Любка хоть и шла домой с новогодней вечеринки, но пьяна не была.
И чёрт её дернул, ввязаться в эту свару. Вот правильно про неё говорят: «Везде приключения на свою пятую точку найдёт».
Такой она была с самого детства — бойкой, активной, смелой. Как не наряжали эту хрупкую девчушку с нежным голоском в красивые платья, сорванец прорывался наружу.
Любаша росла в поселке, предприятий в котором кот наплакал — большой леспромхоз, база, снабжавшая продуктами и промышленными товарами, весь север огромной области и воинская часть. Родители её были не последними людьми — у всех на виду. Понятно, что их дочку тоже знала каждая собака в посёлке.
Ох, и намучились с ней взрослые. Вечно с единственной дочерью что – либо приключалось. Вот справили новое, красивое пальто, Любка его в первый же день «обновила». Рядом с домом был большой котлован. Весна на севере поздняя, лед держится долго. Девчушка – дошкольница решила на плоту покататься по промоинам. Накаталась — с плота рухнула в ледяную воду. Еле мальчишки вытащили на берег. Домой приволокли. Пальто и все что под ним — ледяным колом, зуб на зуб не попадает. Бог с ним с пальто. Чудо, что сама после водных процедур не заболела.
Как — то раз девчонка умудрилась платье новое порвать от подмышки до подола — с мальчишками соревновалась, кто дальше с качели прыгнет. При прыжке платье за корявую доску — сиденье зацепилось и разодралось.
А сколько раз по тайге их ватагу разыскивали. За поселком охотничий лабаз был, в котором ребятня себе штаб устроила. Там и в пиратов играли, и страшилки друг другу рассказывали, и «снежного человека» выслеживали, и «пороховушки» делали, благо в воинской части порох без труда раздобыть было можно.
Однажды Любку за ухо домой привёл водитель лесовоза. Всё проклятый взрыв пакет. Глупые дети «пугач» под КрАЗ подложить решили. В процесс изготовления Любка не вникала, а вот в дорожную колею под колеса самодельное устройство пристроила. Невдомек было, дурочке, что огромная машина управление могла потерять. Мальчишки убежали, а «партизанку» шофер поймал и домой доставил: «Полюбуйтесь, Константин Петрович, на свою дочурку». Влетело тогда ей по пятое число, на стуле долго сидеть не могла.
Друг отца, у которого свои дети уже давно выросли и разъехались, частенько увещевал отца Любови: «Костя, ты бы аккуратнее с ребенком, девочка все же». Любка обожала Михаила Пасаковича. На самом деле отчество пожилого, доброго мужчины с седыми усами было Исаакович. Но на девчушку он не обижался. Каждый раз перед гостями девчонку ставили на табуретку, и она с выражением читала стихи. После выступления Михаил Исаакович неизменно подзывал к себе Любашу: «Ну, беги сюда, стрекоза». Любка взбиралась на колени к обожаемому Михаилу Пасаковичу, целовала в пушистые усы и получала подарок. Он был, пожалуй, единственным кого веселили проделки Любки: «Вот, чертенок в юбке! С тобой и в разведку можно», — умилялся бывший фронтовик.
Родители его восторга не разделяли. Методы воспитания тогда были проще, о Декларации прав ребенка не слышали, поэтому дочурку частенько ремнём учили.
Мать дочку пыталась облагородить — в школу музыкальную по классу фортепиано отдала. Да толку не вышло. Не нравилась Любке музыкалка. Она и там безобразничать стала. Клавиши пианино карандашом подписала, чтобы в гаммах не путаться. А после того, как на уроке сольфеджио весь хор со скамейки свалила, родителям предложили дочь из школы забрать, не доросла, дескать. Мать попробовала было настоять на дальнейшем обучении, но тут отец вмешался: «Прекращай ребенка мучить. Пусть на лыжах лучше катается, да книжки читает».
Школа тоже не образумила. Первоклассница в один прекрасный день шла мимо магазина игрушек. Как не зайти? На витрине лежат красивые елочные игрушки из войлока. Особенно Любаше лимон приглянулся. Стоил он три копейки. Любка все карманы вывернула, нашла только однокопеечную монетку. Вспомнила, что иногда у матери, заведующей большого гастронома, продавщицы деньги разменивали. Дают одну денежку, а получают несколько. Смысл размена, девчушка и вправду не понимала. Вышла она на улицу и первого встречного незнакомого дяденьку попросила «разменять» ей одну копейку на три. Добрый человек дал три копейки и даже её монетку не взял. На радостях Любка и лимон купила и, еще какой – то ерунды на копейку взяла. А вечером её, «попрошайку», ремнем учил отец правилам размена.
