какой это стати? – Было видно, что бабушка охотно включилась в эту безобидную игру.
— Как с какой? Мы же с тобой с первой минуты рождения знакомы.
— Где это мы знакомы? Не помню я нашего знакомства.
— Как? А помнишь, как мы с тобой на одном пеленальном столике голенькие лежали? Как ты ко мне ручки тянула. Помнишь?
— Не придумывай! – испугалась тут же она. — Тьфу, нашёл ведь, что сказать, охальник.
— А ещё я помню, — продолжил фантазировать дед, — как ты мне нежно свои песни младенческие пела. Когда мы лежали в роддомовских кроватках. И кроватки эти рядышком стояли.
— Не придумывай, говорю. Прямо, слышал он чего-то.. С первого дня жизни слух у него прорезался… Придумщик…
— А я не придумываю. Мне, может, твой голос с первой ноты в сердце запал.
— Ой, ой, распушил хвост, кавалер.
— А-то.
— Ох, скорее бы уже доктор пришёл, — вспомнила вдруг бабушка, зачем она здесь. — А то ты меня тут до греха доведешь.
— Что боишься меня? – довольный, сказал он. — Правильно, бойся. Знаешь, наверное, поговорку, что любви все возрасты покорны.
— А ты хочешь сказать, что уже влюбился? — засмеялась она вдруг.
— Пока не совсем. Но уже чую, как любовь во мне зреет.
— Господи, вот угораздило меня именно сегодня в поликлинику прийти, – забормотала она, разглядываю с любопытством собеседника. – Могла ведь и завтра сюда приползти. Чай, не горело.
— Это судьба. Значит, пора нам знакомиться, девушка. — Теперь он взял у нее из рук её медицинскую карту и прочитал: — Наталья Семёновна. Красивое имя.
— А ты значит, — она опять стала смотреть его карту, — Михаил Феоктистович? Ищь, ты… Отчество-то у тебя какое редкое. А вон, кстати, и наша врач идёт. — В это время, и правда, к кабинету по коридору приближалась женщина в белом халате. — Наконец-то! Ты на что жаловаться-то ей будешь?
— Я-то? – Дед растерялся. — Да, наверное, уже ни на что. Сердце вчера чего-то болело, ныло. А сейчас я с тобой поговорил, и оно уже как бы уже поёт. Ну, что, Наталья Семёновна, я тебя тут подожду, а потом мы с тобой в парке погуляем?
— Как в молодости, что ли? – улыбнулась опять она.
— Что значит, как в молодости? А мы сейчас с тобой в чём? Разве не молодые мы, если в нас чувства ещё играют? Так что, иди на жизнь врачу пожалуйся, а потом мы с тобой о чем-нибудь возвышенном говорить станем. Например, о любви.
После этих слов они оба дружно рассмеялись.