— Клава, Клава, ну просыпайся!
Клавдия с трудом разлепила веки, она только заснула, а муж трясёт ее за плечо, заикаясь от волнения.
— О, Господи, случилось чего, что ли?
— Случилось, ещё как случилось, вставай, пошли! Там, там…
Муж возбужденно махал руками, пытаясь объяснить ситуацию, и почти волоком вытащил жену на крыльцо.
— Там, Настя… там, мужчина… Прошел туда!
— Какой мужчина, куда прошёл?
Андрей Ильич ткнул пальцем в сторону дома сына:
— Там, прыгнул через забор, и зашёл к Насте!
— Почудилось тебе, поди, никого там нет!
— Я сидел на крыльце, курил, а он прыгнул через забор, и шасть к ней, дверь не заперта была!
Дом сына был расположен на соседнем участке, и просматривался как на ладони. Благо, полная луна освещала усадьбу, как большой фонарь, было видно каждое дерево и каждый кустик в саду.
Пять лет назад, Андрей с Клавой купили сыну соседний участок, и помогли построить дом. Куда он заехал жить с молодой женой, которая ждала первенца.
Родилась внучка, дед с бабкой носились с ней , как с писаной торбой, помогая снохе и сыну растить ребёнка. Платья покупались самые красивые, бантики, заколочки, носочки, ботиночки, для нарядов денег не жалели.
У старшего сына тоже были дети, но там росли двое озорных мальчишек, и на коленях у бабушки с дедушкой сидеть не хотели. Схватят гостинцы и бежать по своим шалопайским делам, даже по голове погладить не успевали.
Поэтому Аленку старики обожали, и сноху благодарили за ласковую внучку, что из них вила верёвки. Сноха Настя и сама не стеснялась сплавить дочь деду с бабкой, на весь день. И в детский сад отводить не нужно, жили чуть ли не дверь в дверь.
Две усадьбы сходились огородами, граница была обозначена лишь кустами смородины, со стороны родителей. Забор ставить никто не хотел, старики мылись в бане у сына, и стирку Клавдия затевала там же.
Олег постоянно ездил на север, где зарабатывал хорошие деньги, и просил помогать жене присматривать за дочкой. Жили одним двором, надеялись, что так будет всегда, в дружбе и согласии доживут до самой смерти.
Свою старую баньку приспособили под дровяник, печка там тянула плохо, и решили ее не перекладывать. Помогли Олегу деньгами, когда он баню строил, решили что будут ходить к ним мыться.
— Может почудилось всё-таки? — засомневалась Клавдия — Олег на заработках, дома только Настя с ребёнком. Свет не горит, спят наверное, а ты тут устроил переполох, придумал невесть чего.
— Давай посидим немного, всё равно не заснем, посмотрим, выйдет кто или нет.
Они молча просидели час, и уставшая за день жена, стала ворчать на Андрея.
— Меня ревновал почем зря, теперь Настю караулишь, дурак старый! Девки пошустрее от мужей не бегают в деревне, куда этой тихоне любовника заводить. Хотя, кто знает, в тихом омуте черти водятся.
— Выходит!
Дверь открылась и из чулана выскользнула высокая фигура, послышались смех и шепот. Долговязый мужчина повернулся чтобы пройти к забору, и Клава с Андреем онемели, узнав его при свете луны.
— Это же Санька Лаптев, сосед!
Саньку мать прижила, от проезжего молодца-цыгана, глаза тёмные, смолянистые волосы кучерявые. И характер шебутной, до женщин всегда был охоч, но жениться не торопился, чего-то выбирал.
Они с детства дружили с Олегом, были не разлей вода, и он часто забегал к нему в гости.
Саша легко перемахнул через забор и сразу же, зажёгся свет на веранде, где он обычно спал.
— Вот тебе и сноха … Вот тебе и тихоня!
— Ой, что делается-то! Андрей, чего делать-то, а?
— Я откуда знаю — и Андрей треснул кулаком по стене — вот зараза какая, Настенька твоя!
— С чего вдруг она моей стала, это ты восхищался всегда, какая она скромница, да разумница!
Клавдия от возмущения чуть не задохнулась, еле откашлялась и отдышалась, но когда обрела голос, чтобы дальше высказывать недовольство, мужа рядом не оказалось.
