«Можно вывести девушку из деревни, а вот деревню из девушки никогда.» А из парня, выросшего посреди простой, деревенской жизни — с русской печью в избе, туалетом на улице, настоящим мытьём по пятницам — в бане (летом, правда, река, каждый день купала), где , так естественно, в десять лет, наравне с отцом, чистить хлев, задавать свиньям корм и всегда знать: «делу время, а потехе лишь час»?
Тридцатипятилетний Максим, покинувший малую родину семнадцать лет назад (с учётом армейской службы), давно мог дать сто очков вперёд любому «настоящему» горожанину.
Высокий, интересный мужчина одевался с нарочитой небрежностью и посещение парикмахерского салона было для него делом привычным. Хороший парфюм, стильные часы, деловой портфель из натуральной кожи. Автомобиль УАЗ Патриот — Максиму нравились вседорожники.
Привлекательно выглядела не только обёртка. Высшее юридическое образование, постоянно пополняемая эрудиция, умение полемизировать и уважительно слушать собеседника — всё это у Максима имелось. Женщины (да и мужчины) — знакомые, приятели и приятельницы, коллеги, клиенты легко велись на его особую мужскую харизматичность и ум.
Давно самостоятельный человек, Максим владел агентством недвижимости снискавшим хорошую репутацию. Уже и цены на услуги приличными стали, а народ шёл, доверяя слуху. Макс сам с тугим кошельком жил и своих помощников-менеджеров не обижал.
Впрочем, к излишествам не стремился. Жил в холостяцкой квартирке — студии, любил отдыхать в умеренно дорогой Турции. Баловень судьбы? Нет, всё своим трудом — крепким лбом, ребятушки! И себялюбивым эгоистом Макс не был.
Сестре младшей, Варюхе, не особо удачно вышедшей замуж и троих детей нарожавшей, помогал ощутимо. Он бы и брата, поддерживал, да тот после службы в армии в родные пенаты не вернулся. Застряв в Астрахани, в 90-е годы сгинул неизвестно куда.
Максим было дёрнулся, поискать, а потом решил: «Взрослый мальчик.» Он и сам тогда только успевал отходить от края, уворачиваясь от жизненных испытаний. Но, к счастью, трудности имеют привычку ослабевать, бытие стабилизироваться и Максим уже много лет жил-не тужил.
И женщина любимая у него имелась. Отношения носили характер гостевого брака, поскольку «лучшая в мире» Вероника имела двоих детей от неуспешного замужества. К чужим дочкам привычку Макс иметь не хотел. Так что, между ним и Вероникой оставался ненавязчивый романтик без обязательств. И недовольных, вроде бы, не наблюдалось.
И всё же счастливым мужчина не был. Внутри него жил ёж — нестерпимо колючий. Даже имя у ежа имелось — Ненависть. Макс ненавидел родного отца. Не вдруг, а всю сознательную жизнь.
Мужчина был уверен, что отец — Михаил Васильевич, уважаемый в деревне человек, учитель, повинен в гибели его мамы. Только задумывался о детском прошлом, всплывала картинка. Вот мама откуда-то пришла, как обычно весёлая, ослепительно красивая, а отец (тоже, как всегда) выглядел хмуро.
И придираться начал, нехорошие слова говорить. Мама заплакала, а отец стал её прогонять, не обращая внимания на то, что за окном вьюжная ночь. Младшие брат с сестрой спали, а шестилетний Максим весь этот ужас сначала слышал, а потом в щёлку дверную подсмотрел.
Видел, как мама мечется туда-сюда, собирая вещи, а отец, со злым, неприятным лицом, хватает её за руки. Наверное, больно потому, что мать простонала:»Всё, отпусти! Не могу больше терпеть, задыхаюсь.»
Взяла чемодан, хлопнула дверь. Максим хотел к окну кинуться, взглянуть куда мама пошла, но батька заметил его и насильно в постель уложив, долго сидел рядом. Зубами скрипел и стонал, как от зубной боли. Должно быть, так злость на жену из него выходила. А, казалось бы, чего не хватало?
