Оля просыпалась каждое утро в 6. Тянула на себя одеяло отца и еле слышно говорила:
— Папа, пойдём смотреть на море…
Павел протирал сонные глаза, нацеплял на нос очки и стараясь, чтобы его голос звучал бодро, отвечал:
— Конечно, Оленька, пойдём на море. Оно, наверное, ждёт нас, волнуется. Как же это мы с тобой рассвет проспали?
Оля тихо смеялась, поднималась с постели, помогая отцу одеть себя.
— Я сама!
Павел протирал лицо дочери влажным полотенцем, целуя тонкую прозрачную шею, Оля тихо, чтобы не разбудить маму, хихикала. Он наливал в термокружку кофе, в бутылочку чай, усаживал дочь в коляску, повязывал на голову косынку и вот они уже в подъезде — идут смотреть море. Нельзя заставлять его волноваться, иначе будет шторм, приговаривал он всякий раз.
Они спускались вниз, возможно, самые первые выходили из подъезда и шли в глубину двора. Там, где многоэтажки соревновались в росте, и казалось город состоит из бетона, пластика и стекла; там, где дым от фабрик поднимался над безмятежно спящим городом; там, где свежий воздух можно уловить только рано утром… Там было Олино Море.
Оно проглядывало между двумя домами и разливалось небесной синью. Собственно это и было небо, но, однажды катая дочь в коляске, Павел остановился именно в этом месте и Оля восхищённо воскликнула:
— Папа, смотри, море!
— Малышка, море отсюда далеко, а это небо…
— Нет, папочка, это море, — упрямо повторила девочка.
— Конечно, милая, море так море…
С тех пор они приходили сюда почти каждое утро, смотрели как по морю плывут корабли, рыбы и морские жители. Однажды им повезло и показался сам Царь Морской с трезубцем и короной. А уж шаловливых русалок они видели множество раз.
— Папочка, расскажи про море.
— Вода в нём солёная. В одних морях сильнее, в других меньше, а есть такое, что соль можно горстями вытаскивать.
— Если мамины слёзы собрать в мисочку будет соль?
— Думаю, маме не понравится, если мы будем собирать её слёзы, — улыбнулся Павел.
—Знаешь, — доверительно зашептал девочка, — Она плачет каждую ночь, я делаю вид, что уже сплю, но слышу. Это всё из-за меня, пап.
— Нет, конечно, милая не из-за тебя. Ты же наше счастье!
— Мама говорила, что от счастья иногда тоже плачут.
— Значит, она плачет от счастья, что у неё есть ты. Ты мамино счастье. И моё тоже.
Оля молчала, разглядывая морские ракушки, постепенно её веки опускались и она засыпала. Павел сидел на лавочке и каждый раз жалел о выпитом кофе. Ему бы сейчас вздремнуть, но не получится, бодрящий кофеин уже разлился по венам.
***
Оле было восемь лет и она умирала. Год назад ей поставили страшный диагноз из трёх букв. Она быстро догорала и не было никаких надежд потушить огонь, убивающий её изнутри. В конце мая сообщили, что надежды нет. Совсем. Родители не сказали ей об этом, но девочка словно почувствовала сама и стала проситься домой. За последний год она почти не спала в своей постели, не помнила, как выглядит их квартира и какие цветы стоят на подоконнике. Павел и Марина долго сомневались, но когда вердикт подтвердили несколько врачей, согласились. Никто не скажет, сколько ей осталось. Может неделя, может месяц, но пусть она будет дома, а не в унылых больничных стенах, увешанных, словно издёвка, детскими рисунками с криволучистым солнцем.
***
— Пап, а там, за морем живёт Бог?
— Не знаю, Оленька, я ведь никогда его не видел. И уж тем более не был в гостях.
— А я думаю он там. Он очень большой и добрый.
— Почему так думаешь?
— Потому что он позаботился, чтобы у тебя была мама, а у мамы был ты. А ещё позаботился, чтобы у птичек зимой была еда, чтобы на травку лил дождь, чтобы червячки в земле не мёрзли. Он позаботился обо всём, что есть на земле. А ещё он позаботился о том, чтобы у меня было море. У него столько забот, а он подарил мне целое гигантское море. Значит, он добрый, — она перевела дух и сглотнула слюну: ей сложно много говорить.
— Ты думаешь , он о тебе позаботился?
— К Ваське в больницу приходила только бабушка, потому что родители работали много, очень много. И Васька тосковал. У него не было моря, но был робот и планшет. Васе сказали, что зимой его выпишут навсегда, поэтому надо подождать, пока родители заработают много денег, это нужно для лечения. Но он всё равно тосковал и грустил. Бог позаботился, чтобы у него был планшет, когда Вася смотрел мультики, он меньше грустил.
— Ты хочешь планшет?
— А я не грущу…
Павел смотрел на дочь и поражался, откуда в ней такая мудрость? Она ведь помнит, что может быть по-другому. Так как было раньше. Но ни слова упрёка в адрес Бога.
Почему она? Чем она так прогневала высшие силы?
Сколько раз они задавали этот вопрос в никуда, в иконы, батюшке в церкви и друг другу. Тишина разводила руками, и ни один ответ не ложился бальзамом на душу.
А она счастлива тем, что у неё есть море и благодарна за это Богу.
Павел хитрил. Каждую ночь он открывал штору так, чтобы утреннее солнце будило Олю. Яркие лучи попадали на её прозрачные веки и она просыпалась. Разбудить самому у него не хватало духу, но пропустить утреннее море он тоже не мог. Ему казалось, что если они не пропустят море, то и день сложится лучше и она не уйдёт в этот день. Днём во дворе слишком многолюдно, и слишком жарко. А утро словно создано для них.
