Второй понедельник октября выдался дождливым: ещё вчера на небе не было ни облачка, но за ночь, куда ни глянь, до самого горизонта всё заволокли мрачные низкие тучи, словно насмехающиеся над обещаниями синоптиков с их «пасмурно с прояснениями».
С самого раннего утра понемногу моросило, но каждые полчаса на пять-десять минут мелкий дождь усиливался, и поэтому Кастусь не только набросил себе на плечи форменный плащ, но и прихватил с собой зонтик — в такую погоду промокнуть и простыть можно было и не загадывая.
Придержав тяжёлую входную дверь подъезда, чтобы она под порывистым ветром сильно не хлопнула, он поёжился, застегнул плащ на верхнюю пуговицу и, раскрыв зонт, поспешил к автобусу, недалеко от конечной остановки которого и располагалось его первое место работы.
Закончив с отличием столичный университет, Кастусь никогда бы не подумал, что по распределению он станет мытником, с которыми ему не раз за время обучения приходилось встречаться, выезжая за границу по студенческому обмену.
Честно говоря, эти неулыбчивые люди, вечно интересующиеся только содержимым чемоданов и сумок, ему не очень понравились. И надо же, именно из таможни в их университет поступило больше всего заявок на лучших выпускников. А он-то надеялся остаться на кафедре и продолжить свои научные исследования по истории страны. Но вот уже больше года выпускник исторического факультета служит в таможне, следя за правильностью расчёта и уплаты таможенных пошлин и налогов и даже участвует в выездных таможенных проверках.
Нельзя сказать, что эта работа стала ему нравиться, но коллектив в отделе подобрался молодой и дружный, да и ездить от дома было недалеко, поэтому — работа как работа, ничуть не хуже, чем какая-либо другая в их небольшом городке.
Как рассказали любознательному историку на удивление доброжелательные сослуживцы, раньше они трудились в старом здании железнодорожного вокзала, но городские власти решили его капитально отремонтировать и поэтому для таможни пришлось построить новое здание на окраине города недалеко от заброшенных старых складов, от которых остались только давно поросшие травой и кустарником груды битого красного кирпича и сиротливо смотрящие в небо развалины кирпичных стен.
По их словам, лет десять назад эти склады ещё функционировали: к ним по узкоколейной железнодорожной ветке подвозили прибывающие из-за границы гранитные блоки, цемент, уголь и песок, а вывозили лес, чугун и стальной металлопрокат. И, что удобно, ко всем хранилищам подходила старая, выложенная отёсанным булыжником дорога, позволяющая развозить и подвозить такие грузы даже большегрузным автотранспортом.
Но за последнее десятилетие около их городка начали разрабатываться собственные песчаные карьеры, был построен современный цементный завод, введены ограничения на вывоз леса и вывозная пошлина на стальные полуфабрикаты — и не обустроенные складские помещения на дальней окраине городка стали никому не нужны.
Для Кастуся, как для дипломированного историка, десять лет были лишь одним кратким мгновением и поэтому, продолжая расспрашивать старожилов о былых событиях, он узнал, что те кирпичные здания ещё при царе служили не только складами, но и солдатскими казармами, а потом и госпиталем, и заводскими цехами, и даже летним санаторием.
Но большую часть времени эти здания выполняли свою основную функцию, для которой и были построены — служили таможенными складами, где товары досматривались, пересчитывались и с них взимались таможенные сборы. А на месте нынешней таможни в те времена как раз и стояло здание старой мытни, которое во время одной из войн было сильно разрушено, а затем и полностью разобрано. И теперь лишь развалины кирпичных стен, старая булыжная мостовая да название «Мытный тракт» сохранились от прежних времён.
В то пасмурное утро в полупустом автобусе никого из знакомых мытников не было, поэтому выйдя на конечной остановке, Кастусь вновь раскрыл свой зонтик и, аккуратно обходя лужи, по каменной дорожке быстрым шагом в одиночестве направился к недавно отстроенному зданию таможни.