Но если по справедливости говорить, то общественно – полезные дела Любка тоже совершала. Как — то организовала ребятишек с соседних улиц и повела на прием к директору леспромхоза. Руководитель внимательно детскую просьбу выслушал и на другой день на соседнем пустыре, как по мановению волшебной палочки, стали строить хоккейный корт. Потом Люба на нём турниры между уличными командами проводила и судьей была.
А уж как отец — коммунист гордился, когда дочь написала письмо диктатору — генералу Аугусто Пиночету с требованием немедленно освободить, арестованного им Луиса Корвалана — лидера компартии Чили.
В классе Любка тоже за справедливость была — первая защитница обиженных и оскорбленных. Таких в классе много было. Девчушка иногда даже дерзила учительнице, с которой ребятишкам явно не повезло. Вот спроси любого взрослого человека — с большой вероятностью имя отчество своей первой учительницы помнит, а Любка нет. Будучи ребенком, поняла, что таких учителей быть не должно. Педагог учеников ненавидела, истошно на них орала, линейкой по рукам била. Однажды Любкину косу на свою руку накрутила и головой об парту несколько раз стукнула: «Смотри, дура, что пишешь». А Любина фотография, между прочим, на доске « Гордость школы» висела.
Когда Любка в пятый класс перешла, отец получил новое назначение в областной город, но этому не приятные события предшествовали. Отец был старше матери на 16 лет. На него, жёсткого, но справедливого руководителя пришла в обком партии анонимка. В ней Константина Петровича, родившегося на Дальнем Востоке, там же закончившего танковое училище и получившего контузию на Курской дуге, обвиняли в шпионаже в пользу Японии. Хорошо, что товарищи по партии разобрались.
В середине года пришлось сменить школу. Новенькую приняли плохо. Составила она конкуренцию первой ученице класса. Дело даже до драки дошло. Потом, конечно, всё успокоилось и у Любови подруги появились.
В старших классах новые проблемы начались. Старых, опытных педагогов независимость суждений ученицы раздражала. Учителям литературы и истории с обществознанием не нравились крамольные мысли, идущие вразрез с их годами отработанными шаблонами. Но здесь отец Любку поддерживал. Регулярно обсуждал с дочерью политические события, подсовывал интересные статьи из журналов, покупал разную литературу, не входящую в программу средней школы.
Зато с молодыми педагогами Любе повезло, особенно с новой учительницей литературы, взявшей их в девятом классе. Хотя вначале Любка ей тоже устроила проверку. Для публичного прочтения в классе, когда изучали творчество Есенина, выбрала стихотворение «Сыпь гармоника!» Стихи она с детства читала хорошо, лауреатом нескольких конкурсов чтецов была. Класс замер, в ожидании санкций. Но… Вера Борисовна отреагировала спокойно: «Прочитала ты великолепно! У тебя талант, Любовь. Бесспорно — отлично». Родителей в школу не вызвала, к директору не отвела, а рассказала классу несколько иную биографию поэта.
Молодой педагог разительно отличалась от заслужённых, именно так иронично с ударением на «ё» называла старых грымз Любка. С Верой они стали, можно сказать, подругами. Никому другому она не могла доверить то, что доверяла ей. Жаль, что преподаватель через год после окончания Любой школы, замуж вышла и в Болгарию уехала.
Естественно о выборе будущей профессии девушка долго не задумывалась – филолог, как любимая учительница. С лучшим по школе аттестатом в Университет поступила легко.
Потом началась студенческая жизнь. Успевала всё — и учиться, и в походы ходить, и в экспедиции фольклорные ездить.
У студентки с преподавателями отношения разные были. С теми, кто на экзаменах требовал дословного изложения лекций, консенсуса не складывалось, а кто самостоятельность суждений приветствовал — наоборот… Хорошо, что последних было больше.