Жена его — Лидия, была молода и собой хороша необыкновенно. А хозяйка какая! В скромной избе всегда убрано, как на праздник. А пироги какие пекла — пышные, щедрые на начинку. Максимка, прибегая с морозной улицы, ел и остановиться не мог, а брат с сестрой составляли компанию.
Укладывая ребятню спать, Лидия пела им песни — нежным, серебристым голосом. Но не про спящего зайчика. Всегда что-то печальное, будто предчувствовала беду: «В лунном сиянье снег серебрится.Вдоль по дороге троечка мчится. Динь — динь — динь-динь…» Эх!
Максим надеялся, что мать всё же вернётся со временем. Такое бывало не раз (из-за отца, конечно). Пропадала надолго, но потом объявлялась — тихая к мужу, к детям ласковая.
Наступало короткое неплохое время — родители не ссорились, мать всегда дома была. Михаил Васильевич, наверное, что-то очень важное говорил ей потому, что слушала очень внимательно, кивала и слезу смахивала. Мать не вернулась.
В марте, когда снег начал таять, Лидию обнаружили за сарайкой. Она сидела на чемодане, поджав к подбородку ноги. Мама Максима, Вари и Вени замёрзла в двух шагах от родного, тёплого дома! И кто виноват мальчик знал. К ним приходило много людей — участковый, следователь, дядька из городской газеты, соседи толпились.
И, представьте себе, Михаил Васильевич вышел сухим из воды! Но, видно чего-то боясь, заколотил дом и месте с детьми уехал в деревню, из которой был родом. Там проживало много родни, но Максим чуял — его и брата с сестрой не любят.
На их счастье приехала сестра Лиды покойной — старшая, хромоножка по имени Лизавета. Не имея своей семьи, женщина надумала растить племянников. Отец пристроил её машинисткой в школу.
Всё свободное время Лизавета занималась детьми, огородом, пекла пироги (почти такие же вкусные, как у Лиды), а спала в комнатушке- пенале, в мансарде устроенной.
Если не брать в ум, что сироты, и при каких обстоятельствах не стало матери, Максим считал бы своё детство и отрочество удавшимися. Отец поспевал и в школе и дома. Его уважали. Не пил и даже папироской не баловался.
Свой педагогический талант (он был учителем математики), на собственных детей распространял с особой теплотой и любовью. Но Макс помнил отцовский грех и не прощал!
После армии, в деревню даже не заглянул. Поступил учиться заочно. Жил в общежитии, много работал, сначала не думая о престиже — грузчиком, спасателем на лодочной станции, продавцом телефонов в салоне. Уж потом подобрался к профессии. И вот, открыл собственное агентство по продаже недвижимости.
Сестру в город перетянул, всячески помогая. Брат своим будущим сам распорядился, но тоже Максиму на руку. На удачу и сестра покойной матушки, Лизавета, от отца уехала, поскольку её престарелым родителям помощь понадобилась. Михаил Васильевич остался один, неприкаянный. И лет ему исполнилось много — к седьмому десятку подбирался.
Но это было не настоящее наказанье. От сестры Вари, изредко отца навещавшей, Макс знал, что папаше не голодно и не холодно, а хотелось именно этого.
Варвара не понимала, что так мучает брата, отчего не терпит отца. Им с Веней чуть больше года исполнилось, когда всё случилось. Маму не помнили, а отца любили. Поэтому Максим своего «ежа» терпел молча, лелея надежду, когда-нибудь обнажить «меч справедливости.»
Случай представился в виде знакомца по имени Валентин. Их, когда-то заочная учёба свела — по очереди дефицитные учебники в библиотеке брали. Валька, юркий, деловой мужик загорелся построить в деревне дом. Условие: экология плюс наличие инфраструктуры.
Задумку свою в агентство Максима принёс и у того в голове будто выстрелило: продать домишко, вырвать отца с корнями из привычного места и перевезти к себе.
Вот тогда будет возможность всё ему высказать, припереть к стенке, да так, что со временем старику убогий уголок какого — нибудь захудалого дома престарелых раем покажется. Самому стало страшно от таких мыслей, а значит наказание могло стать ощутимым.
Валентин названную Максимом деревню знал. Даже какая-то дальняя родственница у него там проживала. Загорелся. Дело осталось за малым — заручиться согласием старика. Максим, набрав какой-то ерунды в супермаркете, отправился недоброе дело творить.
