Витька проснулся от лучика солнца, который светил ему прямо в опухший глаз. Не в силах сразу встать, Витька лежал и смотрел на узенькое окошко подвала, больше похожее на форточку. Оно было в пыли, паутинах, и давно не открывалось. Витька приподнялся и потянул на себя форточку.
Свежий воздух стал просачиваться в низенький подвал вместе с весёлым чирканьем воробьёв и оглушительным карканьем спозаранку проснувшихся ворон. Витька потянулся, погладил рыжего кота.
— Пора вставать, Леопольд. Пора на работу.
Витька умыл лицо сочившейся водой из вечно протекающей трубы в углу небольшого помещения цокольного этажа пятиэтажки. В его «апартаментах» всё было рационально: на старой тумбочке, принесённой из мусорки, стояли пузырьки с остатками одеколона, бритвы, зубная щётка. На трёхногом хромом журнальном столике лежали нож, ложка, вилка. Всё в единственном экземпляре.
В углу располагалась кровать – лежбище, где Витька спал. Это был сколоченный кем-то топчан, с наваленным на него тряпьём, заменявшим Витьке матрас.
Домоуправление негласно позволяло Витьке жить в тёплом подвале (по стенам проходили стояки отопления). Он с некоторых пор был сторожем подвала, потому что никого не пускал туда, запирая своё убогое жилище на навесной замок.
Раньше служители домоуправления какие только замки не вешали на подвальную дверь – всё срывали непутёвые подростки, пробираясь в помещение, чтобы распивать запретный алкоголь или покурить собранные окурки.
Теперь Витька жил в подвале один со своим Лео, и выходил каждый день на работу – просить подаяние. Его ареал обитания был нешироким: ворота у рынка и поворот на гостиницу.
Рынок работал только по выходным, но оттуда Витька приносил отбросы овощей, фруктов, и даже мясные косточки, которые отдавал бродячим собакам. Обрезью от мяса он кормил своего кота, взамен того получал охрану от подвальных крыс и мышей.
В будние дни Витька, не смея подходить к гостинице, караулил посетителей за углом, мирно сидя на бревне у обочины дороги. За годы своего попрошайничества Витька научился безошибочно определять потенциального дарителя, доброго клиента. В основном это были пожилые дамы, видящие сердцем в полупьяном опустившемся мужике без возраста чьего-то сына…
Витька поёжился. Начиналось лето. Пора одеться в приличный, по его мнению, костюм, по сезону. На стене подвала на плечиках висел немного засаленный синий пиджак и такие же брюки со стрелками. Вместо рубахи Витька нацепил на чёрное от грязи тело светлую футболку. Костюм сидел на костлявой фигуре Витьке почти как на вешалке — хорошо. Витька с удовольствием оглядел себя в осколок зеркала и попытался пригладить непокорные седеющие волосы, обильно смочив их водой.
— Эх… Мне бы костюм поновее… — каждый раз повторял он, поглядывая на себя в зеркало. Ему казалось, что если он сменит костюм, то жизнь сразу начнёт налаживаться, и все увидят, что Витька вовсе не старик, а мужчина сорока пяти лет. И что он сможет ещё произвести впечатление на окружающих не только своим видом, а умением читать диалоги из драматических пьес или стихи, которые он стал уже забывать.
Он стоял на повороте к гостинице и дрожал от утренней прохлады. В медленно проезжающей машине такси он увидел бледное лицо женщины, равнодушно смотрящей на пустынную улицу.
Витька снял с головы свою серую всесезонную шляпу и низко поклонился проезжающей пассажирке, вызвав её недоумение.
«Вот оно! — порадовался он по себя. – Есть.»
Теперь он каждое утро встречал женщину с бледным лицом на повороте, когда та шла из гостиницы в город. При её приближении он вставал, снимал шляпу, и приятным ласковым голосом приветствовал прохожую:
— Доброго Вам дня, сударыня. Позвольте прочитать несколько строк, как бывшему актёру театра и кино.
Женщина слегка замедляла шаг. Она краем глаза смотрела на Витьку. Не улыбаясь, серьёзно слушала его смешливые стихи, декламируемые с нарочитой выразительностью и широкими жестами. Затем, слегка кивнув, отворачивалась и шла по своим делам.
Так продолжалось почти месяц. Витька не знал, что делала в городе незнакомка. Он не имел привычки докучать служащим отеля, выясняя подробности о жильцах – боялся потерять хлебное место.
Каждый раз идя к гостинице, он приводил себя в порядок. Не мог понять, почему седовласая дама не подаёт ему. Витька нашёл на свалке искусственный белый цветок, нацепил его на лацкан своего пиджака и стал похож на жениха. Однако и это не помогало.
Женщина, в который раз выслушав мимоходом его лесть и четверостишие из любовной лирики Пушкина, немного кивнув головой, уходила в центр города.
Некоторые постояльцы гостиницы и случайные прохожие немного подавали Витьке, и этого хватало на кусок самой дешёвой колбасы и хлеб. В благополучные дни Витька даже позволял себе заходить в столовую и брать тарелку супа на вынос.
Присаживаться за столик он не мог. Не хотел подводить заведение, за что повариха щедро угощала Витьку дополнительной тарелкой макарон в одноразовой посуде и не жалела хлеба.
Но чутьё Витьку не подводило. Он чувствовал день ото дня, что женщина более сочувственно смотрит на него, и ждал от неё, если не подачки, то хотя бы одобрения его таланта, хоть небольшого разговора.
