Николай вошел в дом и, не разуваясь, прошел в жилую комнату. Мать, увидев такое неблагодарное отношение к своему труду, тут же подскочила со стула и с недовольством посмотрела на сына:
— Ты совсем стыд потерял? Я пытаюсь поддерживать тут порядок, ради тебя, ради твоей жены, а ты относишься к моему труду так, как будто это пшик какой-то.
— Мама, сядь и успокойся, — сказал Николай таким голосом, что Тамаре Анатольевне ничего не оставалось, кроме как повиноваться сыну.
— Что случилось? – пробормотала она. – Ты какой-то странный.
— Мама, я ухожу. Я устал, хочу собрать вещи и уйти.
— Уйти? – Тамара Анатольевна не верила своим ушам. – Куда уйти? Зачем?
— Я хочу уйти к Любе. Она меня любит, а я люблю ее. Мне это все надоело.
Под «всем этим» Николай, вероятней всего, подразумевал свою больную жену и мать, которая тянула на себе все хозяйство и периодически пилила сына за то, что тот мало внимания и времени уделяет своим мужским обязанностям.
— Я не верю своим ушам, — проговорила Тамара Анатольевна, — мы живем, перебиваясь с копейки на копейку, а ты так легко заявляешь о том, что собрался уходить к другой. У тебя совесть есть?
— Совести нет, как нет больше и терпения все это лицезреть с утра до вечера. Маша лежит, она не разговаривает и почти не двигается, а ты носишься с ней как с писаной торбой, и меня заставляешь делать то же самое. Я не собираюсь класть свою жизнь на алтарь Машиной жизни и здоровья. Я сам по себе – здоровый мужик, которому нужна нормальная баба, а не овощ и человек, который за этим овощем ухаживает.
Под «овощем» подразумевалась жена Николая Маша, которая после тяжелых родов была парализована и прикована к кровати. За ней ухаживала мать Николая Тамара Анатольевна, хотя ее сын несколько раз пытался определить собственную жену в специальное медицинское учреждение.
А потом еще эта Люба появилась. Красивая, свободная, молодая, готовая родить Николаю здорового ребенка, обещающая ему небо в алмазах. Только вот за что такие обещания обычному работяге, который прокормить не может больную жену и мать-пенсионерку?
Тамара Анатольевна предпочитала смотреть на вещи адекватно.
— Зачем ты Любе? Она ведь тобой просто пользуется. Поиграется и выкинет на помойку.
Слова матери задевали Николая за живое.
— Ты вообще не знаешь значение слова «любовь»? – фыркал он. – Ты любила вообще кого-нибудь, кроме себя самой?
— Я тебя любила и люблю, — отрезала мать, — но ты, конечно, говоришь про другую любовь. Которая связана с пошлостью и изменой.
— Мама! – Николай повысил голос. – Какая измена? Маша уже почти год лежит как кукла, а ты говоришь, что я ей изменяю. Как я вообще могу изменять человеку, которого почти нет?
— Маша есть! – кричала мать. – Не веришь? Подойти и возьми ее за руку. Она все чувствует, все слышит. А ты слышишь только себя. Ты – неисправимый эгоист, и мне стыдно за то, что ты мой сын.
— Сейчас заплачу, — съязвил Николай, — я решил. Я ухожу к Любе, а как и на что мы с ней будем жить – тебя не касается. С Машей я разведусь, с этим проблемы не возникнет.
Тамара Анатольевна с болью смотрела на сына. Она считала его и глупым, и самовлюбленным, и наивным, и трусливым. Все мужские недостатки были сконцентрированы в одном человеке, и этим человеком был ее родной сын. Мария любила Николая больше жизни, несмотря на запреты врачей, она решила, что родит ребенка, а после родов оказалась прикованной к постели.
Тамара Анатольевна делала все от себя зависящее для того, чтобы поднять Машу на ноги. Нанимала врачей, ездила в разные города за лекарствами, даже через знакомых из Москвы заказывала. Маша, вроде бы, проявляла какие-то признаки просветления, но все равно это все была лишь капля в море.
Николай же уже давно смирился с тем, что его жена будет вечно прикована к постели и не сможет стать его полноценной женой, поэтому и переключился на Любу.
Люба была отдельной темой. Когда-то они с Машей были лучшими подругами, только вот так вышло, что обе полюбили одного и того же молодого человека. Им был Николай, а он, любитель женского внимания, долго не мог определиться с тем, с кем же он хочет быть. Бегал от одной к другой, не давал покоя обеим, препятствовал устраиванию личной жизни и для Любы, и для Маши.
Тамара Анатольевна отлично видела метания сына, и они ей не нравились. Матери бы хотелось, чтобы ее сын был счастлив с одной женщиной, и, чего греха таить, нравилась будущей свекрови именно Маша. Была она девушкой домашней, покорной, по уши влюбленной в Николая и явно очень верной. Сложно было представить себе Машу в роли змеи-искусительницы, а вот Любе эта роль очень даже подходила.
Люба была моложе, она была красивой и легкодоступной. По крайней мере, она такой казалась со стороны, ей нравилось нравиться мужчинам, она с восторгом принимала подарки и комплименты, но замуж не собиралась, потому что, как утверждала, была влюблена в одного мужчину – в Николая.