Деревня, в которой он рос с семи лет, можно было считать успешной. Дома, по большей части, кирпичные, крепкие. Двухэтажное здание администрации, школа, заполненная учениками, фельдшерский пункт и даже несколько небольших супермаркетов имелось.
Отсюда уезжали редко. В основном, молодежь, да и то, чтоб отучившись в колледже или институте, вернуться. Захочешь — не найдёшь дом на продажу.
Михаил Васильевич, не удивился сыну. Спросил, усмехаясь: «Что, сынок, наконец, ветер попутный случился? Рад. Заходи.»
Дом, как был так и остался деревянным. Правда, давно проведены газ и вода. Скромная обстановка, хорошо бы сделать ремонт. Из живности отец держал кур и козу. Огород, в десять соток, был засажен старательно.
После короткой экскурсии, не интересной Максиму, сели за стол. Картошка, жареные караси в сметане (отец сам рыбачил), маринады с прошлого года. Новый урожай ещё только обещал быть. Не на сухую сидели — Макс бутылку коньяка привёз. Коротким, дежурным фразам никак не удавалось разговорить молчание.
«Ну, открывай, милый сын, зачем приехал?» — взглянув в глаза Максу, спросил старик. Тот смешался: «А если тебя повидать?» Михаил Васильевич хмыкнул:»Ты, Максимушка, разве что в гробу меня увидеть был бы рад. Чую это давно. Ладно, выкладывай, что за карты привёз.»
И впрямь, что тянуть? Максим обвёл глазами горницу и вздрогнул: на него с большого портрета смотрела мама. Это была не увеличенная фотография, а именно портрет очень удачно передающий красоту Лидии. Коричневые с рыжинкой волосы, большие глаза, с потаённым жаром в карей глубине.
Неяркий румянец и губы, не то, что не призывные, а будто нецелованные — кроме привлекательности, художнику удалось передать скрытый эротизм и невероятную манкость женщины. Максим забыл о цели приезда. Встал перед портретом, спиной к отцу. Подавив в горле ком, еле выговорил:
«Тебе не кажется это крайним цинизмом? Ведь это ты её погубил! Варя с Венькой маленькие были, а я всё слышал и понимал. Ты ревновал маму. Она ведь работала в городе. Часто уезжала, а потом ты ей устраивал сцены. Быть может, даже бил?! Я помню маму до капельки — красивая, нежная. Голос серебряный. Пироги лучше всех в деревне пекла. Играла с нами, сама, как ребёнок. Ты выгнал её на мороз. С родственниками, соседями она не ладила — ей все завидовали, а ночью автобус не ходил, чтоб хоть в город к подруге уехать. Замёрзла! В шаге от дома замёрзла!»
Макс сел, отворотясь от отца. Его трясло. Михаил Васильевич, привстал, желая коснуться плеча сына, но не решился и негромко заговорил:
«Вот оно что. Бедный мой сын. Как ты жил с этим все годы? Я старался для вас сберечь светлую память о Лиде. Да и любил её так, что даже теперь страшно вспомнить. Сейчас ты готов выслушать правду о матери?» Макс ответил со злостью:»Давай, наворачивай, обеляй себя через годы.»
…Михаил, отслужив в армии, поступил в педагогическое училище. Закончив, вернулся в родную деревню. Оставалось жениться на подходящей девушке, да детей нарожать. Учитель младших классов, хорошо, но хотелось большего, к тому же сердце его оставалось безразличным к деревенским красавицам.
Сосед, выпускник школы, наладился поступать в педагогический институт. Михаил взял да и отправился с ним. В последнюю возможность подал документы и поступил! Жил в общежитии, подрабатывал.
Родители не сразу приняли новость — ведь есть заочное отделение! Михаил считал, что для изучения профильного предмета (в его случае — математики), следует получать знания из первых рук. Тем более, имеющееся образование, сокращало время учёбы.
