— Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! – меня никто не слышал, но прокричаться было нужно. В качестве оппонента я выбрала фото мужа, перемотанное траурной лентой на угол. Гости, вместе со мной поминавшие Олега, ушли. А я осталась со своей болью наедине.
Нет, они даже убрали всё со стола и перемыли посуду. Наверное, мои подруги, Ольга с Ниной. Кто-то меня о чём-то спрашивал, прежде чем уйти. Не побыть ли со мной, да, кажется так. Но я хотела остаться одна. Кричать на Олега, точнее, на его фото. Ненавидеть его за то, что он меня бросил тут одну. И чувствовать свою боль, которая холодным огнём горела в груди. Я раньше думала, что холодный огонь – это просто такой красивый литературный оборот, если не в химии. А теперь поняла, что нет. Бывает и в человеке холодный огонь. Это когда ты леденеешь от горя, вся, включая грудь, а за рёбрами всё равно всё горит.
Мы же строили планы… Собирались взять новую машину. Родить сына. Начать строить домик на своём небольшом участке в Раменском. А Олег взял, и разбился насмерть на нашей старой машине. Она была исправна. Как мне объяснили врачи, у мужа случился сосудистый спазм, и он потерял сознание за рулём. На приличной скорости потерял. Съехал с дороги и влетел в дерево. Оказался не пристёгнутым – вылетел из машины, и сломал шею. Он терпеть не мог пристёгиваться… хоронили мы его молодым и красивым, каким он и был. Сломанных позвонков не было видно, порезы умело загримировали. Я смотрела и думала: бред. Это розыгрыш какой-то. Сейчас он встанет, и…
Устав кричать на фото Олега, я взяла его в руки и начала обнимать. Прижимала к груди и ревела. Близость его изображения должна была растопить лёд в груди, но не растопила. Вообще, я чувствовала себя странно. Думала, слёз не будет, а они… я потом переобнималась ещё со всеми Олежкиными вещами. С рубашками, куртками, футболками. С его любимой футболкой, в которой он дома смотрел футбол, и вечно заляпывал её то пивом, то курицей, я и легла спать.
Через неделю пришлось выйти на работу – мне и так пошли навстречу. Быстро собрав в проект все наработки по рекламе йогурта, я сказала боссу, что готова показать заказчику.
— Уверена, Сонь?
— Конечно.
— Хорошо, завтра утром.
На следующий день я, как обычно, не позавтракав, — не могу есть с утра, — прибежала на работу. Только она и спасала меня. Дома находиться было очень тяжело. Каждый предмет напоминал о НАС, а НАС больше не было. И не будет уже никогда.
На презентации я показывала на экран и воодушевлённо вещала о йогурте, какой, мол, вкусный, да свежий, да из фермерского молока, и вот мальчик у нас, а вот его мама, и продукт льётся рекой. И хотя наглядность на данном этапе была весьма условной, – нарисованной, — я живо представила эту реку йогурта, вливающуюся в красивую баночку, и мой организм выдал странную реакцию. Меня вырвало, слава Богу, я вовремя выскочила из переговорной.
Когда вернулась с извинениями, заказчик уже уехал. Петя сказал, что проект он одобрил.
— А с тобой что? Отравилась?
Я пожала плечами. Вроде, не травилась ничем. Вечером, чувствуя лёгкое недомогание, я сделала тест. И он показал мне две полоски. Новость оглушила меня. Нет, мы же хотели! И это могло случиться естественным образом в любой момент. Но… случилось, почему-то, сейчас. Почему?
Для меня выбор был очевиден. Но чего я только не наслушалась! От мамы, от подруг, даже от врача.
— Деточка, вы так уж уверены, что хотите родить этого ребёнка?
— Да. Хочу.
— У вас отличное здоровье. Вы потом выйдете замуж и родите ещё детей, я уверена.
В её интонации звучало «нормальных детей, не сирот». Я подумала, что нужно сменить врача.
Как ни странно, на работе я получила колоссальную поддержку. Оттуда, откуда не ждала – от Петра.
— Ну, ты как себя чувствуешь вообще? Можешь не ходить в офис всю неделю. Что-то ведь и из дома можно делать.
Я заверила Петю, что вполне в состоянии ходить в присутствие. Потихоньку от меня все отстали со своими советами – и мама, и подружки. Врача для наблюдения беременности я выбрала другого. Лёнька родился в срок, хорошим и здоровым. И жутко похожим на Олега. Когда я взяла сына на руки, у меня потекли слёзы. Копия отца! Бывает же такое…
На следующий день я получала поздравления. И даже от тех, кто был всеми руками против появления Лёньки на свет. Я смотрела в его лицо и думала: «Какое же счастье, что я никого не послушала!»
Позвонил начальник:
— Поздравляю тебя! Какой там у вас рост-вес?
— Четыре килограмма пятьдесят граммов и пятьдесят девять сантиметров. – похвалилась я.
— Богатырь! Но до дома тебя пока, наверное, всё-таки не донесёт.
Я молчала, не врубаясь, куда клонит Петя.
— Сонь, чего ты молчишь-то? Организовать тебе, спрашиваю, встречу из роддома?
Меня немного напугала его забота. Ну… не напугала, а напрягла, что ли. Мы с Петей всегда были просто коллегами. Даже друзьями не были.
— Да, я думаю, мама меня встретит.
— Суворова! Не придумывай ничего. Из роддома женщину должен встречать мужик с цветами, а не мама. Скинь мне, в общем, инфу, когда выписывать тебя будут!
