Был замечательный июньский денёк. Дед Митрофан решил прогуляться со своим верным спутником, хряком Борькой, до Ёшкиного пруда. И сейчас, уже накупавшись вволю, дед сидел на бережке, наблюдая, как Борька гоняет по берегу лягушек.
Тут с дороги к пруду зарулила белая «Волга», из которой вышла женщина и мальчик лет пяти и спешно направились прямиком к ближайшим кустикам. Водитель заглушил мотор и вышел перекурить.
– Чаво, прихватило мальца-то? – Обратился к водителю дед Митрофан.
– Да с газировкой переборщил малёха. Не доедем до Малых Утюжков.
– Так вы тамошние что ли? Соседи значить.
– Да, это председателева жена с внуком, в район возил, по делам.
– Бываить.
Тут из-за кустов появились пассажиры, и водитель, растоптав подошвой башмака окурок, сел на своё место и стал заводить машину. Но не тут- то было. Старенькая «Волга» кряхтела, кашляла, но заводиться не спешила. Время шло, в машине становилось невыносимо жарко, а она и не думала заводиться.
Водитель вышел, взял из багажника инструменты, открыл капот и занялся ремонтом, периодически садясь за руль, вновь и вновь пытаясь завести старенькую «Волгу». Результат был нулевой. Женщина и мальчик вышли из машины и присели рядом с дедом Митрофаном на бережок.
– Здравствуйте, меня Анна зовут, а это мой внук, Ванечка, – поприветствовала женщина деда Митрофана.
– А я дед Митрофан, меня так все называют. Чаво, не доехали до дому?
– Да вот ведь, надо же, километров пятнадцать не доехали.
– Ну ничаво, чичас починить и поедите.
– Хорошо бы.
Но время шло, а машина не заводилась. Солнце уже стало сильно припекать, и Ванечка, который поначалу с удовольствием бегал по берегу за лягушками вместе с Борькой, быстро найдя с ним общий язык, стал ныть, что ему жарко и хочется кушать. Машина никак не заводилась. Водитель измучался уже весь, взмок и с трудом сдерживал себя, чтобы не выматериться при женщине с ребёнком.
– Анна Ивановна, встряли мы, похоже, конкретно. Чего и делать не знаю.
– В правление идить надо. Там у Иван Семёныча помощи просить, авось выручить автомехаником, не даст пропасть. А Вы, Анна Ивановна, с внучком до мине пойдёмти. Дитё вон устало, уже и исть просить. И ни спорьти, побудити у мине, а как машину починють, так и приедуть за вами.
– А тибе звать-то как? – Обратился дед Митрофан к водителю.
– Николаем.
Дед Митрофан объяснил Николаю, как найти его дом, чтобы забрать своих пассажиров, пообещал зайти к председателю и попросить помощи с ремонтом машины, и позвав Борьку, двинулся в сторону правления. Анна Ивановна и Ванечка пошли вслед за дедом.
Дед Митрофан быстро объяснил Ивану Семёновичу, председателю колхоза, ситуацию, в которую попала супруга его коллеги, и тот пообещал помощь, ну, а как иначе?
– Ты, дядь Митрофан, давай, забирай их к себе, а я сейчас вызвоню автомеханика, поднимем на ноги машину, ты там Анне Ивановне скажи, чтобы не переживала, я её мужу позвоню, скажу, что приключилось.
И дед Митрофан повёл к себе домой своих неожиданных гостей.
Тем временем бабка Дуня, ну та, которой до всего дело есть, шла в магазин. Дед Митрофан, завидев бабку, поближе подвинулся к Анне Ивановне, грудь выпятил колесом и под локоток её взял. У бабки Дуни глаза выкатились из орбит. Она со всех ног кинулась в магазин, рассказать всем, кого встретит, про такое событие – дед Митрофан с молодухой, да ещё дитё возле них крутится.
Анна Ивановна, конечно, была уже далеко не молодуха, лет пятьдесят ей уже стукнуло точно, но выглядела она очень хорошо, да и для семидесятипятилетних она, конечно, была молодой.
У магазина стояли, зацепившись языками, давние подруги – Капитолина Николаевна, а попросту – баба Капа и Надежда Петровна.
– О, гляди, нясёться наш Триалон с выпученными глазами, никак новость кака? – Предположила баба Капа.