Как назло, едва лишь он отошёл от остановки, как дождь припустил ещё сильнее, часто забарабанив по промокшей земле, деревьям, зонту и булыжникам под ногами: крупные капли, разбиваясь о камни, разбрызгивали вокруг себя мелкую водяную пыль, а те, что попадали на раскрытый зонт, струйками стекали вниз, норовя или нырнуть за шиворот или хотя бы посильнее намочить одежду.
Не желая промокнуть до нитки перед самым началом рабочего дня, Кастусь хотел было пробежаться, но дважды неуклюже подскользнувшись, вынужден был опять перейти на быстрый шаг, надеясь на добротность форменных ботинок и плотного плаща.
Через несколько долгих минут, наконец-то увидев сквозь густую пелену дождя расплывающиеся очертания таможни, он перескочил через неожиданно преградивший ему путь широкий ручеёк, приоткрыл входную дверь и быстро закрыв и стряхнув зонт, юркнул в полутёмный коридор. Повесив мокрый зонт, с которого продолжала капать вода, на ручку с внутренней стороны двери, Кастусь снял промокший плащ и, пару раз встряхнув его, чтобы не нести в служебный кабинет лишнюю дождевую воду, перекинул через руку и, взяв зонтик, направился к своему рабочему месту.
В коридоре первого этажа свет не горел: видимо, сильный ветер или упавшее дерево опять оборвали где-то провода. Подойдя к знакомому кабинету, Кастусь потянул за ручку, но дверь не открылась. «Видимо, я сегодня самая ранняя пташка», — подумал мытник и пошёл назад к столу дежурного по зданию.
Однако, не застав того на привычном месте и подождав пару минут, он сам снял со стенда нужную связку ключей, расписался в раскрытом журнале и, не спеша, опять направился вглубь коридора, позвякивая в такт шагам.
Приблизившись к двери кабинета, Кастусь вдруг ощутил какое-то будто бы разлившееся в загустевшем воздухе беспокойство. Он даже втянул голову в плечи и настороженно огляделся по сторонам: вроде ничего не изменилось — вокруг ни души и света как не было, так и нет. Только, как ему показалось, во всём коридоре стоит какая-то ватная тишина: не слышно ни чьих-то шагов, ни шума дождя — ничего.
Покачав намокшей головой, он почему-то тихо-тихо повернул два раза ключ в замке, медленно приоткрыл дверь и, осторожно заглянув в кабинет, замер на его пороге…
Неяркий утренний свет, едва проникающий через плотно задёрнутые шторы, почти ничего не освещал, но привыкшие к полутьме глаза позволили Кастусю разглядеть, что внутреннее убранство служебного кабинета за выходные дни разительно изменилось: куда-то исчезли все столы, стулья, шкафы с документами, все до одного компьютеры и даже тумбочка с чайником. Зато весь пол был устлан коврами и на стенах вместо большой карты страны, календаря и нескольких таможенных вымпелов также висели одни ковры.
Не веря своим глазам, Кастусь даже отступил на шаг назад и, подумав, что ошибся дверью, растерянно посмотрел на таблички, прикреплённые к наружной стороне двери, на которых, однако, как и прежде, было написано «114» и «Отдел таможенных платежей».
«Как странно, — подумал Кастусь, — если начался ремонт, то где мой стол, ведь там в ящичках лежат и почти целая пачка бумаги, и мои фотографии, и подарок маме на день рождения…»
Тогда он ещё раз заглянул в кабинет, но тут штора отдёрнулась и в образовавшийся проём шагнул невысокий человек в меховой шубе, сапогах с войлочными чулками, шапке-ушанке и с саблей на поясе. Окинув внимательным раскосым взглядом комнату и присев, скрестив ноги, на низкую кушетку у стены, он поудобнее пристроил саблю на колени и что-то крикнул.
Штора, теперь больше похожая на завесу из стёганого войлока, опять приоткрылась и в комнату просеменил, согнувшись в низком поклоне, высокий мужчина, держа на вытянутых руках тяжёлый поднос и большую связку мехов. Видимо, не привыкнув так сильно сгибаться, он неловко зацепился носком сапога за край густого ковра и упал, уронив поднос с монетами и украшениями в полуметре от ног сидящего.