Это лето выдалось знойным, безветренным и это было хорошо. Оля весила так мало, что им казалось, будто дочери всегда холодно. Они укутывали её мягким пледом, клали под одеяло тёплую грелку, но ножки всё равно оставались ледяными.
— Пап, как ты думаешь, я увижу осеннее море?
— Конечно, малышка, ты же сильная.
— А сколько времени осталось до осени?
— 45 дней.
— Вот столько? — она четыре раза показала растопыренные ладошки и в последний раз показала только пятерню.
— Да, милая, столько.
— Когда я пошла в школу, тоже была осень и небо было серое-серое. А потом полил дождь. Наверное, кто-то умер.
— Почему? Это просто дождь. В море стало слишком много воды и оно решило поделиться с землёй. Ты же знаешь, травам и деревьям тоже надо пить.
Обдумав его слова, девочка тихо сказала:
— Наверное, так и есть. Дождя не было давно, но ведь каждый день кто-то рождается и умирает. Правда? А небо не плачет каждый день.
— Да, милая, ты права.
— Вы будете плакать, если я умру?
— Конечно, — он сглотнул слюну, потёр глаза, чтобы не зарыдать прямо сейчас, — Но ты не умрёшь, ты поправишься.
— Для кого-то это лето первое. Для кого-то последнее. — прошептала Оля и опустила веки.
Он смотрел на её прозрачное тело, наблюдал, как поднимается-опускается грудь и повторял про себя: «Для кого-то это лето первое, для кого-то последнее». Колесо Сансары. Оля спала, а он плакал. Есть ли у неё 45 дней?
***
По негласному правилу Павел проводил с дочерью утренние часы, а Марина ночные. Девочке часто не спалось, она смотрела на тени деревьев, они её страшили. Она боялась темноты.
— Мам, я боюсь умирать ночью.
— Я рядом, малышка, я с тобой. Ты не умрёшь никогда. Слышишь?
— Бабуля же умерла.
— Бабуля была старенькой, у неё плохо работало тело.
— А я новенькая, а тело всё равно работает плохо…
— Так случается иногда. Но ты поправишься, у твоего тела сил больше. Ты будешь здоровой.
— А ты помнишь, как она выглядела?
— Помню, я же её всё равно люблю, даже если она умерла.
— И меня будешь помнить?
— Ты же моя дочка, ты моя частичка, я тебя очень-очень люблю. Больше всех на свете.
— А ты родишь мне сестрёнку?
— Не знаю, Оленька, я об этом не думала.
— Роди, пожалуйста. Только не называй её как меня. Я хочу, чтобы у тебя была только одна дочка Оля. А сестрёнку давай назовём Дашей?
— Давай, пусть будет Дашей. Очень красивое имя, — Марина старалась, чтобы голос не дрожал.
— Когда она родится, я подарю ей своего зайца.
— Зачем? Он же твой самый любимый. Даше купим нового зайку, а твой пусть остаётся твоим.
— Она будет смотреть на него и помнить меня. Пока она помнит, она любит, как ты бабулю.
— Хорошо, милая, как ты хочешь так и сделаем.
— Покажи ей мою красивую фотографию ладно? Где я в пышном платье, с сердечками.
— Обязательно.
— Смотри какая тень страшная на занавеске.
— Хочешь, я с тобой лягу?
— Да, мамочка.
****
— Подождите меня, я с вами, — Марина заглянула в кухню, когда Павел наливал кофе в термокружку, — Налей и на меня, пожалуйста.
— Ты не спишь?
— Хочу посмотреть на море, пока оно не стало серым. Оля в последние дни хорошо спит ночью, я высыпаюсь.
— Это здорово.
— Да, сон лучшее лекарство. Так она набирается сил.
— Да.
В маленькой кухне трудно спрятать взгляд друг от друга. Но у них получилось, потому что это единственное, что у них осталось. Лишнее слово порвёт хрупкую нить надежды, разлетятся бусинки, не собрать. Им надо держаться вместе.
— Мама, ты видишь вон там плывёт корабль?
— С парусом? Вижу.
— Однажды дул ветер и мы видели, как корабли соревновались. Мы с папой поспорили чей первый доплывёт до стены. Я победила!
— Это здорово, Оля, я знаю, что ты у меня победитель! Оно действительно очень красивое… Олино море.
— Ты придумала ему название! Как здорово, мамочка!
— Да, малышка, у тебя есть своё море.
— У Васи нет моря, но есть планшет. Только море лучше.
— В тысячу раз лучше.
Оля откинулась на спинку коляски и задремала. Чуть дёргались ресницы на синеватых веках. Марина проверила достаточно хорошо ли она укрыта — последние недели стали прохладнее. Ручки девочки были тёплыми, и она посчитала, что это хороший знак.
Марина села рядом с мужем на лавочку, устало положила голову на его плечо. Так тихо и спокойно не было давно. Не сжималось сердце, вмиг исчезли тревоги.
Они подумали об одном и том же: им говорили — максимум полтора месяца, но прошло уже три. А вдруг…
Павел сжал её ладонь и протянул термокружку.
Неожиданно Оля чуть приподнялась в коляске, звонко, совсем как раньше, крикнула:
— Мам, пап! Я пойду искупаюсь в море!— и упала обессиленно на спинку коляски.
Календарь показывал 8 сентября. Для кого-то этот день стал первым.
Для Оли последним.