Для тех, кто впервые читает истории про деда Митрофана, поясню: бабку Дуню так прозвали за неуёмную страсть совать свой нос в чужие дела после фильма «ТАСС уполномочен заявить», там шпиона звали ТРИАНОН. Только постепенно ТРИАНОН поменялся на более привычный всем в то время Триалон.
– Да не иначи, чаво бы ей бягом бяжать, спотыкаца? – Согласилась с ней Петровна.
– Бабы, бабы! Чаво чичас тута было!
– Ну, и чаво энто у тибе тута было? – спрашивает баба Капа.
– А ничаво! Дакачивряжилася ты, Капитолина! Уж дюжа ты го́рда! Теперича бушь знать, как!
– Да чаво случиласи-то?
– Пахожа, твой Митрофан на молодухе подженилси! Сама видала. С правления шли, видать расписываться ходили. Идёть – не идёть, а пряма пишеть, сразу видать – городская краля-то. У Митрофана грудь колясом, гордай такой, улыбка на усю ро&жу, за локаток её держить, штобы она от счастья не свалиласи. И пацан малолетний вокруг них вьётся, усё круги наризаить. Как думашь, Капа, евойный?
– Да с чего ты, Дунька, решила, что мине дело есть до Митрофана?
– Ну, у вас же, енто, шуры-муры-то были?
– Да когда енто было, Дунька, нет мине никакова дела до Митрофана, пущай расписывается хочь с королевой английскай!
– Ну, как знашь, Капа! – И обиженная на такой равнодушный приём бабка Дуня галопом побежала в магазин, похватала первое, что под руку попалось и поскакала к своей заклятой подруге бабке Маше рассказать новости о предполагаемой женитьбе Митрофана, не забыв сообщить об этом и изумлённой таким поворотом событий продавщице, Зиночке.
– Ну, чаво, Капа, пойдём дойдём до Клавди, хоть через забор посмотрим, чаво тама за краля? – Предложила Петровна.
– Ищё чаво мине ни хватало! Дюжа нужна она мине, ента краля. Пойду до дому, Петровна, дялов многа. – Не поддержала свою подругу Капитолина.
– Ну давай, давай, делай сваи дяла. А я всё жа схожу до Клавди. И подруги расстались, разойдясь каждая по своим делам.
А пока разворачивались эти события, бабка Машка, подруга бабки Дуни, изрядно поцапавшись с со своим дедом Григорием, клятвой сердца поклялась, что найдёт дедову заначку в стеклянной таре.
Дед, махнув рукой, свалил из дома, куда глаза глядели, а бабка уже перерыла везде, где только можно было. Уже было отчаявшись, она вдруг допетрила, что, а на шкафу-то не посмотрела! Бабка Маша взяла табуретку и полезла смотреть.
В этот злосчастный момент в хату влетает бабка Дуня.
– Манька, Манька, чаво расскажу! Упадёшь – ни встанешь!
Ноги бабки Маши дрогнули от неожиданности, табуретка подкосилась и выскользнула из-под ног. Бабка ухватилась руками за верхний край шкафа, да и перевернула его на себя. Шкаф упал так удачно, что верхним краем упёрся в соседнюю стенку, а открывшиеся двери – в пол и бабка оказалась прочно закрытой в небольшом пространстве, как в бункере.
– Манька, Манька, да иде ты есть? – Кричала бабка Дуня своей подруге. – Чаво так грохнуло-то?
– Да здеси я, где шкаф, чёрт тибе принёс, ни сама ты пришла! – Причитала бабка Маша.
– А ты чаво тама делашь?
– Газету читаю, ни видишь, что ли? Давай лучша шкаф подмогни поднять.
Бабки попытались сделать это общими усилиями, но ничего у них из этого не вышло. Уж больно тяжёлый шкаф, дубовый. Пока они кряхтели над шкафом, бабка Дуня успела рассказать новость, с какой пришла. Бабка Маша локти себе все поискусала, что не может прямо сейчас побежать, поглядеть на кралю деда Митрофана.
– Манька, а иде твой малахольнай?
– Да кто яво знаить, иде! Шляитси по деревни где-то, сам чёрт яво теперича не сыщит.
Бабки решили, что нужно мужиков на выручку звать, и бабка Дуня побежала по деревне, крича: «Помогитя! Убиласи! Манька убиласи!» А по дороге не забывала рассказывать про Митрофана и его городскую кралю. Вот так через несколько часов дед Григорий узнал, что его бабка второй раз померла (про первый можно прочитать здесь), а ещё, что дед Митрофан «подженилси».