Он ушёл в дом, где загремел чайником, понимал, что вряд ли заснёт после увиденного.
Еле дождавшись утра, родители побежали к старшему сыну, что жил с семьёй на соседней улице. Старшая сноха Светлана доила корову, когда в калитку ввалились Андрей с Клавой, запыхавшиеся и встревоженные.
— Ой, что делается, что делается, это что же делается — причитала Клава, хлопая по бокам.
— Господи, что случилось — Света чуть не свалилась со скамеечки, на котором сидела под коровой.
— Там эта… Настя… что деется, что деется…
— Живая?
На крыльцо выскочил Костя, голый по пояс и с наполовину выбритой щекой. С намыленного лица сползала пена, а в руке он зажимал бритву.
— Живая, что с ней станется, зараза такая!
— Что случилось то, объясните нормально — Светлана взяла ведро с молоком, из-под коровы — заболел кто из них?
— Пойдём в дом, не приведи господь, соседи узнают, разнесут на всю деревню.
Андрей Ильич, кряхтя поднялся по ступенькам в чулан, за ним потянулись и остальные.
После услышанного от родителей, Костя со Светой переглянулись и смущённо покашливая, сын признался:
— Догадывались мы со Светой, что неладное творится, не слепые же, и в деревне слухи разные ходят. Но не знали как быть, скажешь Олегу, крайним останешься, промолчишь, как бы ещё хуже не стало.
— Видела я сама, как он через забор лазил к ней — сноха устало махнула рукой, — от вас уходила вечером, постояла у ворот немного, воздух больно хорош был. Так Сашка шасть к ней, даже не стучался, она в дверях стояла, ждала.
Следующую ночь, на крыльце родительского дома, прижавшись друг к другу, сидели уже Света с Костей. После долгого обсуждения сложившейся ситуации, было решено поймать любовничков на месте преступления. И всё-таки сообщить обманутому мужу о шашнях жены и закадычного друга, пусть сам разбирается с ними.
Луна поливала светом деревню не жалея, видно было каждый кустик, и каждую дощечку на стенах чулана, где наверняка, сидела в ожидании любовных утех, Настя. Тускло светила лампочка над входом, и чья-то заботливая рука, тихо приоткрыла дверь, ожидая гостя.
И на веранде у Лаптевых горел свет, высокая тень мелькала время от времени в окне.
— Тетя Зина спит наверное, в доме давно темно, Сашка один околачивается.
Костя зевнул смачно, и протёр глаза, завтра с утра им на работу, а они вынуждены караулить эту курву на крылечке.
— Она уехала к сестре, в Завьялово, за больной ухаживать, Сашка один живёт уже месяц.
— Тихо, идет!
На веранде погасли окна и скрипнула входная дверь, долговязая фигура скользнула вдоль забора.
— Сашка, точно он!
Костя хотел подскочить и рвануть наперерез любовнику, но жена дёрнула его за рубашку.
— Пусть зайдёт в дом, не торопись!
Скрипнули петли дверные, послышались смех и звуки поцелуя, и высокая тень мужчины исчезла в темноте чулана.
— Убью их на месте, гадов этих — заскрежетал зубами Костя — пошли, я их сейчас!
— Подожди, родителей позовём, чтобы эта шалава не отвертелась потом, пусть свидетелей будет больше.
Наспех одеваясь, и путаясь в одежде, Андрей с Клавой бежали за сыном и снохой, причитая и матерясь.
— Открывай, Настя!
Костя с разбегу ударил по двери кулаком и стал выбивать доски, помогая себе ногой в тяжелом ботинке.
— Открывай, бессовестная!
Света с Клавой пробежали к окну, чтобы перехватить Саню, знали, оттуда можно сигануть в сад. Залаяли встревоженные шумом собаки, лишь в доме было тихо и темно, любовники явно притаились, в надежде отсидеться.
***
Олег спал в бытовке, когда затрезвонил телефон, и на экране он с внезапно вспыхнувшей тревогой увидел надпись — Любимая.
Перед глазами пронеслись все ужасы, что могли случится с его любимыми девочками, Настюшкой-душкой и Аленочкой. Над его домом и семьёй, могли полыхать пожары, высокой волной пройти наводнения и унести ураганом, всё, что ему дорого.