А студенческие походы. В какие только переплеты туристы не попадали: в пещерах терялись, в байдарках переворачивались, в зимнем походе чуть насмерть не замерзли, под обстрел пьяных егерей попадали. Но эти приключения еще больше девушку закалили.
В экспедициях тоже всякое бывало. Однажды Любу до стойбища, в котором она сказания собирала, вызвался на моторке доставить молодой человек. Посреди холодной, широченной реки мотор заглушил, и приставать стал. Когда дистанция между ними стала критической, Любка встала на ноги и пригрозила, в чём есть, в воду прыгнуть. Понятно, что в телогрейке, болотных сапогах, с тяжелым рюкзаком за спиной навряд ли она живой бы выбралась. Это его и остановило.
Студенческие годы пролетели быстро. Перед защитой дипломной работы комсорг группы предупредил Любу, что на нее, в отличие от всех остальных выпускников, характеристику писал не он, а сам заведующий кафедрой.
Из характеристики следовало, что Любовь Константиновна отличается высокой работоспособностью и выдающимися организаторскими способностями, но… работает только над тем, что интересно лично ей, а свой организаторский талант направляет зачастую не в то русло. Из содержания следовало, что Любку ближе, чем на пушечный выстрел, подпускать к школе нельзя, а заниматься научной работой сам Бог велел.
Но жизнь, а вернее сама Любка распорядилась по – своему. В аспирантуру поступать не стала. Сразу после выпуска выскочила замуж и родила ребенка, потом второго. Тут наступили девяностые годы. Какая наука… Пошла она работать в школу, ближайшую к дому.
На удивление учитель из неё получился хороший. Примером того «как надо» Вера Борисовна была. Особенно замечательные отношения складывались у Любовь Константиновны с хулиганами и двоечниками. С детьми лыжные вылазки устраивала, ссоры их разбирала, в КВН играла, с классом своим СТЭМ организовала. Родителей по пустякам в школу не вызывала. Завучу, директору и классным руководителям на учеников не жаловалась, как – то своими силами обходилась. Бывшие выпускники, особенно её «отпетые», случайно увидев учительницу на улице, оживленную автомобильную дорогу перебегали, чтобы поздороваться.
Но пришлось Любови из школы уйти, туда, где денег в те тяжелые времена платили больше. Первые годы ей чуть ли не каждую ночь снились уроки и ученики.
Так прошло несколько лет. Люба жила в том же самом небольшом микрорайоне, где все друг друга знали, где её ещё помнили бывшие ученики и их родители.
И вот та злосчастная предновогодняя вечеринка, после которой она спешила домой к мужу и детям. Одиннадцатый час. На улице холод собачий, минус тридцать пять. Её остановка, дальше тропинка вдоль длинного кирпичного дома, поворотная секция, арка и всё, она на месте. Прохожих в этот поздний час раз – два и обчёлся. В арке столпотворение. И чёрт её дернул, ввязаться…
Ну не могла Любка мимо вопиющей несправедливости пройти, когда скопом на одного. Человек, скорчившись, лежал на снегу, закрывал голову руками. Около десятка молодых людей шестнадцати – восемнадцати лет кричали, матерились и пинали его ногами.
Любовь оглянулась вокруг. К арке приближался мужчина. Она обратилась к нему за помощью. К разгоряченной толпе подбежали вместе. Она сломя голову, расталкивая парней, ринулась к жертве. Её пропустили, а на мужчину ополчились. Он как – то незаметно ретировался.
Женщина осталась один на один с неуправляемой молодежью. Мелькали незнакомые лица, Любка расталкивала парней руками. Они орали:
—Что ты его защищаешь, о сам виноват, нечего было к нашей бабе вязаться.
Люба успевала огрызаться:
— Дожили, у вас, что одна баба на всех?
Её при этом не трогали. Краем уха она поймала реплику:
— Мужики, это училка со школы, она моего брательника учила.
Любка подняла парня с земли, подхватила под руку и заявила:
— Он пойдет со мной. Я сейчас милицию вызову и всех соседей соберу.
С молодым человеком прошли сквозь расступившуюся толпу, и дошли до первого подъезда. Любка посадила избитого в кровь парня на скамейку, достала платок. Взгляд упал на новенькие, первый раз надетые сапоги — они были забрызганы кровью.