А сейчас давайте оставим неугомонных бабок с их проблемами и вернёмся к деду Митрофану.
По приходу домой, общими усилиями было решено пожарить на обед картошки. Анна Ивановна охотно предложила свою помощь и без лишних слов приступила к делу. Ванька играл во дворе с Борькой – дед научил его кидать палку, как собаке, а Борька с радостью за ней бегал и приносил назад.
Дед Митрофан взял эмалированную чашу и пошёл в огород за овощами. Надо сказать, что у деда Митрофана, да и не только у него, двор и огород были разделены хозяйственными постройками. Получалось, что со двора не видно то, что делается в огороде. А в углу, на границе между двором и огородом, как правило, ставили туалет.
Так вот, было собрался дед нарвать огурчиков с помидорчиками, да что-то его по дороге на огород прихватило. Дед, недолго думая, подзывает к себе пацанёнка, вручает ему чашу, интересуется, может ли он отличить спелый помидор от неспелого, и получив утвердительный ответ, отправляет его в огород, а сам спешит по другим делам.
В это время Надежда Петровна с моей бабушкой Клавой сидят под забором с другой стороны и в щёлку наблюдают, в надежде увидеть кралю деда Митрофана. Ожидание их было оправдано.
Через несколько минут выходит во двор Анна Ивановна, оглядывается в поисках своего внука, не видит его и обеспокоенно ищет, заглядывая то в катух, то в курятник, то в Борькин загон.
Единственно возможным местом, где может быть внук остаётся туалет. Анна Ивановна, подёргав ручку туалета и убедившись, что дверь закрыта изнутри, облегчённо вздохнула и так вкрадчиво говорит:
– Лапочка! Ты здесь? Ты там по-быстрому или надолго?
Тут раздаётся характерный звук, по которому Анна Ивановна понимает, что Ванечка там надолго.
– Ничего, котик, я подожду, как всё – крикнешь, я тебе по&пку вытру.
Дед Митрофан, давясь от смеха, ей так смущённо отвечает:
– Да не беспокойси, Аннушка, я сам усё сделаю, чай уже скоро семьдесят лет, как сам научилси.
– Ой!
Анна Ивановна кинулась в летнюю кухню, и тут увидела Ванечку, гордо нёсшего чашу с овощами. Всплеснула руками, велела ему идти на кухню, и сама туда вернулась, краснея от пережитого конфуза. Дед покатывался со смеху, особенно, если учесть, что из-за забора доносились голоса его соседок.
– Нет, ну ты слышала? Лапочка! По&пку! Котик! От жа, старый кабель! – Негодовала Петровна.
– Ага, по&пку! Да у яво уже лет шисьдясять, как жо&па! Совсем посдурел! – Соглашалась с Петровной моя бабушка.
Но, в целом, им Анна Ивановна понравилась, только пацан дюже молодой для такой женщины, но, кто их там разберёт городских!
Всё шло своим чередом, гости пообедали, помогли помыть и убрать посуду и, ближе к вечеру, за ними подъехал Николай, наконец-то починивший машину, быстро перекусил оставшейся жареной картошкой, и благодарные за приём деду Митрофану гости отправились домой. Всё это время дед Митрофан наблюдал у своей хаты ходоков, кто в щёлку забора заглядывал, кто в окошко хаты, да гости вот находились в летней кухне. Мало кому чего-то удалось разглядеть.
Дед понимал, что теперь эти хождения ему светят до ночи, поэтому решил предпринять кое-какие меры, после чего спокойно пошёл делать ещё недоделанные дела.
Тем временем мужики высвободили бабку Машу из её плена. Надо признаться, что бабка Дуня так увлеклась своей миссией, что поиски мужиков затянулись, и бабке Маше пришлось часа три попереживать – а не забыла ли про неё её заклятая подруга?
Когда, наконец, бабку высвободили, та была уже почти в нервном изнеможении, так что пришлось здоровье поправлять рябиновой настойкой. Бабке Маше, конечно, не терпелось сбегать до деда Митрофана, поглядеть на его кралю, но не придешь же, не скажешь, мол, давай, показывай! Решила бабка, что как стемнеет, то потихоньку проберётся до окошка и поглядит. На том и успокоилась.
