Самое синее в мире море…Чёрное.
Хоть и сказал, что не парнишка уже, бегать от юбки к юбке, но она Маша, не верит.
Обжигалась уже и не раз.
Первый раз замуж по большой любви вышла, бегом бежала. Как мамка уговаривала, как просила не делать глупостей, нет же любовь.
Едва восемнадцать исполнилось, не жила ещё, на образование плюнула.
Мамка ругалась, ох как ругалась, сама всю жизнь то телятницей, то дояркой трудилась, думала Машку в люди вывести, да у Маши свои планы на жизнь были, любовь отчаянная.
Он, Костя-то, старше был на десять лет, вот ещё мать, что взбеленилась-то, гулял по- страшному, ни одной юбки не пропустит, её Машку приметил как-то, прохода не давал, то цветочков нарвёт, то шоколадку подарит, колечко, браслетик, серёжки.
Мать кричала, подарки отдавать назад велела, Машка ревела, назад всё возвращала.
Костя не сдавался, у него интерес спортивный появился он сам так сказал потом…
Влюбилась Машка тогда, по уши как дура.
Целый год жили душа в душу, ни шагу в сторону, а потом видимо заскучал. Да только Маша не сразу поняла молодая любовью жила. Даже мамка поверила, что за ум взялся зять, даже про внуков стала спрашивать.
-Рано ещё, тёщенька, надо Машу выучить, в люди вывести, нечто я не понимаю, что из-за меня она образование не получила.
Поступила Маня, на бухгалтера, ох как мамка воспряла, человеком дочка станет. Пять дней в районе учится в пятницу вечером домой привозит её муж, Москвич -412 они тогда купили, красный, что помидор.
Важная Маня выходила и шла к машине, а как же, мужняя жена. Девчонки -то против неё детки, на парней и не смотрела, их и так мало, да все плюгавые, разве кто с Костиком сравнится с её.
Выходные хлопотала, обстирывала, наваривала, всё вымывала.
Стала замечать, что приезжает домой, а дома не так и грязно, вроде убирался кто.
Пошутила так мужу, а тот даже обиделся.
-Ты что же, Маня, совсем меня свиньёй считаешь? И пол подметаю и стираю, благо машинка есть, а в последнее время даже готовить научился ух какие борщи Костя варить научился, не хуже Маниных.
В понедельник увозил муж на учёбу.
Как-то приболела, домой в среду решила уехать, стоит на остановке, ждёт автобуса, Косте сюрприз решила сделать.
Слышит, как бабки между собой переговариваются, обсуждают чья девка.
А она, Маня вовсе городская стала, одевалась как в городе, разговаривала так же, стоит, ждёт автобус, а сама прислушивается тихонечко к тому, что бабы говорят.
-Да это же Дуси Ивановой дочка, что за Коськой Свешниковым взамужем.
— Это за каким Свешниковым? Лидки Петровой што ле?
-Ну.
И бабки что-то зашептали, горячо обсуждая, косясь в её, Манину сторону, да пусть их.
С тяжёлым каким-то чувством ехала домой Маша, хорошее настроение как улетучилось, в автобусе все на неё глазели и перешёптывались.
Дома было чисто и тепло, на плите стоял свежесваренный борщ и тушёная картошка.
Скрипнула калитка, кто -то вошёл в сени…
-Марина? — Маня уставилась во все глаза на свою подружку Маринку, та никуда не поступила, а пошла работать телятницей, в колхоз, — Марина? а ты чего здесь?
-Я? А увидела, что ты, приехала, — начала краснеть и заикаться Марина, — вот и побежала следом, хлеба тебе вот, принесла.
-Хлеба?
-Ага…У вас же хлеба нет наверное…Ну ладно, я побежала.