«Что дальше делать? — размышляла она про себя. — Подростки вроде отстали. Тащить незнакомца к себе домой?» Она представила недовольное лицо супруга, испуганные лица детей.
Оставить его на улице тоже нельзя. В – первых, подростки могли вернуться. Во – вторых, парень был очень слаб, еле стоял на ногах, алкоголем от него особо не пахло. Оставить одного в холод на улице — точно замёрзнет. Любовь промокнула кровь на его лице платком. На вид ему было лет около двадцати. Один глаз заплыл, передний зуб выбит, из разбитой скулы сочилась кровь.
Он схватил женщину за руку:
— Слушай, ты только не бросай меня, они меня точняк добьют.
—А что ты предлагаешь? Могу милицию вызвать или скорую. Но для этого мне надо домой зайти, по – домашнему телефону позвоню. К себе я тебя привести не могу — там муж и дети. Напугаешь их.
—Нет, не надо скорую с мусорами. Доведи меня лучше до дому, а? У меня арбуз совсем не варит. Один не дойду, в сугробе на хрен замёрзну.
Люба выяснила адрес. Поняла, что на транспорте доехать не получится. Вызвать такси в такой холод в копеечку влетит. Оставался один путь — пешком через застройку, гаражи, на ту сторону шоссейной дороги вглубь жилого массива. В общем, идти минут двадцать пять, учитывая, что парень еле стоит на ногах — ещё дольше.
Вздохнув, ругая себя, на чём свет стоит, помогла парню подняться со скамейки, и они медленно поползли через двор другой дорогой. Парня шатало, несколько раз он падал, его рвало. Дорога заняла гораздо больше времени. По пути спросила, что произошло, почему его избили. Вразумительного ответа не получила. Возраст свой он назвал – двадцать лет.
— Ты чем по жизни занимаешься, кроме того, что дерёшься? — поинтересовалась.
Услышанный ответ её поразил:
— Я того, только из колонии несколько дней как откинулся.
— А за что посадили? — не могла не спросить Любка.
— Тебе лучше не знать, а то прямо здесь меня бросишь…
Наконец, еле – еле дошли до нужного дома. Но вход в подъезд преградила закрытая железная дверь.
— Ключ у тебя есть?
— Счас, не гоношись, открою, — доставая из кармана что – типа отмычки бубнит парень.
— Стоп, ты точно здесь живешь? На каком этаже? — останавливает его Люба. — Не хватает еще с тобой в милицию загреметь.
— Ты чё? … Меня кореш ждёт. Я у него остановился. Он на последнем этаже живёт.
Тут в окне первого этажа загорелся свет, к окну подошёл полураздетый дедок. Люба закричала:
— Откройте дверь в подъезд, пожалуйста! Здесь жилец из вашего подъезда, ему плохо.
Дед всмотрелся через стекло в парня. Потом отошёл от окна. Дверь никто не открыл, а через минут семь у подъезда остановилась патрульная машина.
— Вот алкаш, чёртов. Сдал, бля, — завопил парень, когда милиционеры стали без всяких прелюдий заталкивать их в «воронок».
В общем, вечер, начавшийся так замечательно, перестал быть томным. Через несколько минут «преступников» доставили в отделение. И провела бы Люба ночь в обезьяннике, если бы…
— Любовь Константиновна, добрый вечер. Вы как здесь? Что случилось?
На счастье Любови дежурным по отделению оказался родитель её бывшего ученика. Выслушав сбивчивый рассказ, поразился: «Даёте, Вы Любовь Константиновна! А если бы Вас подростки, не дай Бог, ножом пырнули, или в квартиру подонки затащили… Вы же, небось, этого до двери доставлять бы стали. Ну, ведь не девочка глупая. Взрослая уже женщина, педагог», — приказал подать машину и сопроводить учительницу прямо до двери квартиры.
В первом часу ночи Люба появилась дома. Испугавшись задним числом, размазывая слёзы по лицу, рассказала мужу о происшествии. В ответ услышала те самые слова:
— Горе мое, вечно ты приключения на свою пятую точку находишь. Мало тебя, Любка, в детстве пороли. Ну, почему ты у меня такая отчаянная…
В ответ Люба шмыгнула носом и уверенно заявила:
— Ты меня за это и полюбил, с кем бы тебе ещё так весело было!
___________________
© Автор: Лана Никонова