Похожий на монгола воин резко вскочил и, громко ругаясь, несколько раз яростно ударил упавшего камчой, который даже не пытался защититься. На громкий крик в комнату тотчас вбежали двое стражников и быстро выволокли потерявшего сознание посетителя во двор. Затем часто кланяющийся гражданский чин, видимо, писец расторопно собрал с ковров все монеты и прочую рассыпавшуюся утварь и, склонив голову, пятясь, покинул помещение.
Кастусь же застыл в проёме двери ни жив ни мёртв. Он, казалось, даже дышать перестал, но помноженное на знания любопытство историка взяло верх — его глаза жадно исследовали убранство комнаты, лица, одежду и происходящие события, фиксируя каждую мелочь…
А к хозяину кабинета всё шли и шли люди, поднося ему золото и серебро, охапки соболей и куниц, мёд и изделия из кожи. Кого-то он потчевал презрением и камчой, с кем-то вёл деловой торг, а кому-то надевал ярмо раба.
Уже скоро Кастусь понял, что всё это очень похоже на фильм о сборе дани — ордынского выхода и торговой пошлины — тамги, которую до XIV века в покорённых городах собирали баскаки, составлявшие часть административного аппарата Золотой Орды.
Тут в комнату медленно вошёл ещё один монгол в роскошном шёлковом халате и высокой собольей шапке, с кривой саблей в богато украшенных драгоценными камнями ножнах и с расшитым золотом мешочком на поясе. Сборщик налогов почтительно встал и, склонив голову в уважительном приветствии, тотчас предложил вошедшему своё место, предварительно положив на жёсткое сиденье украшенную вышитыми узорами удобную подушку.
Приняв оказанное внимание, как должное, представитель верховного хана выслушал отчёт немногословного баскака и приступил к изучению принесённых ему писцом записей, видимо, о количестве собранной дани. Что-то недовольно отметив, государственный инспектор или даруга, в обязанности которого, как вспомнил Кастусь, входило наблюдение за сбором налогов, их учёт и организация доставки в ставку хана, один раз лениво отметил украшенной золотом камчой согнувшегося перед ним баскака и, подумав, хотел было добавить ещё, но тут о себе дали знать промокшие ботинки и Кастусь неожиданного громко чихнул.
Даруга застыл с поднятой камчой и что-то крикнул. На его призыв в комнату вбежали два воина с натянутыми луками и тотчас замерли неподвижными изваяниями — лишь острия стрел медленно обшаривали стены и потолок. Сам ордынский инспектор, медленно поворачиваясь, начал осторожно оглядываться вокруг себя, его напряжённый взгляд проскрежетал по застывшему в ужасе Кастусю и скользнул было дальше, но тут даруга, видно, что-то почувствовал, вернулся взглядом назад и, уставившись историку прямо в глаза, указал в его сторону и отдал команду лучникам.
Кастусь, не помня себя, толкнул дверь и только успел повернуть ключ, как на неё с той стороны пришлись два глухих удара, после которых из декоративного пластика на наружной стороне двери выросли два хищных металлических острия, а затем кто-то стал часто рубить её с внутренней стороны.
Молодой мытник отскочил от двери и решил было, бросив плащ и зонт, бежать за помощью к дежурному по таможне, но через несколько секунд удары стихли, а когда он проморгался от попавшего в глаза солёного пота, то увидел, что от пробивших дверь стрел не осталось и следа.
Кастусь, стук сердца которого, как он был уверен, был слышен во всех уголках таможни, с минуту постоял на негнущихся ногах, но в коридоре было всё так же темно и тихо и он понемногу успокоился. «Да, — посетовал он, — нельзя мне на ночь глядя смотреть телевизор, а потом ни свет ни заря идти на работу».