-Постой…Ты что? Даже не посидишь? У меня Костя вон борщ приготовил и картошку потушил…
-Ладно, побегу я Мань, правда некогда…
Собралась к мамке сбегать, показаться ей, да та сама вот она, с порога начала орать какой кобель Костя, что уже вся деревня знает, что он с Маринкой Чапыгиной связался…
Борщи ему бегает варит, да убирается, говорят, что беременная от него, пока Маня в городе образование получает, подружка времени не теряет даром…
В ногах валялся, прощения просил, говорил, что у неё, у Мани, всё впереди, она вон какая умная, да красивая, совсем городская стала.
А он что? Он тракторист, пентюх деревенский, не чета ей, Мане.
Маринка -то она своя, деревенская, а она Маня, вон какая…царица…
-Так ты сам меня отправил учиться, Костя, — плачет Маня.
— Отправил, видел, потому что…не дело тебе в колхозе пропадать…
Не вернулась Маша в деревню больше так, набегами приезжала, к мамке. Мать сначала ругала, а потом плакала вместе с Маней, говорила, что хорошо хоть дитя не нажили, а то вон она, мать Манина, всю жизнь одна горе мыкает, никто не хочет обузу вешать на шею, дитё чужое тянуть.
Маня с Маринкой помирилась, даже в гости к ним с Костей ходила, ребёнку ихнему, Ванюшке, крёстная даже.
Маринка повинилась Мане, Маня рукой махнула, всё хорошо, мол. Врала что личная жизнь у неё устроенная, что всё хорошо, а сама потом волком выла.
Когда Маринка второго ребёнка, девку родила, приходила к ней в больницу.
Костя с Ванюшкой приехали, она их у себя оставила, квартира своя у Мани уже была.
Вечером, уложив Ванюшку, сидели с Костей на кухне.
Грешным делом, подумала Маня, что может получится у них чего…
Но нет, он Костя изменился очень, жену свою, Маришку, любит говорит, никого не надо больше, о как.
— А меня? Меня ты любил, Костя?
Сидит, голову опустил.
-Прости, Маня…Тебя тоже любил, но по- другому, не как Маринку, прости.
Долго сердце себе рвала.
Генка подвернулся, вышла замуж.
Без любви без чувств, просто вышла…
Он запил через год, колотить её начал, по бабам бегать, выперла.
Так он, гад, ещё больше года таскался, то окна побьёт, то на двери что-то напишет.
То плачет и на асфальте пишет, как любит, то опять угрожать начнёт.
Виктор, водитель, вызвался поговорить с Генкой, когда в очередной раз жалилась Маня на работе на Генку, что одолел уже.
Поговорил Виктор отстал Генка, ходил из далека гадости выкрикивал, близко не подходил.
А тут пришёл, говорит вещи остались, начал упрекать Маню, что ещё постель супружеская не остыла, она уже ухажёра притащила.
-Ещё и угрожает мне, ты смотри, Маня, у меня тоже есть кому пожалиться мигом твоего бугая на место поставят, а не поймёт, так я…
-Что ты? Что ты? — кричит ему в лицо Маня, — что ты сделаешь? Алкашам своим пожалуешься? Уходи Генка, по -добру, по- здорову, а не то…
Кинулся Генка драться на Маню и откуда только Виктор взялся, схватил за шиворот и проволок по всем ступенькам, хоть и второй этаж, а чувствительно, выкинул из подъезда и пенделя дал хорошего.
Пообещал в больничку в другой раз отправить.
Взвыл Генка, захромал, кулаками грозит, за зад ушибленный держится.
Виктор ногами потопал, типа бежит следом, поулюлюкал, подхватился Генка и бежать, слёзы кулаком размазывая, больше и не появился.
А Виктор у Мани поселился.
Год Маня цвела, выдохнула, наконец-то счастье женское обрела, уж как она любила и обхаживала своего Витюшу, пластом стелилась. Всё для него делала.
Пришёл как -то, руки опустил, сидит, мнётся.
-Что такое, Витюша, что случилось?
-Прости, Маня. Хорошая ты баба, да пора мне.
-Как пора? Куда пора?
-Жена простила, дети у меня там. Душа вся изболелась.