Конечно, он был прав. Но наш мужик – муж и отец — уже восемь месяцев, как покоился на Алабушевском кладбище. Однако, я и сама не очень хотела, чтобы нас встречала моя мама – мы не были с ней близки. Я, как могла, дистанцировалась от неё всю жизнь, потому, что она пыталась меня этой самой жизни учить. И я отменила маму, а Петру скинула информацию о выписке. Недоумевая, неужели сам приедет встречать? Или какого он мне мужчину хочет прислать, чтобы я не была белой вороной на выписке?
Начальник встретил меня сам. Сунул цветы и конфеты сотрудникам роддома, помог мне сесть в машину, и даже подержал свёрток с Лёнькой. В машине рядом со мной на сидении лежал ещё один букет.
— А это…?
— А это тебе. – сказал Пётр, садясь за руль. – Ну, поедем осторожненько!
Сердце кольнуло. Триггер. Каждый раз, когда всплывала тема вождения автомобиля в любом виде, я чувствовала этот укол. Когда-нибудь это пройдёт, наверное. Должно же пройти?
Петя проводил меня в квартиру.
— Надо было, наверное, праздник какой-то устроить? – запоздало спохватился он. – Купить вкусного, позвать подруг твоих.
— Угу. Вкусного йогурта. – сострила я, укладывая сына в кроватку.
Петя прыснул. Он мялся в коридоре, и не проходил, и не уходил.
— Петь, спасибо тебе. Ты может кофе хочешь?
— Кофе я всегда хочу. – согласился начальник.
Я сварила ему кофе. Себе – чай с молоком. Это полезно для малыша. Мы молчали. Я не знала, что ещё сказать ему, кроме спасибо. А Петя был странно задумчив.
— Сонь, я решил, раз момент подходящий… ну, точнее, не подходящий, а просто другого может не быть. Короче… нравишься ты мне.
— Давно? – хмыкнула я.
— Всегда. – отрезал он, показывая, что это не повод для шуток. — Как познакомились.
Мы были знакомы шесть лет без малого.
— А почему я этого не знала раньше?
— Ты и не должна была знать. Сначала ты была замужем, потом горевала, потом твоя беременность. Сейчас ты только родила, и я мог бы, конечно, ещё подождать, но не считаю нужным.
— А Вика?
Вика была девушкой Пети уже года два. А ещё длинноногой красоткой. Когда она появлялась у нас в офисе, у всех парней без исключений загорались глаза. Даже у пузатого охранника дяди Коли.
— Суворова, я живой человек! Мужик. Что ты меня, теперь, Викой будешь попрекать?
— Да я и не собиралась даже.
Мы ещё помолчали, а потом я сказала Петру, что люблю Олега, горюю, не могу его забыть, и ни о каких отношениях думать не в состоянии. Он выслушал, бросил: «Жаль», и вышел из моей квартиры, напоследок сказав, что я могу ему звонить в любое время, если будет нужна помощь.
Лёнька через пару недель вдруг стал крикливым и беспокойным, хотя я, вроде, не нервничала. Ужасно хотелось спать – я почти не спала из-за сына. Пару раз приходила моя мать, но не особо помогла.
— Говорили тебе, дуре: не рожай!
Я выпроводила её со слезами, и снова окунулась в свою бессонную, полную памперсов и пустышек, жизнь. У меня были деньги, и можно было нанять няню, но я почему-то дико боялась доверить Лёньку чужим рукам.
Спустя три месяца такой жизни, я однажды зачем-то позвонила Пете. В крайней точке отчаяния, видимо. Он приехал, посмотрел на меня, выслушал, положив руку на лоб, а потом сказал:
— Коляска где?
— А… зачем тебе коляска?
— Поедем мы, погуляем с твоим отпрыском. Приведи себя в порядок и поспи.
Пете я тоже не особо хотела доверять сына, но он сказал всё начальственным тоном, а сопротивляться у меня не было сил. Они ушли, и я, сцедив молока в бутылочку, вымылась и рухнула в кровать. Не знаю, сколько конкретно спала, но проснувшись, услышала негромкий голос Петра из кухни. Я посмотрела в зеркало – похожа на человека. Не на зомби, как вчера. Вышла в кухню и увидела Петю, который катал по кухне коляску. Колёса у неё были чистыми, видимо, вымыл. В коляске мирно агукал Лёнька, а Петя говорил по телефону. Обсуждал какие-то цифры – по работе, что ли? А сколько же времени? Оказалось, что десять утра! Они не будили меня со вчерашнего дня. Я заглянула в холодильник – молока не было. Бутылочка была вымыта и стояла на полотенце. Меня просто затопила благодарность к Пете. Спаситель!
Он договорил и убрал телефон в карман.
— Ну, наконец-то! Я на работу не пошёл. А надо бы пойти.
— А чего ты меня не разбудил? – удивилась я.
— Жалко было будить. Ты спала, как пожарник.
Я подошла к Пете и обняла его. Он отчётливо вздрогнул, а потом отстранился.
— Ладно. Поеду я. Звони, если что.
Когда Петя обувался в коридоре, я ощутила надвигающуюся пустоту. Страх снова остаться одной.
— Петя!
— Чего?
— Я попробую. Я… просто не могу ничего обещать. Ты меня тогда огорошил. Но если ничего не изменилось – я попробую!
Пётр помолчал, а потом спросил:
— Так мне вечером домой, или к тебе?
Я чуть не спросила: «А Вика?», но вовремя прикусила язык. Чудеса, вообще! У мужика своя хорошая, красивая и небедная жизнь, а он готов променять всё на горшки и пелёнки?!
— Приезжай! Может что-нибудь и правда получится…
Он кивнул, и вышел.
— Я ужин приготовлю! – крикнула я вслед ему совсем уже глупо.
Петя приехал. Больше он не уезжал. Удивительно, но всё и правда получилось. Нам с Петей придётся потом рассказать Лёньке про его родного отца, так мы договорились. Но это будет потом…