Собравшись с духом, Кастусь вновь подошёл к двери кабинета, но сделав ключом половину оборота, ненадолго призадумался, а затем, преодолев сомнения, решительно довернул ключ до упора и, чуть приоткрыв дверь и готовый тут же её захлопнуть, заглянул в образовавшуюся щёлку.
В глаза ему ударил яркий солнечный свет, свободно льющийся в кабинет через широкие окна, поэтому мытник перед тем, как войти в готовую приветливо распахнуться перед ним дверь, прикрыл их рукой. Однако, когда через несколько мгновений он отвёл ладонь от лица, кабинет отдела таможенных платежей вновь предстал перед его взором совсем непохожим на тот, где он трудился уже больше года: хотя ковры с пола и стен исчезли и появилась кое-какая мебель, но на месте начальника отдела за массивным старинным столом восседал крепко сбитый мужчина средних лет с густой светлой шевелюрой и широкой бородой, одетый в синий кафтан с пристёгнутым сзади богато украшенным воротником-козырем и с глубоким вырезом на груди, из которого выбивалась вышитая рубаха с большой серебряной пуговицей на воротнике. Тщательно пересчитывая лежащие на столе монеты, он морщил лоб и часто делал какие-то пометки в лежащем перед ним свитке.
Вдруг в приоткрытое окно заглянул вихрастый подросток и, указывая рукой в сторону двора, что-то прокричал. Раздражённо крякнув, мужчина опять смешал монеты в одну кучу, сложил их в полотняный мешочек и положил в стоящий около стола большой сундук, не забыв запереть его на внушительных размеров железный замок. Затем он снял со стены саблю в кожаных ножнах со вставками из серебра и вышел из комнаты.
Вернувшись через несколько минут с двумя беличьими шкурками, которые заняли своё место на крючке в углу, и небольшим, но туго набитым мешочком, бородач высыпал его содержимое на стол, открыл сундук и вновь приступил к подсчётам.
«Да это, похоже, или сам выборный голова или целовальник из купцов, — догадался Кастусь, — которые целовали крест и давали обещание «не корыстовать» при сборе торговых пошлин: похоже, у него опись никак не сходится».
Выбранный из числа зажиточных людей таможенный служащий, отвечающий за недобор пошлин всем своим имуществом, не отрываясь от тяжкого занятия, выбрал из разложенных на столе стопками монет две мелкие серебрушки и, не глядя, бросил их в сторону Кастуся.
Закрыв лицо рукой, историк ощутил чувствительный удар по тыльной стороне ладони и тут вспыхнувший в душе гнев заставил его захлопнуть дверь и провернуть ключ до упора. Лежащие на полу коридора серебряные монетки на мгновение притянули его взгляд, но Кастусь резко отвернулся и они тут же истаяли.
Тут в таможне зажёгся свет, послышались громкие голоса и к двери кабинета подошли сразу несколько его сослуживцев.
— Что, замок заело? Ну, дай-ка я попробую, — прогудел высокий статный Петро и, взявшись за ручку, сначала потряс её вместе с дверью, а затем, легко провернув ключ и широко открыв дверь, направился к своему рабочему месту. Подождав, пока все зайдут, изрядно понервничавший в это утро начинающий мытник сначала осторожно заглянул внутрь служебного кабинета.
— Эй, Кастусь, что ты там разглядываешь? — раздался сзади звонкий голос Анютки, которая вместе с ним была распределена в таможню, но с юридического факультета. — И где это ты так вымок? — уже озабоченно переспросила она, подозрительно разглядывая мокрый плащ, зонт и влажные волосы.
— Так ведь дождь, — удивлённо ответил Кастусь, на что Анютка только смешливо фыркнула и пошла к себе на второй этаж, крикнув:
— Дождь-то давно прошёл! Не бегай по мокрым лужам, историк!
Кастусь постоял ещё немного, глубоко вздохнул и вошёл в новый рабочий день на том же самом месте, где на протяжении многих сотен лет до него осуществлялся сбор тамги, мыта и таможенных пошлин.
Автор: Сергей Гармонников.