Михаил только учился — никаких романчиков, студенческих посиделок. За ним даже прозвище «бирюк» закрепилось. Незадолго до защиты диплома, Михаил познакомился с девушкой. Ну, как познакомился — она в сквере на скамейке сидела и плакала. Мимо пройти неудобно, присел рядом и мгновенно влюбился. Девушка назвалась Лидией.
Беда самая, что не на есть женская свалилась на Лиду. Приехала из деревни, с подругой снимала квартиру и работала продавцом в магазине. Доверчиво с парнем встречалась и вот — ждёт ребёнка. Сроки аборта пропущены, а виновник сбежал. Михаил ещё удивился:»Как от такой кто-то смог отказаться?» Через час он позвал Лиду замуж, через пол часа она согласилась.
К себе в деревню он не вернулся: боялся умения матери вытянуть из него, как невесту нашёл. Закрепились на родине Лиды. Как учителю, Михаилу сразу дали недавно построенный дом — учитель математики очень был нужен деревенской школе.
Зажили, расписанные, как полагается. Лиду приняли в клуб художником оформителем: без образования, но замечательно рисовала, а зарплата копеечная.
«Потом ты родился, Максимушка, Лидина копия и мне стало всё равно кто твой отец,»- от этих слов старика, Максим впал в оторопь. А Михаил Васильевич продолжил своё откровение. Молодожёны жили неплохо два года. А потом Лидия затосковала: не радовали ни ребёнок, ни муж, ни работа. Пела грустные песни «серебряным» голосом.
Однажды, оставив записку: «Я в город, скоро не жди,» уехала. Он, как дурак, не знал, что говорить родне и соседям. Хорошо, Лидина старшая сестра — хромоножка, практически к нему перешла: занималась ребёнком, готовила и пекла необыкновенной вкусноты пироги. Лида вернулась без виноватости. В ушках золотые серёжки, в сумке — новые, модные вещи.
Следовало развестись, прогнать, но Михаил не представлял свою жизнь без Лиды. Простил. Впрочем, прощения юная женщина не просила. И это у неё вошло в правило: поживёт верной женой и заботливой матерью, а потом — шмыг в город, и нет её от недели до нескольких месяцев.
По деревне пошли нехорошие слухи про Лиду. Бабы плевали ей вслед, молодые мужики ухмылялись и выкрикивали непристойности. Если бы не Михаил Васильевич — учитель и уважаемый человек, трудно представить до чего бы дошло. Он пресекал дурные разговоры о Лиде и пытался жену образумить.
«Исключительно словами, Максим. Бывало, вернётся — из чужих, жадных рук, а мне её не отлупить хочется, а прижать к себе и спросить:»Ну, что ж ты себя так в грязи валяешь, милая, остановись!»- голос старика дрожал и Максим уже был уверен: отец говорит правду.
К разводу Лидия не стремилась. Те, с кем она крутила любовь, были прохожими в её жизни — изомнут и дальше идут. Это были не «любые» мужики с улицы. Красавица Лида, вместе с такого же толка подругами, знакомились с мужчинами, способными подарить «красивую жизнь.» Да, хоть на вечер!
Город не Москва был, да и время строгое, советское, но находились те, кто мог девушку, хоть целый месяц водить в ресторан и подарки дарить не копеечные. После одного такого загула, Лида оказалась беременной.
Порывалась пойти на аборт, но Михаил остановил. Ему бредовая мысль вошла в голову — родит Лида ещё одного ребёнка, и возьмётся за ум. Нужно сказать, мечту стать отцом, он с первого дня их совместной жизни не оставлял, но жена, как заколдованная, не беременела.
Много позже, мать ему скажет:»Уверен, что дети твои? Ты тяжёлый паротит перенёс в подростковом возрасте, с осложнением, ещё название, какое-то мудрёное.» Михаил просмотрел свою детскую амбулаторную карту и обнаружил диагноз:»орхит.» Был ли бесплоден, не знал, к врачам не обращался.
Лида, от чьих-то щедрот, родила близнецов. Братика и сестричку Максима назвали Вениамин и Варвара. Эти двое внешне казались не родными даже собственной матери — южная кровь в них играла. Рождение детей, Лидию остепенило менее, чем на год.
