В общем, мне не нравился Кирилл, а я ему нравилась. Но с ним рядом было так… хорошо дышать. Поэтому, когда прозвучало: «А поехали на рыбалку!» — я тут же захотела на эту самую рыбалку, хотя никакие рыбалки я не люблю вообще.
— Ты должна поехать со мной! – объявила я подруге, Лене.
— Чего это вдруг?
— Ну пожалуйста! Я так хочу на эту рыбалку. Но я не хочу спать с Кириллом…
Опытным путем выяснилось, что художку я пока писать всё же не могу. Но захотелось вам рассказать одну историю… мораль в истории не главное, но она низковата, а поэтому, сдается, от меня может отписаться какое-то количество народа. Но я рискну…
Эта история случилась со мной в 1999 году. Летом – точный месяц не припомню. Ориентировочно, июль. Очень многих из того времени, и конкретно из той поездки, уже нет в живых. Имена я поменяю, дабы не повергать в шок вдов героев истории, случайно забредших на мой канал. Сюда уже много кто забредал, так что, удивляться нечему.
Я к тому времени уже не жила со своим вторым мужем, но мы пока не разводились, и пытались соблюсти какие-то рамки, делали хорошую мину при плохой игре, а попросту врали. С первым мужем я тогда продолжала дружить, а с третьим только познакомилась, и вот скажи мне кто-нибудь тогда, что это и будет мой самый долгий и крепкий брак, я бы сильно посмеялась.
Познакомилась я, точнее, мы с подругой, сначала с коллегами Пена. Опять же, чтобы не смущать вдов, а также жён и прочих дам сердца, дам им псевдонимы. Пусть будут Кирилл и Володя. Мне не понравился никто из этих персонажей, но было в них что-то такое… чего мне ранее в жизни не хватало в людях рядом со мной. Они, эти мужики, особенно Кирилл, были жадными до жизни. Они хватали её кусками, отрывали и глотали, не давясь. Вот иногда думаю, с грустью вспоминая Кирилла, знал ли он тогда, что жизни ему осталось меньше девяти лет? Думаю, какая-то часть нас всегда в курсе. И эта часть спешит урвать от жизни побольше. В общем, мне не нравился Кирилл, а я ему нравилась. Но с ним рядом было так… хорошо дышать. (Парадоксально, но Кирилл умрет в 2008 году от рака лёгких.) Поэтому, когда прозвучало: «А поехали на рыбалку!» — я тут же захотела на эту самую рыбалку, хотя никакие рыбалки я не люблю вообще.
— Ты должна поехать со мной! – объявила я подруге, Лене.
— Чего это вдруг?
— Ну пожалуйста! Я так хочу на эту рыбалку. Но я не хочу спать с Кириллом.
— А я-то тебе чем помогу?
— Ну не набросится же он на меня при тебе?
— Да мне кажется, он, в принципе, не набросится… не тот человек.
— Слушай… с ним ещё едут Вова и Олег. Одна я и трое мужиков. Ну это как-то…
— Ладно! Черт с тобой. Вова точно ни к кому не пристанет — направление не то. А Олег – верный муж. Вдвоем уж как-то справимся с Кириллом.
Говоря про направление, Ленка имела в виду, что есть …- террористы, а есть …-развлекатели. Вот Вова был из второй категории. Про него слухи ходили, похожие на анекдоты. К Вове девушка, допустим, пристает, а он говорит: «Да погоди же, я тебе ещё не дорассказал!»
Моя мама встала в позу.
— Ни на какую рыбалку ты не поедешь!
— Чего это вдруг?
— Я не останусь с Владом.
— О, Господи, да не надо! У него отец есть…
Она что-то там ещё мне задвигала, но я собрала сына и отвезла к его папе.
— А сама куда? – спросил он.
Что-то как-то я не подготовилась.
— Э-э… к Ленкиной матери в деревню на пару дней.
— Ясно. – спокойно ответил мой то ли муж, то ли уже нет.
И мы поехали на рыбалку. А это озеро Чаны в Новосибирской области. А там есть участок дороги – ехали-то мы на микроавтобусе – который, по-моему, вообще не предназначен для езды на автомобилях. И вот на этом участке микрик подкидывало вверх метра на полтора, по ощущениям было так.