-За что простила?
-Загулял я тогда Маня. Не ценил то, что имею, вот она меня и.…А теперь простила, ты тоже прости меня. Нет мне без них жизни…
Волком выла Маня, руки себе грызла, еле выжила.
Как же плохо было, первый раз с настоящим мужиком судьба свела и вот…
Чёрная ходила Маня, никому не верила.
Крест на себе поставила, так тяжело было, собралась и уехала ближе к теплу и морю.
Там мужиков -то куча, да все они с масляными глазами, да липкими руками, им всем одно надо, а душевности, тепла, этого нет. Им бы вон, своё получить, отряхнуться и бежать дальше.
Идёт с работы Маня, тепло, весна, цветёт всё, она и мать перевезла ближе к морю, к теплу.
У той после тяжёлой работы дояркой все суставы болят, выворачивает.
Так и живут вдвоём.
-Ох, вот бы внучонок был у меня, — жалуется мамка, — всё бы повеселее было.
Но не было детей у Мани, не сложилось, хотя уже и тридцать разменяла, кто теперь на старуху посмотрит, убивается мамка.
Так вот идёт Маня с работы, тепло, цветы, отдыхающие уже, начали приезжать.
Смотрит, мужчина хмурый сидит, глаза красные, одет прилично, присмотрелась, так это проверяющий, что к ним приехал, днём был сегодня.
-Добрый вечер, Юрий Михайлович.
-Добрый вечер, — буркнул зло.
-Я Мария Григорьевна, вы у нас проверяющий…
-Аааа, это ваша чёртова контора оставила меня без крыши над головой.
-Как так?
-Да так не согласовали гостиницу, теперь придётся до утра вот, на лавке…
-Да в вы что…Идёмте ко мне.
-Да ну неудобно…
-Удобно, удобно. У нас комната свободная есть.
А муж ваш? Он не будет против?
-Я одна…в смысле без мужа живу, с мамой…
Вот с тех пор десять лет прошло.
Сыну Гришеньке восемь лет, доченьке Наташе шесть.
А Маня всё не может страх свой перебороть, всё ей кажется, что вот- вот случится, вот- вот Юра изменит ей.
Подруг нет рядом, не заводит, была однажды подружка, Маринка близкая.
Никуда не ездят по одиночке, да он, Юра и не стремится, всё в семью, всё вместе, а вот Маня не может, не верит и всё ты тут.
Ума хватает Юрию ничего не говорить, мозг не выносить мужику, но сама расслабиться не может, так и ждёт подвоха так и думает, ну вот сейчас, сейчас точно.
Ох, что-то задержался на работе…
Ну точно, вот- вот…загулял. Сейчас придёт, глаза в пол, скажет, что уходит.
Рисует себе картины Маня одна страшнее другой…
Юра пока придёт, она уже и наплачется, и вся варёная сидит будто.
-Что случилось, Маня?
-Голова что-то, — еле шепчет…
-Иди приляг, — говорит заботливо.
-Нет, нет, Юрочка, негоже лежать, идём покормлю…
-Да я и сам с руками, иди полежи.
-Нет, нет…Ещё чего, — подхватится, шуршит бегает, а то не дай бог что подумает.
Пожмёт плечами Юра, вот какая Маня хозяюшка, надо её чем-то порадовать, может в санаторий отправить на недельку? Пусть отдохнёт сердешная.
Да та взвилась к потолку, нет, мол, одна не поеду…
Вот такая у него Маня, всё для него всё для детей…
А Маня теперь думу думать будет, видно нашёл кого Юра, избавиться на целую неделю от неё хочет, а что? Удобно, детей с мамой оставит, а сам…
-Ну хочешь с детьми и тёщей поезжай?
Тёща заегозилась, глаза загорели…
-Нет, — кричит Маня, — нет, работать мне надо…
Так и живёт…
Десять лет как на пороховой почке.
Десять лет всё ждёт Маня предательства и подвоха…
