Папа, не пей. Когда ты приходишь веселым, мое сердце сжимается в комочек. Я дрожу от страха, потому что твоя веселость означает, что ты пьян, и будешь пить еще. Мама нервно спрашивает, где ты успел принять на грудь. Ты отшучиваешься и пытаешься ее зацеловать, но замечаешь отвращение на ее лице, и случается взрыв.
Дальше все будет как всегда. Ты схватишь стул и бросишь его в стену. Щепки разлетятся по кухне, и я увижу, как вместо папы в нашем доме опять появилось чудовище. Оно будет вращать глазами и шипеть на маму и от этого мама тоже исчезнет, а вместо нее появится хлипкая ива, которая будет плакать, и плакать, и плакать.
А я буду смотреть на все это и сходить с ума. Чувствовать, что я снова потерял папу, и мамы сейчас со мной больше нет, происходит что-то страшное, а я один, совсем один. Я не знаю, как мне быть.
Я схвачу пластмассовый танк, который подарила мне бабушка, обычно это помогает мне быть сильным. Но танк не поможет. И мне станет так невыносимо страшно, что я захочу исчезнуть, совсем исчезнуть, ведь если меня не станет, то некому будет больше терять папу и маму…
Наутро ты, папа, встанешь притихший, будешь жалобно просить прощения у мамы. Она сначала покричит, потом успокоится, и все пойдет своим чередом. Но в моей душе навсегда останется дыра, в которую будут проваливаться любые мои попытки построить отношения.
Когда вырасту, я буду уходить из отношений, как только почувствую, что кто-то стал мне близок. Я буду бежать без оглядки, исчезать, чтобы не дожидаться момента, когда близкий мне человек исчезнет сам, оставив меня наедине с чудовищем.
Этот безотчетный страх будет так глубоко зашит в моем бессознательном, что я не буду понимать, что со мной происходит. И даже буду гордиться тем, что я такой ловелас. А по ночам меня будет грызть тоска одиночества.
Ты можешь сделать так, чтобы всего этого не случилось. Папа, не пей.
Антон, 7 лет.
***
Папа, не пей
Я знаю, что тебе тяжело, у тебя «плохие времена» и это «единственный твой способ расслабиться». Я знаю, ты все время говоришь об этом маме, и она сдается, достает из холодильника настоечку. Раньше она доставала вино, а еще раньше – виски. Но сейчас «очень плохие времена», поэтому теперь ты пьешь, что подешевле.
Ты включаешь телевизор, качаешь головой, бормочешь под нос «что ж вы творите» и мрачнеешь. Мама от этого становится злой, и приходит к нам с братом. Она говорит, что я ей клюю мозг своими вопросами, а брат «нисколечко не ценит ее громадной работы, которую она ради нас делает». Она будет прибираться, пинать наши игрушки, и с остервенением двигать шкаф.
Я буду стараться сделать тебя веселым, прибегать к тебе на колени, и развлекать шутками, чтобы это все кончилось. Но мама будет приходить, тянуть меня за руку и уводить со словами «Отстань от отца, не видишь, он устал. Отец пашет как черт, а у вас ни стыда, ни совести».
Я вырасту и буду очень хорошей девочкой, ведь я усвою из детства, что задавать вопросы, когда тебя что-то пугает, нельзя, это называется «клевать мозг». И уставать от чужого страдания тоже нельзя, так делают только люди без стыда и совести, а я не такая.
Поэтому я буду подбирать хлипких мужчин, и вариться с ними в тоскливых отношениях, пропитанных их нытьем и бездеятельностью. А когда я буду уставать от такого мужчины, я не прерву отношения. Я буду прибираться, пинать его вещи и остервенело двигать шкаф, приговаривая, что он совсем не ценит той работы, которую я для него делаю, но никуда не уйду.
А хороших мужчин я не буду замечать, потому что травма на сердце будет шептать мне, что они не для меня, они из какой-то другой сказки, которая со мной никогда не случится.
Ты можешь это предупредить. Папа, не пей.
Лиза, 11 лет.
***
Папа, не пей.
Ты говоришь, что ты не алкоголик, потому что пьешь редко. И я со страхом жду, когда же это «редко» опять случится. В последний раз ты ушел, как обычно, на работу и пропал на несколько дней. Мама хваталась за сердце, уходила к соседке и прикладывалась к бутылке. Я утешал ее как мог – гладил по голове, приносил воду и таблетки, говорил, что папа вернется.
Но лучше бы ты не возвращался.
Ты ввалился с товарищами, все вы плохо пахли и глупо смеялись. Ты сразу пошел ва-банк, схватил черенок от швабры, и сказал, что справишься с любым, кто посмеет прогнать тебя или твоих друзей. Ты при этом громко смеялся, но я чувствовал в воздухе запах чего-то несмешного: тяжелого и жгучего, позже я узнал, что так ощущается адреналин.
Я подскочил к маме и закрыл ее собой. Я крикнул: «Не трожь! Мама, беги!». Повисла пауза. Потом кто-то из твоих друзей сказал: «Щенок растет борзым, посмотри-ка!» и все засмеялись еще глупее, еще громче.
Ты рассердился, схватил меня за ухо и отвел в комнату. Я кричал и вырывался, но ты был сильнее. Ты запер меня в шкафу и сказал, чтобы я сидел тихо, иначе «ты сам знаешь, что будет». Я знал, что будет. Я был уверен, ты хочешь навредить маме. Это был самый ужасный час моего детства. Меня разрывало от желания выбраться и защитить маму, но я не мог, потому что тогда ты разозлишься и причинишь ей боль.
Через час мама выпустила меня. Все было тихо. Мама виновато улыбалась, она тоже выпила, и сказала, что я ее отважный защитник.
Утром ты заявил, что ничего не помнишь, а значит, ничего не было.
Когда я вырасту, я не дам больше в обиду ни одного важного для меня человека. Я буду трижды женат, и все жены будут кататься в благополучии как сыр в масле. У меня будет большая компания, и я грудью буду стоять за каждого подчиненного. Мама станет моей иконой, я буду ее опекать от любых невзгод и сдувать пылинки до самой смерти. А когда приду с маминых похорон, я заберусь в шкаф и буду там выть белугой от ужаса и бессилия, что я ее все-таки не спас.
Меня найдет моя третья жена и даст мне что-нибудь выпить, чтобы я успокоился. Я выпью и уже не остановлюсь. Я буду пить каждый день, чтобы не чувствовать свое бессилие. Я стану алкоголиком, как и ты. И мои дети тоже научатся меня бояться.
Ты можешь это остановить. Папа, не пей.
Миша, 13 лет.
***
Папы, вы можете избавить ваших детей от всего этого. Просто отодвиньте рюмку.