– Ты, чаво жа, подруга называется, чаво так долго за мужиками бегала? Я чуть ни помярла прям тама, под ентой заразай! – Упрекает подругу бабка Маша.
– Дак их поди ещё сыщи мужиков-то! Хорошо хоть дотумкала до Гаврилыча в хвельдшерскай пункт пойтить. А там как раз и агроном наш. Уже было собралиси идить, а тута Дашка сваво Стёпку с покусатой жо&пай привяла.
– Да иди ты! С пакусатай! Да кто ж, енто, яво покусал?
– Дак Тузик ихняй и пакусал. Стёпка с Капиными пацанятами поспорил, что Тузик яво не догонить, а он догнал.
– А чаво, енто, Тузику за Стёпкай бегать-то?
– Дак в энтом и дело, что незачем. Так Стёпка голу жо&пу смятанай намазал, зараза така, и Тузика давай дразнить, потом отвязал – и через весь двор, к калитке. А энти Капины пацанята калитку с той стороны на вертушку и прикрыли. Так и догнал Тузик Стёпку. Вот Гаврилыч и задержалси.
– Ой, а я думала, кони двину, ни дождуся! Тута и так здоровья нету, усю жизню больная. Как до этих лет дожила-то, прям, ня знаю! – Жалуется бабка Маша подруге, не забывая своевременно подливать рябиновки.
– Да кака ты больная! Усю жизню она больная! Да усю жизню тольки и делала, что по мужикам шляласи. Больная она. – Негодовала бабка Дуня.
– От ты, Дунька, ищё подруга, называется! Чаво ты така завистлива? Можа у мине тольки одно место в организьме и было здоровое, дак и тута ты позавидовала!
– Это я-то завистлива?
– Ты!
– Это я-то?
– А то, кто жа?
– Знашь, чаво, Манька? Вот иди отседова, куды шла!
– Это ты иди отседова, Дунька, пока я мятлу ни взяла!
– От, от – мятлу! Ни зря твой Гришка тибе ведьмай кличить! Здря я тибе из тваво бункера вызваляла! От оно, тваё спасиба! – И обиженная бабка Дунька гордо удалилась, громко хлопнув калиткой.
На дворе уже было темно, и бабка Маша собралась дойти до Митрофана, авось удастся посмотреть на его кралю, хоть через окошко. Бабка подкралась к окошку Митрофановой хаты, к которому с улицы был доступ, остальные огорожены забором палисадника, и доступ к ним затруднён.
Окно было открыто, но обзор комнаты загораживали плотные шторы, которые колыхал ночной ветерок. Бабка аккуратно приоткрыла штору, из комнаты на неё смотрело нечто без лица, с торчащими во все стороны волосами.
Просто дед Митрофан занёс с огорода пугало в хату и воткнул его в ведро с землёй. а ведро с пугалом пододвинул к окну.
Бабка с испугу заорала, стала креститься и причитать: «Чур мине, чур мине», одновременно пятясь назад, и тут ощутила, что в подколенную ямку ткнулось что-то влажное и тёплое, а потом будто чья-то огромная пасть нежно так сомкнулась на её щиколотке, слегка прикусив, как будто пробовала на вкус и причмокивала.
Бабка заорала, что есть мочи, причитая и крестясь, запнулась о что-то огромное и шершавое и со всего своего роста рухнула поперёк Борькиной спины.
Борька уже давно сделал себе подкоп под забором и, не хуже любого шелудивого пса в деревне, мог свободно вылазить и гулять, где и когда ему вздумается.
Борька тоже не ожидал ничего подобного, поэтому с визгом ринулся прочь от сумасшедшей дамочки, которая, не переставая орать, лежала у него поперёк спины, схватившись одной костлявой рукой за его хвост, а второй – за ухо. Пробежав до проулка, Борька решил, что неразумно в данной ситуации бежать от дома и резко развернулся. На вираже бабка Машка слетела с борова, вскочила и, завывая, побежала домой восстанавливать нервные клетки. Так быстро она ещё никогда не бегала.
А Борька, поскуливая и подвывая, понёсся до своего двора, наверное, обещая себе, что больше ни в жисть, ни ногой, ночью на улицу не выйдет. Вот так, не сговариваясь, два товарища проучили любопытную бабку. Единственное, о чём жалел дед Митрофан, что это была не бака Дуня, которая и заварила всю эту кашу.