Молодому мужчине льстило внимание обеих женщин, но под влиянием мнения матери он предпочел Машу. Она была счастлива стать женой Николая, клялась в вечной любви и обещала стать самой лучшей женой для него. Ни у кого сомнений в этом не было, особенно тот факт, что врачи запретили Маше рожать, а она решила нарушить их запрет, уже говорил о многом.
— Я так сильно тебя люблю! – повторяла она. – Что готова на все ради твоего счастья.
— А как же твое собственное счастье? – удивленно спрашивал Николай, хотя сам млел от слов своей жены.
— А мое счастье заключается в том, чтобы сделать счастливым тебя. Если тебе хорошо, то и мне хорошо. Если ты улыбаешься, то и я буду улыбаться.
Николай особенно не жаждал иметь детей. Он не настаивал на том, чтобы Маша беременела и рожала ребенка спустя всего два года после свадьбы. У него не было достойной работы, Николай перебивался с одной подработки на другую, большую часть денег в семью приносила Маша. Она работала агрономом, на работе ценилась, а вот Николай прыгал с одного транспортного средства в колхозе на другое и никак не мог зарекомендовать себя ответственным и серьезным работником, с которым хочется иметь дело.
— Ты похож на тюфяка, — часто говорила мать сыну, но Маша всегда и при любых обстоятельствах вставала на сторону Николая. Тамару Анатольевну она тоже любила и уважала, но, что касалось мужа, тут Маша стояла горой.
— Не говорите так, Тамара Анатольевна, — мягко отвечала Маша, — Коля – не тюфяк, просто ему нужно время для того, чтобы найти себя.
— Найти себя? – Тамара Анатольевна хохотала. Порой ей казалось, что сам бог ошибся, когда давал ей сына. Если бы у нее была такая дочь, как Маша, она была бы гораздо счастливее, и мир бы казался ей гораздо справедливее.
Когда Машу парализовало, это стало настоящим ударом для Тамары Анатольевны. Пожалуй, если бы с ее сыном что-то случилось, она бы волновалась меньше, потому что была бы уверена в том, что его жена не оставит его при любых обстоятельствах. Маша всегда будет рядом, она поможет Николаю, а вот сам Николай помогать своей жене не торопился. Считал ее овощем, и этого было достаточно для того, чтобы умыть руки и сбежать к любовнице.
О том, что ее сын вступил в отношения с Любой, Тамара Анатольевна узнала достаточно быстро. Слухи в их деревушке разлетались молниеносно, поэтому женщина обо всем знала еще до того, как Николай начал на постоянной основе оставаться дома у Любы. Мать никак не комментировала это, вроде как, относясь с пониманием, ведь Николай был мужчиной, а мужчине была женщина.
Но вот новость о том, что сын уходит к любовнице, была как гром среди ясного неба. Николай собрал свои вещи, сложил все в две дорожные сумки, что означало то, что уходит он от матери и парализованной жены навсегда. Тамара Анатольевна молча наблюдала за Николаем, ничего ему не говорила, а еще периодически смотрела на Машу. Вдруг она заметила движение руки своей невестки, кинулась к ней.
— Коля! Маша пошевелилась!
Николай вошел в комнату, сморщил нос и хмыкнул:
— Какое чудо! Пойду свечку поставлю от радости.
— Ты не понимаешь, какой это прогресс! Машенька!
Тамара Анатольевна больше на сына не смотрела. Она гладила по руке свою невестку, которая была ей уже больше, чем дочь. И тут Маша схватила ее за руку и крепко сжала ее. Слезы хлынули из глаз свекрови, но Николай уже ушел, ему было все равно на то, что происходило дома, он рвался к той, другой.
— Теперь все будет хорошо, — сквозь слезы улыбнулась Тамара Анатольевна и погладила свою невестку по руке. Глаза Маши улыбнулись, а лицо так и оставалось неподвижным. Все равно, все уже шло к тому, молодая женщина придет в себя. Может быть, не будет такой же, как и прежде, но овощем уже точно не будет.
— Завтра же позвоню врачу. Нет, сегодня же, — горячилась Тамара Анатольевна, — пусть назначает другие препараты.
Николай явился на следующий день. Понурый, пьяный, злой и негодующий. Сел на кухне, бросил рядом свои же сумки, которые утащил еще недавно в свою лучшую жизнь. Тамара Анатольевна с неудовольствием смотрела на сына:
— Опять наследил! Зачем вернулся?
— А не нужен я ей! – рассмеялся он с сарказмом в голосе. – Не нужен я ей. Просто подружке насолить хотела. Как когда-то я Любку на Машку променял, так теперь она меня на другого. Врала она мне все время, самолюбие свое тешила. Дрянь! А как только я к ней явился, так меня ее хахаль за порог выкинул.
Тамара Анатольевна вдохнула. Не быть ее сыну счастливым человеком до тех пор, пока он не научится быть достойным. Тамара Анатольевна с грустью понимала это, глядя на Николая.
— Сейчас врач придет, уйди ко мне в комнату и не высовывайся, не позорь меня.
Николай поднял голову и посмотрел на мать:
— А что, Машке и вправду лучше? Прям шевелится уже, говорит?
— Нет, не говорит, но двигается. Но, Николай, имей в виду, что ноги твоей рядом с этой женщиной больше не будет, по крайней мере, пока я жива. Ты ее не заслуживаешь. И я ее не заслуживаю.
Николай пожал плечами. Он не возражал, потому что еще не знал о том, что самые настоящие чувства испытывает к той, которую называет «овощем». И время все расставит по местам.
Автор: Светлана Б.
