Пришла с работы поздно. На улице то морозяка, то оттепель, молодой не выдержит такой маятник. А Галине уже под шестьдесят.
Ночью подморозило опять, утром на работу шла, так чуть не навернулась, хорошо муж ей ледоступы на сапоги надел.
Только пальто сняла — дверь в маминой комнате тут же приоткрылась,
— Галя, наконец-то ты пришла!
— Мама, я думала ты уже спишь, зачем встала, ты же плохо себя чувствуешь?
— Да с таким зятем, Галя, разве уснёшь? — глаза у мамы колкие, сердитые, — Галя, не хотела тебе говорить, но твой муж меня еле терпит! Знала бы — не поехала к вам жить. Поди он ждёт не дождётся, чтобы комнатка моя освободилась! Зря я к вам приехала!
— Ну что ты такое говоришь, мама? — Галя устало присела на банкетку.
Уж она то знает, что муж её к тёще по доброму относится. Боря сам несколько лет назад мать свою похоронил. До сих пор горюет, что не сберег её, будто только от него всё зависело.
Он всё, что мог, для матери своей сделал. Жалел страшно, что она немного совсем до девяноста не дотянула.
Теперь вот когда тёща сдавать начала, муж сразу Гале предложил им к себе Ирину Викторовну забрать.
Просто у Бори реакция такая, когда болеет кто-то, он более строгим становится.
Я, говорит, без матери осиротел. Так хоть тёща пусть поживёт подольше!
И нам на душе теплее, она же нас с тобой как бы прикрывает, а не станет тёщи — и всё, Галя, мы с тобой уже на самом краю останемся. А с тёщей мы хоть немного, да дети!
Сентиментальный у неё Борис, да старается этого не показывать. Вот и строит из себя сурового.
Да и смотреть, говорит, больно мне, как Ирина Викторовна постарела. Руки дрожат, взгляд жалкий, а ведь какая была крепкая, сколько в жизни всего вынесла! Это ведь и нас с тобой, Галя, такая же доля ожидает, годы то никого не щадят!
Вот и возится Борис с тёщей, как с ребёнком, может строг бывает иногда. Но он же мужик, сам разжалобиться боится, да тёщу только строгостью кушать заставить и можно.
Виктор и врача хорошего маме нашёл, и на лекарства дорогие не скупится.
Но Ирина Викторовна не верит никому, считает, что зять её себе на уме.
Мама раньше далеко от них, в деревне жила, сыну помогала. Зятя не часто видела, а как старенькая стала — они её к себе забрали. У сына места для неё не нашлось.
Так соседка Антонина Егоровна нашептала ей из зависти, что Виктор жадный. Что дочь её Галю эксплуатирует. И что Ирину Викторовну забрали, чтобы дом её продать, да денежки себе прикарманить.
Не то, чтобы Ирина Викторовна поверила, но сомнения у неё закрались. Решила — видно и правда, жадный зять, да своенравный, раз соседи говорят.
Так что трудно ей что-либо объяснить!
— Изменилась ты с ним, Галя! — мама подожмёт тонкие сухие губы, смотрит осуждающе, — И вот ведь хитрый мужик, сам на пенсию ушёл, а жену работать заставляет! Будит тебя, бедную, кофею бадью тебе нальёт, каши наварит, и на работу из дома выпроваживает — иди, Галя, трудись! Эх, дочка, я то слышу, как Борис тебе указывает, а ты даже не перечишь, всё по его указке делаешь!
Галина хотела сказать, что Борис добра хочет, да по маме видно — говорить ей без толку. Будто мама не знает, что у зятя инвалидность и он на семь лет Галю старше.
Гале ещё год до пенсии, так Борис на себя всё хозяйство взял. И готовит, и посуду моет, и полы, и пыль вытрет. Продукты купит, еду приготовит, да и за тёщей, как она сдавать стала, присматривает.
— Мама, ты хоть ела? — только и спросила Галя.
— Разве это еда? Вот в деревне у меня еда была, как картохи наварю, огурцы соленые открою, сальца порежу, эххх, жизня! — жевала сердито губами мама, — Того, что хотелось, не дал твой цербер, жадный очень! Уморить меня хочет, кофе ему жалко для меня. Колбасы вареной пожалел, с курятиной постной бутерброд сделал.
А курятину я с детства не люблю. Мать любимую курицу мою Типанюшеньку раз зарубила, да сварила. Плакала я слезами горькими, с тех пор и не ем. На всю жизнь отвадила!
А твой то стоит над душой и считает, сколько ложек я в чай сахара сыплю!
Галина обняла маму,
— Мамочка, ну врач же сказал!
— Сговорились вы с ним я смотрю, Галя! — высвободилась Ирина Викторовна, — Пусти, я лучше пойду кроссворды гадать, что тут ещё у вас делать.
Ночью Галя и Борис проснулись от какого-то грохота.
В коридор выбежали — мама лежит на боку, видно в туалет встала и голова закружилась. Галя испугалась, хотела маме помочь встать, но Борис её остановил,
— Подложи подушку ей под голову, ноги маме подними, а я в скорую звоню. Делай, как я говорю!
Скорая быстро приехала, укол сделали. Ирина Викторовна в себя пришла, вроде жива.
— Спасибо зятю скажите, что поднимать вас не стал, а то бы неизвестно чем закончилось! Кушать вам хорошо надо, уж очень вы худенькая, а то сил совсем не будет, — напоследок сказала врач, — И берегите зятя такого, не обижайте, золотой у вас зять! — сразу видно, что доктор сразу всё поняла, насмотрелась на таких вот старушек капризных.
— Вы думаете золотой? — удивилась Ирина Викторовна. Губами пожевала и даже взгляд её изменился.
Вот что значит чужой человек сказал, чужому мнению почему-то больше доверия.
— Ну и напугали же вы нас, мама, — у Бориса даже руки дрожали, -Может хоть теперь слушаться будете?
Ничего не ответила Ирина Викторовна, видно сразу принять, что зять её не злодей, было ей непросто.
Но с тех пор перестала тёща зятя своего подозревать во всех грехах.
А к соседке Антонине Егоровне Ирина Викторовна зашла. Подарки от зятя показала — новый халат на ней велюровый, да тапки меховые, чтобы ноги не мерзли. Совсем как городская стала!
— Если тебе одиноко, Егоровна, ты в гости ко мне заходи, я чаем тебя цветочным напою, да угощу вкусненьким. И знаешь чего, слышь, Егоровна! Зять мой Борис Алексеевич мужчина строгий, но не жадный. Золотой у меня зять, Антонина Егоровна. Только ты не завидуй, Егоровна, а лучше заходи почаще! — улыбнулась Ирина Викторовна. А что ж, надо и подруг заводить, жизнь то оказывается продолжается.
