— Это вам нужно? Не нужно? Нужно? Но, видимо, не очень, если мультиварка в таком неухоженном состоянии? Мне нужнее, — и Ирина Евгеньевна выгребала все, что признавалось ее “ненужным”. Они же молоды. Еще заработают.
У Миши не было своих бабушек. Обе не дожили и до 45. Потому эта роль перешла к двоюродной бабушке по материнской линии. Ирине. Она даже иногда жила с ними, если у нее были ремонты или проблемы с ногами, чтобы не куковать дома в одиночестве или под слоем строительной пыли. Тесно общались. И Ирина считала их, Мишу и Толю, своими внуками, а не внучатыми племянниками.
Поэтому, по-родственному, могла без зазрения совести выносить из их квартир все, что ей или ее пожилым знакомым, нужнее.
— Ирина Евгеньевна, — Оксана придвинула к себе мультиварку, — Что нам было не нужно, то вам отдали. Мультиварка нам нужна.
— На ней засохшие капли… Вы ее достаете раз в пятилетку, и, не сполоснув, убираете на антресоли. Мне нужнее.
— Нужнее – приобретите.
— На мою-то пенсию? Это вам работать и работать, заработаете еще, а я уже все… вышла из строя, я себе не заработаю. На современную технику мне и заглядываться нечего. Ну… если у вас сострадания нет…
Не отделаться.
Будет ходить и говорить, какая она несчастная. Особенно после того, как они уже повелись на это, отдав ей после долгих и жалостливых просьб моющий пылесос.
Но за мультиварку Оксана решила стоять до конца.
— Это нужная нам вещь.
— Но мне нужнее.
— Ба, потом тебе подарим с зарплаты, — искал альтернативу Миша.
— Конечно, купите мне с зарплаты ерунду какую на барахолке, с рук, чтобы я не ворчала, и эта ерунда поломается потом, или ее замкнет, и будут пожар. Ну да. Не для себя же. Не жалко. Себе-то приобрели крутую, с режимами и кнопочками.
— Они все с кнопочками… — сказала Оксана.
— Для бабушки вам жалко, а бабушка для тебя, Миша, в детстве ничего не жалела. Школьную форму, карамельки… Со школы тебя забирала. Развлекала тебя. Когда была резвой и полезной нянькой, всем нужна была. Как состарилась — сиди у себя дома и не отсвечивай. Под ногами не путайся. Техника новая тебе тоже без надобности. Ну да, ну да. Сколько мне там осталось-то…
Забирала она его не особо часто. И форму покупала ему перед пятым классом на деньги его родителей, который отправили с ним Ирину в качестве сопровождающей. Зато припоминать будет всегда.
Миша зашептал:
— Оксана, давай отдадим. Дольше спорить, чем съездить в магазин электроники. Или я на сайтах посмотрю, и нам на дом привезут сегодня же.
— Миша, а когда мы попали в список Форбс, чтобы ежемесячно баловать себя новейшей техникой? Она нам не задаром достается. Уже все посчитано и расписано. Покупать другую сейчас не на что. Если бы это были, не знаю, костыли или другие жизненно необходимые штуки, то, конечно, никаких денег не пожалеешь для близких. Но это мультиварка. Кастрюля с режимами. С ней проще, но и без нее никто еще не пропал. Или манку и макароны, кроме которых Ирина ничего и не готовит, нужно непременно варить на разных режимах?
Маленький междусобойчик был прервал истошными визгами из детской. Полина сделала себе прическу-башню из волос и пластилина. Пестрые пластилиновые комки крепко-накрепко слиплись с волосами, и вытащить их не представлялось возможным.
— Ты зачем так сделала? Ты у кого это увидела? — спрашивала Оксана, подступившись к дочери с расческой, но, когда она выдернула пучок волос, Полина только громче закричала. А пластилин никуда не делся.
— У тети. В кино. У нее была высокая прическа, я тоже такую хотела…
— Но не из пластилина… Есть бигуди, лак, начесы всякие… Мне нужно было сказать…
Полину повезли в парикмахерскую, где опытные мастера, в четыре руки, до девяти часов вычесывали из ее волос слипшиеся комки, разбирая эту инсталляцию. Но справились, а то Оксана переживала, что надо будет стричь дочь под ноль.
А, пока все сидели в парикмахерской, из их квартиры ушла мультиварка.
-Миша, передай Ирине Евгеньевне, что она зашла слишком далеко, — поглядела Оксана на розетку, куда еще утром была подключена волшебная кастрюлька, — Уж то, что она что-то клянчит — это ладно, но брать без спроса — это вообще-то преступление. Украла, можно сказать.
Миша отправился проводить разъяснительную беседу.
Ирина Евгеньевна сыпала удобрения на свои клумбы у парадной, за которые она тряслась больше, чем за людей.
— Бабушка, кто так делает?
— Миша, их подкормить надо…
— Я про наши вещи. Ты уже не просишь, ты выносишь из моего дома то, что тебе приглянулось. Где мультиварка?
— У Аллы.
— В смысле?
— Она о такой мечтала. Я же не для себя.
— Нельзя быть хорошим чужими руками. Нельзя ничего брать без спроса, без разрешения. Ты сама меня этому учила в детстве, когда я камешек с клумбы утащил, отчитывала, родителям нажаловалась, что я вором заделался, что ремня на меня нет.