— Мы называем это «Московский заповедник» — сострил Кирилл.
— По-по-похоже-е-е-е. – ответила я.
Приехали. Намазались мазью от комаров. Сели пить водку. Рыбалка намечалась на рассвете. На меня попал луч фонаря, прямо на лицо, и Олег расхохотался:
— Ира, ты чего так намазалась-то?! Это же не сметана!
— Ой… меня так жрут. Я лучше перемажусь, чем это всё впитается, и начинай сначала.
Что-то я всё-таки не домазала, наверное, потому что комаров на тех Чанах видимо-невидимо, и грызли меня нещадно. Чтобы снизить раздражение от укусов, а заодно снизить свою привлекательность для мужчины, я здраво накидалась водкой. Плохо помню, кто и как меня умудрился уложить спать, но замерзла я в ту ночь ужасно, вопреки высокому градусу в организме.
— Полезай ко мне под одеяло. Оно просто одно. – предлагал Кирилл.
— Нет-нет. Мне и так хорошо.
— Ну тогда забери себе одеяло, я уж как-нибудь.
Забрать чужое одеяло я не смогла – совесть не позволила. Вообще, мне, в мои 27, Кирилл казался старым. Да, сорокатрехлетний Кирилл, чтобы было понятно. Вроде бы сегодня смешно думать об этом так, с высоты моих лет, а всё ж таки… в 27 всё переживается легче, чем в 43.
С утра я выползла на солнце греться. Разделась до купальника, само собой, постелила плед, и легла загорать. И поскольку всю ночь я не спала, а боролась с холодом, то меня просто вырубило.
— Ира, ты сгоришь!
— Нет. Я греюсь. – отмахивалась я.
Водка на второй день тоже, конечно, была. Её было на той рыбалке просто неприличное количество. И вот, по итогу, к концу второго дня, когда мы уезжали с Чанов, я
простудилась;
обгорела;
выпила столько, что была с жуткого похмелья.
Зато честь моя девичья осталась на месте, угу.
В промежутке между приездом и отъездом я ещё и порыбачить успела, и на лодке с Кириллом покататься. Но на обратную дорогу меня уже не хватило – простуженная и обгоревшая, с похмелья, я постелила себе одеяло на пол микроавтобуса, и лежала, свернувшись клубочком. Все очень трогательно пытались мне помочь и ухаживать за мной, но я просила просто оставить меня в покое.
Проезжая «Московский заповедник» — на полу не за что было держаться – я твердила сквозь зубы: «Будь проклят ваш Московский заповедник-ик!»
Кирилл довез меня до дома и вручил мне пакет с рыбой:
— Не так я себе, конечно, представлял нашу поездку…
— Ну… извини.
Взяла рыбу и пошла домой, собрав последние силы.
Ну, а дома мама. Я уже не раз упоминала, что зла на мать не держу, но она была в своем роде удивительным человеком. Видя, в каком состоянии приехала дочь – с температурой, солнечными ожогами на коже, и совершенно без сил, — мама сочла своим долгом прочесть мне длинную нудную лекцию.
Я вытащила рыбу, которую уже кинула в холодильник, обратно, и обулась.
— До свидания, мама.
— Что? Ты куда?! Я не закончила.
— Я закончила.
Денег на такси, по-моему, не было. Я села в автобус, я ехала в Амурский посёлок. Я приехала, и я дошла. Мой, почти уже бывший, муж открыл мне дверь, принял пакет с рыбой и спросил:
— Боже мой, с тобой что?!
— Я лягу там? В твоей комнате?
— Да, ложись конечно. А откуда рыба?
— Ехали из деревни, наловили по дороге. – ляпнула я.
Потом я прошла в комнату и рухнула на кровать. Через пятнадцать минут муж заглянул и очень ехидно спросил:
— Сколько, ты говоришь, дней этой рыбе?
— Слушай… у меня сейчас нет сил ничего больше сочинять. Просто, дай мне воды. И пусть меня никто не трогает. Ладно?