Затем последовал такой рецидив, что Михаил подумывал о лишении жены родительских прав и расставании. И выпивать начала Лидия ежедневно. Максиму исполнилось шесть. Варя и Веня перешагнули за год, а их мать встретила фартового мужика. Так ей казалось.
Заговорила о разводе, подолгу жила в городе. Михаила выручала всё та же Лизавета с её умением любить детей беспутной сестры, наводить чистоту и печь пироги — пышные, щедрые на начинку!
И однажды Лида приехала, как она выразилась, попрощаться и за вещами. Детей, разумеется, желала с Михаилом оставить или «на его усмотрение.» Но он уже такой вариант с Лизаветой — старшей сестрой Лидии обсуждал. Та, молила никуда детей не отдавать — она им готова быть матерью.
Лидия, слегка подшофе, нервно собиралась. Говорила Михаилу, поддразнивая, что за ней вот-вот приедет любовник. «Он начальник большой и даже автомобиль есть. Разведётся с женой, а на мне женится. Вот ему буду верной потому, как достоин. А ты, Миша, только для влюблённых старых дев годишься, как моя хромая сестра!»
Будто ушат дерьма вылила. Михаил не сдержался, грубо за плечи схватил, она вырывалась, крича:»Отпусти! Не могу больше терпеть, задыхаюсь я рядом с тобой и детьми!» Еле сдерживаясь, отошёл в сторону. А она, взглянув на часы, пропела:»С минуты на минуту моя судьба подъедет. Прощевай, Миша, благословляю тебя на хромую Лизу — очень в пару тебе.»
«Фартовый» избранник всё не ехал. Начавшая подмерзать Лида, из гордости в дом не шла. В сумке у неё имелась бутылка вина (обычное дело, в последние годы). Зашла от ветра за сарай, на чемодан присела. Снег в ту ночь падал с неба охапками. Прикрыл собой хмельную, сонную Лиду. Навсегда.
Михаила в смерти жены не обвиняли. Деревня — все всё видели. Дабы оградить подрастающих детей от дурной молвы, Михаил Васильевич увёз их в свою родную деревню. Там бесхозно стоял дом его умершей бабушки. В нём и стала семья жить.
Мать Михаила внуков не признавала, хотя о своих подозрениях только сыну сказала, сплетен людских не желая. Ладно, хоть Лизавета приехала. Она и заменила Максиму, Варе и Вене маму.
«Это её пироги ты любил, сынок. Лида кашу-то неохотно варила. Лиза в порядке держала наш дом. Вот петь, серебряным голосом, как ты говоришь, не умела. Я ей благодарен безмерно,»- устало закончил старик. «Ты не любил её, папа?» — спросил о тётушке Лизавете Максим.
В ответ услышал несправедливое:»Нет, хотя фактически — это моя вторая жена после Лиды. Лидия заколдовала, отравила меня с той минуты, как я увидел её, и на всю жизнь. До последнего вздоха. Вот портрет её заказал городскому художнику.»
И добавил, взглянув на часы: » Наверное, уж завтра поговорим о причине твоего приезда, сынок. А сегодня у нас вечер снятия обвинения вышел. Или нет?» И протянул сыну для пожатия руку. Максим к ней губами прижался:»Папа, папа. Так виноват, что не знаю, как заслужить прощение.»
Час спустя, когда отец уже спал, Максим вышел во двор и позвонил приятелю Валентину, заинтересованному в приобретении дома Михаила Васильевича. Объявил и твёрдо:»Отбой. Обстоятельства переменились. Дом не продаётся.» Не слушая недовольство, отключил телефон.
Дошёл до сарая отцовского — вот возле такого же замёрзла, когда-то его мать — Лидия. Отчётливо вспомнил присущее ей настроение — качели: то, как с котятами с ними играет, то не велит подходить. Да, часто бывала возбуждённо-весёлой, но веселье черпала из бутылки.
И для чего такую дрянную женщину бог одарил потрясающей красотой, а некрасивой, хромой Лизавете дал только доброе сердце?
В тот же год Максим женился на Веронике, той самой любимой женщине, с двумя детьми. Ещё через год он забирал её из роддома с сыном. Крёстным отцом мальчика стал Михаил Васильевич — папа Макса. Вероника, жена Максима, мне совсем не чужой человек.