— Давай, засуди бабушку. Иди в полицию, скажи им, чтобы меня посадили тогда уж. Забрал камешек с клумбы ради баловства — это ты не уважал труд человека, который двор облагораживал. А отдать кастрюлю эту вашу нуждающейся женщине — благое дело.
— Двойные стандарты. Она куплена на деньги, которые заработаны нашим трудом…
— Ой, вы молодые! Пахать и пахать! Мое мнение таково, что лет до 45-55 вообще нельзя отдыхать, ныть и брать отпуска. Работайте в две смены, если работодатель не возражает. В три. Пока есть энергия. Покупайте себе жилье, помогайте престарелым родственникам. Работайте на всю катушку, а то что мне с ваших зарплат, которые на вашу же ипотеку и уходят? Я свое отпахала. Теперь вы должны. Но молодые сейчас хлипкие пошли. Поработают с 9 до 6 и за каждую копейку потом трясутся. Как бы бабушки их не объели. Странно, что за вашу еду еще с меня деньги не берете.
Мультиварка домой не приехала.
Миша все, что наговорила ему бабушка, списывал на возраст, на ее природную ворчливость, и на то, что в своей молодости она роскоши не видела. Ей хочется всего — и технику, и поездку какую, и перед соседками побыть хорошей, одаривать их чем-то шикарным. Чтобы все были ей обязаны. Приятно чувствовать себя благотворителем.
Но разговоры с бабушкой стали ему в тягость.
Хотя, как и все плохое, это быстро стирается из памяти, и Миша сам снова протянул ей руку дружбы.
У Миши за стеклом, радуя всю семью, стояли сувениры из хрусталя. Шесть хрустальных бокалов с золотистой окантовкой, вазы из хрусталя и «надувшийся», немного розоватый график. Никто на эту посуду не посягал. Из бокалов не пили, а в графин ничего не наливали. Не потому, что берегли на особый случай, а потому что это памятный подарок — когда-то его родной бабушке этот набор достался от ее свекрови, и передавался дальше. Еще передавались хрустальные лебеди и небольшое деревце, на котором красовались яблоки. Были еще лотосы, но они канули в лету, когда их уронили при переезде. Невосполнимая утрата. Тогда еще бабушка была жива, и она всех успокоила, а сейчас, когда бабушки давно нет, это для Миши не просто хрусталь, это память о ней.
Ирина Евгеньевна на этот хрусталь посягнула.
Оставив ее наедине с сувенирами, Миша не досчитался трех бокалов, графина и деревца с яблоками. Если пропажу бокалов Ирина замаскировала, сдвинув все предметы за стеклом в кучу, то исчезновение пестрого дерева скрыть не получилось.
— Попадись она мне… — метался по комнате Миша.
— Не отвечает? Ничего, завтра все равно ответит. Никуда бокалы не денутся. Не продаст же она их на барахолке…
— Знаешь, я бы не удивился.
— На что ей вообще этот хрусталь? У нее дома минимализм. Ирина Евгеньевна все ковры выкинула еще в 90-х, сама рассказывала, а были они у нее, потому что муж так захотел. В серванте она сервизы не держит, считает этой напрасной тратой денег и места. От магнитиков и то всегда отказывается. Зачем ей хрусталь?
— Чтобы меня позлить! Я ей сказал, что нельзя ничего выносить из моего дома, не поговорив со мной, и она тут же утащила бесценные для меня вещи. Чтобы позлить.
— Прекрати названивать. Потом съездишь.
— Что-то мне подсказывает, что “потом” их там уже не будет.
Миша вытряс из Геннадия Павловича, где сегодня у соседей Ирины сабантуй. Она не пропускает ни одного мероприятия. Там сидели старички, произносили тосты, а мужчина в жилетке играл на баяне. Ирина увидела Мишу и забегала, стремясь увести его от своих друзей.
— Где посуда? И где деревце??
— Миша-Миша, ты не дорос еще, чтобы так дерзко говорить с женщиной, которая вдвое старше тебя, — она невозмутимо улыбнулась, — Такой бугай уже, а все игрушки свои прячешь. Как трехлетка, — пожурила она его.
— Это реликвия!
— Подумаешь, реликвия! Нашлась реликвия. Бокалы, из которых ты не пьешь, и цветок этот с яблоками. Из-за стекла их не доставал никогда, а тут спохватился – обокрали его.
— Это от бабушки. На память.
— Без барахла ты ее не вспомнишь?
— Послушай, это не пылесос, которые штампуют на заводах, который можно пойти и купить. Это памятная вещь.
— Забирай! – Ирина завела его к празднующим, которые произносили тост за именинницу, и персонально ему сказала, — Забирай. Я эти стекляшки твои не в свой сервант поставила, а Кате подарила. У нее в детстве такое дерево было. Но все унес пожар: и памятные вещи, и семью. Видишь, как Катя обнимает этот подарок? Для тебе это ненужная стекляшка, а для нее – детство, которого у нее не было. Ей нужнее. Но давай, отбери. Чтобы все на тебя посмотрели.
Ничего он, конечно, у пожилой именинницы не отобрал.
Но дома неделю оплакивал потерю.