Он принес воды. И один раз зашла свекровь, потрогала мой лоб и пыталась голосить про скорую и немедленно. Сашка увёл свою мать, заодно не пускал ко мне Влада. И сам не заглядывал. Не знаю, прав он был, или скорая и правда была нужна, но дальше было следующее.
Я лежала словно между сном и явью, то куда-то проваливаясь, то выныривая. По кругу меня преследовали три – как бы обозвать поудачнее? – короткометражки.
Первая: я в вертолете. Мы с кем-то – нас несколько человек — летим над снежной поляной. По поляне бегут олени. У нас оружие. Я знаю, что мы будем стрелять. Вот, сейчас уже, поравняемся со стадом, откроем окно, вытащим автомат, и оленям конец…
Я выныриваю. Снова проваливаюсь. И идёт второй сюжет: я вижу себя в купе, которое по форме, как гроб. И обито соответствующим материалом. Там сидит моя бабушка и пьет чай. Она улыбается. А я не понимаю, как вести себя мне – просто молчу. Не пью чай и ничего не говорю.
Выныриваю из второго видения, снова проваливаюсь, и вижу себя на кладбище. Одно из моих любимых мест. Я стою около забора, наслаждаюсь тишиной. Тишину прерывает голос, тихий и вкрадчивый:
— Тебе же всегда нравилось здесь. Посмотри, как тут спокойно… ты вполне можешь тут остаться. И будет тихо и спокойно уже всегда… всегда…
Вот эти три сюжета бесконечно крутились по кругу. Совершенно без изменений, до малейших деталей повторяясь. То ли они крутились в моей голове, а то ли были извне, и тянули меня в себя. Утягивали. Закручивали. Отпускали, чтобы снова схватить.
Потом я очнулась от этого бреда. За окном была ночь. Лунный свет заглядывал в комнату, освещая стену. Около этой самой стены, у окна, стояла фигура в черном балахоне. Без косы. Без лица.
— Саша… — позвала я, что было сил.
Сил было немного. Фигура у окна шелохнулась.
— Саша…
Не знаю как, но он услышал и заглянул:
— Че такое, Ир?
— Посмотри… видишь там у окна…
— Что?
— Ты что, никого там не видишь?
Сашка включил свет. Я зажмурилась. Открыла глаза. Балахон остался на месте, только вместо черного стал полупрозрачным.
— Чего такое, Ирочка?
— Выруби свет. Извини, что разбудила…
Он ушёл. А я всё таращилась на силуэт, пока не вырубилась. Помню, что я понимала – это за мной. Помню, что тогда я совершенно не боялась. Если быть совсем точной, я не чувствовала тогда ничего. Вообще. Вот как в моей «Холодной вечности», во второй книге, Соболев без души – такой я была тогда.
Пролежав ещё два дня, отказываясь от еды, изредка отпивая воду из бутылки, я поняла, что должна сделать что-то. Сейчас должна сделать, или умру.
Я встала. Вымылась. Оделась. Сказала Саше, что Влада заберу через пару дней. Поехала к себе домой – мать была на работе. Вытащила телевизор на балкон, поставила на тумбу. Разложила раскладушку. Смотрела телек, лежа на воздухе, и чувствовала, как в меня вместе с солнечным светом вливаются силы.
Зазвонил домашний телефон. Я подошла, ответила.
— Привет! – бодро сказала моя подружка Рита. – Приходи в летний кафурик, пивка попьём.
Я прислушалась. Почувствовала себя живой. Сказала:
— Иду!
И пошла. Переоделась, провела расческой по волосам и пошла. Думала, честно говоря, что надолго меня не хватит, но нет. Всё было в порядке.
Это состояние на границе двух миров не так-то просто описать словами. Но я постаралась. Скажу честно, с моей сегодняшней психикой я бы этого всего просто не вывезла. Спятила бы после первого же видения.
Спустя месяц я ответила взаимностью Корейцу, и мы не расставались девять лет. Почти девять. Вообще, именно в этих отношениях и в этом браке я была как-то особенно счастлива. Иногда к каким-то важным и ценным вещам приходится идти долгими извилистыми тропами. Иногда прямиком через Ад…