— Что случилось, Настенька, с вами всё в порядке?
— Твои родственники сошли с ума — Настя кричала и билась в истерике — они ночью ворвались ко мне, и полезли драться, у меня синяки по всему телу.
— Что значит, ворвались?
— У меня лампочка перегорела в комнате, я попросила Сашку Лаптева поменять, не могу же я в темноте сидеть.
— И что?
— Он только зашёл, а они прибежали и стали кричать, что я такая сякая, с Сашкой сплю. Меня избили вчетвером! Аленку напугали! Они сумасшедшие! Я больше слышать про них не хочу! Видеть никого из них не хочу!
Когда утром до сына дозвонился отец, Олег не стал с ним даже разговаривать, скинул трубку.
О чём говорить с людьми, которые задумали разрушить его семейное счастье, нагло врываясь к Насте ночью. Капелька сомнения конечно была, обычно благоразумные родители и старший брат с женой, не стали бы творить такое просто так, без повода.
Но Настя и этому нашла объяснение, Костя со Светой давно положили глаз на родительский дом. Явно хотят унаследовать его единолично, не делясь с Олегом, вот и решили рассорить братьев. Знают гады, на что давить, понимают, что Олег любит жену и дочку, и кинется их защищать.
Несколько дней Настя не выходила из дома, и не показывалась на глаза соседям. На звонки не отвечала, и лишь мать ее, проворная и вертлявая женщина, прибегала к дочке с пакетами, видимо носила еду.
Олег приехал днём, молча прошёл к себе не заглядывая, к родителям.
Андрей с Клавой то и дело посматривали в сторону дома, готовясь отбить сноху от разъярённого сына, чтобы не дай бог, чего не сотворил неладного.
Но вечером, увидев, как ходит спокойно по двору сосед Санька Лаптев, ахнули и присели на крылечке.
— Это что же делается, мать — спросил Андрей Ильич, потирая левую сторону груди.
— Что, что — не выдержала, и повысила голос на мужа Клава — перекуковала ночная кукушка на свой лад.
Утром старики онемели от увиденного снова, несколько человек, явно нанятых со стороны рабочих, спешно ставили высокий забор между участками.
Сын не появлялся, сноха изредка выглядывала из окна, но когда забор встал на место, через него на стариков полетели старый таз и ведро, а следом веники.
— Сволочи, — кричала сноха через забор — забирайте свое дерьмо! Хотели с мужем меня развести, а вот вам!!!!
А дальше был отборный мат, какого от тихони Насти, обычно не поднимавшей глаз с земли, не ожидал никто.
Односельчане выскочили из домов на улицу, стараясь не пропустить ни одного акта, из разыгравшейся комедии, под названием «жизнь соседей».
— Что творит, негодница, что творит — возмущался Андрей Ильич — спросишь чего по делу, двух слов связать не может, а тут разоралась, курва!
— А чего не поорать-то, это же тебе не пахать на ферме, орать легче всего.
Клавдия, на удивление спокойная как удав, сидела на ступеньках крыльца, равнодушно глядя, как через забор летят ее старые полотенца и коврики.
— А при чём тут ферма — огрызнулся Андрей Ильич, не понимая, как может жена вести себя так спокойно.
— При том, что она ни дня в своей жизни не работала — Клавдия отрешенно проследила за полётом тканого коврика, который упал на грядки.
— Живёт на деньги Олега припеваючи, полюбовник-бездельник под боком, утешает ее каждую ночь.
— И что — разозлился Андрей — я и сам это вижу теперь!
— А то, что за мужнин кошелёк она цепляется, настраивая его против нас! Ишь, надрывается, похлеще певичек иных напевает, нашему дурачку в уши!
— А может Сашку выгораживает, может любовь у них — Андрей Ильич по-мужски был наивен и простодушен.
— Если бы любила Сашку, ушла бы к нему, не стала Олегу врать. Змея она подколодная, из лжи сотканная, во вранье взращенная! Говорила я Олегу перед свадьбой, что если дочь в мать пойдёт хитростью, наплачется он с ней. Мать всю жизнь не работала, от мужика к мужику бегала, шалава!