Но дама пропала. Два дня Витька не видел её и понял, что она наверняка уехала из города. Он даже немного загрустил. Всякому, даже бывшему актёру, приятно иметь постоянного зрителя.
Правда, актёром по настоящему Витька никогда и не был. Его выгнали из театрального училища ещё с первого курса за прогулы и вольную жизнь. А сгубила тяга к спиртному, захватившая всю его сущность с молодых лет.
Мать Витьки, плача, говорила, что это у него наследственное, в отца, которого Витька не помнил. Возвращаться к матери в село после своей неудавшейся учёбы Витька не стал. Он пел и читал стихи в парках и на улицах, подрабатывал по молодости грузчиком и уборщиком в кафе.
А потом и вовсе переселился в подвалы, всячески оправдывая свой образ жизни злой судьбой, погубившей талантливого человека.
Витька привычно уселся у поворота на гостиницу, ожидая проходящих туристов. Но день выдался ненастным.
«Похоже сегодня ни на выпивку, ни на закусь не будет. Мда…» — думал он и смотрел на небо тоскливым взглядом.
Но тут к нему подошёл Николай, администратор гостиницы. Он передал Витьке внушительный пакет.
— Что это? – удивился Витька, глядя на подарок как на чудо.
— Это от нашей постоялицы – Нины Андреевны Журавлёвой. Она бывшая актриса областного театра. Месяц тут жила. Наш город – её родина. И велела тебе передать… Держи, счастливчик.
Николай ушёл, а Витька, получив пакет, сразу пошёл домой, в свой подвал, сгорая от любопытства.
Когда он развернул обёрточную плотную бумагу, то не поверил своим глазам: перед ним был костюм! И совершенно новый! Даже картонная этикетка была разноцветной и блестящей.
Витька сидел ошарашенный, смотрел на костюм и не мог отвести от него взгляд. Тёмно-синий плотный материал пах свежестью. Ни одного пятнышка или пылинки. Витька гладил костюм, и только спустя какое-то время решился взять его в руки.
Он встал перед зеркалом и осторожно приложил к себе пиджак. Его размер! Точь-в-точь! Подошли и брюки.
Не смея даже примерить костюм, Витька повесил его на плечики и смотрел как на икону… Словно что-то большое и доброе вошло в его жилище. Что-то новое, настоящее, из той, прошлой жизни, когда он был молодым, здоровым, чистым.
Витька быстро встал, подошёл к протекающей трубе и стал яростно мыть лицо и руки. Но въевшаяся годами грязь, смешанная с загаром, не хотела смываться. Чем больше Витька оттирал свои руки, тем грубее и грязнее они ему казались.
Наконец, он бросил попытки очиститься и сел на свой топчан. У ног его крутился рыжий кот. Витька словно очнулся.
— Что, Лео, ты хочешь есть? Эх… дружище…
Осторожно сложив костюм в упаковку, Витька взял его под мышку и вышел на улицу.
Уже вовсю моросил дождь и не желая намочить пакет, Витька спрятал его под полу своего старого пиджака. Он торопился до закрытия магазина.
Продавец подозрительно посмотрел на Витьку.
— Обратно одежду не принимаем, — строго ответил он на просьбы Витьки.
— Но это куплено у вас. Мне сказали. И для меня. Только сам посуди, братец, куда уж мне теперь. Таким гоголем… Некуда. Ей-Богу. Даже и примерять не стал. Не прикасался. Вот посмотри. За полцены. И никому ни слова…
Продавец, знающий Витьку, как безобидного и простого мужика, взял пакет, проверил костюм и удалился в подсобку. Вскоре он вынес оттуда свёрнутые купюры.
— И никому, смотри только… — повторил он слова Витьки.
Витька взял деньги, не считая, и с поклоном удалился.
Леопольд встретил хозяина, настойчиво потираясь о его ноги.
— Сегодня, брат, гуляем, — Витька выставил на столик бутылку красного вина и положил свёрток, пахнущий на весь подвал колбасой.
— И это ещё не всё! – Витька победно выставил на тумбочку пять банок недорогих рыбных консервов. Потом открыл дверцу тумбочки и положил в пустую металлическую старую коробочку из-под чая оставшиеся деньги.
— Вот спасибо доброй женщине. Эх, Нина Андреевна… Тоже бывшая актриса… Видишь ли ты… Поняла нашего брата. Родственную душу… Спасибо, милая.
— На эти денежки, мы с тобой, Лео, месяца два протянем. При строгой экономии, — сказал он, откусывая колбасу и обращаясь к коту.
Кот слушал хозяина и уплетал хлеб, смоченный в рыбных консервах. Он довольно подрагивал ушами, в знак согласия с Витькой. А тот, захмелев, продолжал:
— А всё – талант! И, конечно, гений Пушкина. Надо признать… Это в первую очередь.
Про костюм Витька не вспоминал и ничего не говорил. Он только поражался пор себя одному: как эта пожилая женщина могла догадаться о его мечте? Неужели он так безобразен в старом костюме?
С другой стороны, кто же станет подавать нищему в новом костюме? Это уже не нищий… Эта мысль окончательно успокоила Витьку, и он, довольный этим веским аргументом, сложил недоеденные крошки колбасы и хлеба в газету и закрыл в тумбочке.
— Давай спать, Лео, — позвал он к себе кота. – Расслабляться нам нельзя. Завтра всё равно на работу. День на день не приходится… А наш зритель всё равно к нам придёт…