— И то верно, двух мужиков Настя дурит, еще и за кошелёк держится прочно, стерва! А какая была добренькая, да ласковая девчонка, только глазками хлоп-хлоп, и слова лишнего не скажет.
— А вам мужикам, и в радость баба такая, словом не перечит, в глазки заглядывает. Как ты старый дурень, про нее говорил, забыл поди уже?
— Ничего я не забыл — хмыкнул Андрей, — я и вправду думал, что настоящая женщина такой и должна быть, покорная и молчаливая. А она, зараза, не просто молчаливой, а себе на уме оказалась.
— Мне в пример ставил эту стерву — плюнула под ноги мужа Клавдия — вот мол смотри, каких любят мужики. Вот, долюбился сыночек твой, шалаву пригрел на груди!
— А что это он только мой — проворчал Андрей, понимая, что может попасть под горячую руку жены — так-то он наш!
— Теперь уже нет — Клава махнула огорчённо рукой — теперича этот олень рогатый, собственность Настасьи! Захочет, запряжет, захочет, верхом поедет!
Олег не слышал разговоров родителей, но чем выше поднималась стена между участками, тем тяжелее становилось на сердце.
Как же так, родители, самые близкие люди, могли поступить с ним и его семьёй?
Он выпил стопочку самогона, заботливо приготовленную женой, и занюхал куском копчёного мяса. Хорошую самогонку гонит тёща, крепкая, без запаха и вкуса сивушного. И для зятя не жалеет лишнюю бутылочку принести, не то что своя мать, вечно ворчала, что выпивать стал в последнее время.
Он наблюдал в окно, как жена кидает через забор хлам, оставшийся от родителей, и на мгновение задумался о том, где же теперь они будут мыться.
Баню он ставил на две семьи, себе и родителям, отец вложился деньгами и помогал при строительстве. На старости лет, рассчитывал, что самому не придётся дров заготавливать, и топить. Дрова сложили в старой бане, что остался на усадьбе отца, вспомнив об этом, Олег встрепенулся, как же он сам теперь без дров-то?!
Ночью мать с отцом смотрели в окно, как сын с любовником жены, залезли через забор, и таскали из старой бани дрова, перекидывали на свой участок.
Руководила процессом Настя, стояла подперев руки в бока и нагло ухмылялась. От скромной и тихой девушки, она за день превратилась в наглую, развязную бабёнку, что вершила судьбами двух мужчин.
— Выйду, морду набью обоим!
Андрей Ильич схватился за старую куртку, что накидывал на плечи, когда выходил курить.
— А зачем тебе эти дрова — жестко отозвалась жена — бани то у тебя всё равно нет! Пусть таскают!
Андрей с удивлением смотрел на отрешенное лицо жены, она словно поняла что-то такое, до чего замутненный злостью разум мужчины, никак не мог дойти.
— Неужели тебе всё равно?
— Мы ничего не можем сделать! Отчеканила жена, спокойно наблюдая, как родной сын, ночью ворует у них дрова.
— Может когда-нибудь он и поймёт, что из него сделали тупого барана, но сегодня бесполезно с ним разговаривать.
— Но неужели он не видит, что жена его обманывает?
— Он не хочет этого видеть! Пойдем, Андрюша спать, мы ничего не можем изменить сегодня!
Через год счастливый Олег тетешкал на руках вторую дочку, курносую и горластую Александру. Так решила ее назвать Настя, сказала, что Аленке, имя выбрал муж, а вторую она назовёт сама. Олег не стал спорить, он не помнил, чтобы первой дочке выбирал имя, но если жена говорит, значит так и есть.
Девочка родилась красивая, глазки большие, тёмные, волосики вьются колечками, чудо как хороша! Настя не могла налюбоваться на малышку, а тёща тараторила, целуя внучку:
— В нашу породу пошла Сашенька, копия деда, отца Настеньки.
Никто не знал, от кого тёща родила дочь, скорее всего, она и сама не помнила, по ее жизни мужчины проносились галопом, успевая только избавляться от денег. Расспрашивать, как выглядел тесть, Олег не стал, не хотелосьогорчать тёщу воспоминаниями.
Иногда он бросал огорчённый взгляд через забор, в сторону родительского дома, и вздыхал. Чего же натворили родители на старости лет, переругались с ним и Настей, внучками не интересуются.
Даже Алёна маленькая плюет в их сторону, кроха ещё, а понимает, что наделали мразматики старые. А всё из-за дома, чтобы его сыновьям Кости оставить, нищебродам этим.
Даже в баню к нему теперь ходят, своя-то разваливается тихонько, на пенсию стариковскую им не восстановить ее. Вот бы разобрать на растопку старый сруб, но отец вряд ли даст разрешение. Дрова, что перетаскали от родителей, давно кончились, покупать денег у Олега не хватает, приходится старыми досками перебиваться.
В последнее время, на север он не ездит на заработки, хочется ему с семьёй рядом быть.
Настя конечно злится что приходится экономить, ворчит, требует, чтобы нашёл работу хорошую. А где в деревне найдёшь такую, чтобы зарплаты хватало на безбедную жизнь?!
Олег нашарил под столом бутылку и налил стопочку, придерживая Санечку одной рукой, выпил и быстренько занюхал хлебом. Ребёнок пискнул, прижатый крепкой рукой отца и глянул карими, не здешними глазами на Олега.
Внутри мужчины похолодело, из ситцевого чепчика на него смотрел Санька Лаптев, даже моргнул хитро и ухмыльнулся.
У него задрожали руки, он поспешно положил ребёнка в кроватку, и отошёл, словно из пелёнок ему грозило чудовище.
— Показалось — выдохнул он, вытирая пот со лба, и стараясь не смотреть в сторону кровати, вышел из дома. Настя что-то полоскала в корыте возле крыльца, а малышка Алёна лепила куличик из песка.
— Вот любуйся — жена показала рукой в сторону забора между усадьбами — печку в бане они решили выложить новую, деньги девать некуда.
За забором бормотали вполголоса отец с братом, и Олег почувствовал, как злость и желчь удвоенные самогоном, ударили ему в голову.
— Всё Косте дорогому, словно у них он один, для него стараются — подлила масла в огонь Настя, — им наплевать, что нам ребёнка одеть не во что.
Она промолчала о том, как Клавдия принесла подарки детям, и стучалась в ворота, пока Олега не было дома. И о том, что обложила семиэтажным матом свекровь, плевала и кидалась грязью, тоже не рассказала.
Олег заскрежетал зубами, и бегом вернулся в дом, молча опустошил бутылку, не закусывая. Весь день он мрачно пил, не отвечая жене, которая напевала ему о том, какие же сволочи его родители.
Что за старшим братом, Олег куртки донашивал, и что лупили его почем зря. И образование Костя получил, когда младший остался всего навсего рабочим. О том, что он учился в школе еле-еле на тройки, никто не вспомнил, главное, обвинить родителей, что положили на него все силы и здоровье.
Ночью, одуревший от самогона, Олег вылез на двор, старая фуфайка, пропитанная мазутом, лежала под крыльцом давно, словно ждала своего часа. Он покурил возле забора, стараясь не упасть, и непотушенный бычок аккуратно положил в рукав фуфайки. И протолкнул под забором, стараясь придвинуть тлеющую тряпку поближе к бревнам бани.
— Фиг вам, а не баня — пробормотал он, и с чувством выполненного долга, и поплёлся домой, хотелось только спать и ничего больше.
Он спал крепко, и не видел, как соседи тушили баню родителей, а Настя ехидно улыбаясь, смотрела в окно. Но потом огонь перекинулся через высокий забор на его новый, сияющий желтизной сруб.
Кто-то больно ударил его по лицу кулаком, тряс за плечи, мужчина замычал, одурманенный самогоном и крепким сном.
— Вставай, дебил — орал, непонятно откуда взявшийся в его доме Санька Лаптев, по пояс голый и в саже — твоя баня горит!
— Пусть горит — хмыкнул сквозь сон Олег, и подскочил в постели — как моя горит?
Он сидел, ошалело ворочая глазами, и как во сне смотрел, как нечаянно скользит рука друга по бедру Насти. И как его любимая жена, нервно похихикивая, невольно тянется телом к Сане.
Гулира Ханнова
