Его звали обычно и в то же время странно и смешно. Петр Петрович Петров — бывает же такое! Но этому уже никто не удивлялся, потому что за пятнадцать лет его жизни в Березняках к Петру привыкли, его уважали и не смеялись над его именем.
Петру было почти пятьдесят лет, и он с момента своего приезда в Березняки работал в сельской школе учителем труда для мальчиков, а еще на полставки плотником, который мог починить замок, вставить разбитое мальчиками стекло или перестелить линолеум в классе. Жил Петр в одиночестве, в небольшой пришкольной каморке, и никто не знал никаких подробностей о том, как его занесло в Березняки, и по какой причине он оставался в селе на протяжении многих лет.
Петр вел здоровый образ жизни, алкоголь не употреблял, хорошо выполнял свою работу, не имел нареканий, но при этом не мог претендовать на отдельную жилплощадь, так как у него не было семьи.
— Эх, Петро, — сетовал директор школы Матвей Ильич, — если бы подженился, детишек настрогал, я бы тебе выбил отдельный дом, ну или, хотя бы комнату в общежитии фабрики, а так, ни к селу ни к городу ты со своим вечным одиночеством.
Петр по-доброму улыбался на слова своего приятеля Матвея, но лишь покачивал головой:
— Не хочу я, Матвей, да и не могу!
— Что же тебе мешает, Петро? И документы у тебя чистые, и сам ты мужик видный, неужели тебе не нравятся наши сельские бабенки?
Петр только рассмеялся:
— Бабенки-то хороши, спору нет. Но не до этого мне сейчас, да и не хочу я, и не могу.
Вот эти «не хочу» и «не могу» препятствовали ответственному работнику получить заветный свой отдельный угол, где можно было бы и развернуться, и семьей обзавестись. Окружающие лишь пожимали плечами, а женщины с интересом смотрели на рукастого и непьющего мужчину, который был редким экземпляром для сельской глубинки.
***
Петр помнил свой первый рабочий день в школе. Тогда он побаивался и учеников, и ответственности, которая легла на его плечи, и того, что он может не справиться с работой. А больше всего он боялся того, что кто-то может узнать правду о его прошлом.
Личной жизни у Петра тоже не было. Он как будто и не интересовался слабым полом, вызывая в женском коллективе поводы обсудить нелюдимого, но весьма интересного мужчину.
— Говорят, что у Петра вообще нет никакого интереса к дамочкам, — как-то в учительской рассказывала Мария Андреевна, учительница географии.
— Да брось ты, Мария Андреевна, неправда это все, — возразила более старшая по возрасту и выслуге лет учительница химии Лидия Федоровна, — ты уж не намекай, пожалуйста, что нашему Петру больше мальчики нравятся.
Все женщины одновременно рассмеялись, настолько глупой и невероятной казалась им эта мысль.
— Мне-то что, — продолжила Мария Андреевна, — я дама замужняя, при детях и хозяйстве, а вот наша Ирина Александровна, насколько я знаю, женщина разведенная, мать-одиночка, и ей может быть обидно узнать о том, что единственный стоящий мужской экземпляр в нашем коллективе может не оправдать никаких надежд.
Эти слова заставили покраснеть Ирину, недавно работавшую в школе, и потому еще не привыкшую к таким женским колкостям своих коллег.
— Я вовсе и не расстроюсь, — тихо ответила она, поднося к губам чашку с чаем, чтобы скрыть румянец на щеках, — потому что абсолютно не рассматриваю товарища Петрова в качестве мужчины.
Ирина кривила душой. На самом деле, ей был весьма симпатичен отстраненный и скрытный учитель труда, который не один раз помогал ей вбить пару гвоздей у нее дома, а еще периодически носивший в ее дом тяжелые сумки с продуктами. Ей нравился Петр, и она совершенно не знала, как вести себя рядом с ним. У Ирины за спиной был неудачный брак, закончившийся изменой супруга и разводом, у нее была дочка Наталья, тяжело переносившая переезд из города в село, к тому же переживавшая все «прелести» переходного возраста.
Сам же Петр Петрович тоже испытывал чувства к Ирине, хотя и скрывал их. Но, как он ни старался делать вид, что ему безразлична Ирина, с каждым днем он чувствовал, что терпению его приходит конец, и вот-вот он отважится и сделает шаг в сторону ухаживаний.
Пока Петр боролся с собой, делая вид, что равнодушен к своей коллеге, в ее жизни появился молодой вдовец, приехавший из соседнего села и работавший на молочной фабрике упаковщиком. Ирина почти ничего не знала о нем, но почему-то ответила на ухаживания мужчины почти сразу же. Была ли это попытка наладить личную жизнь, или же она бросилась в объятия Константина от безысходности и безответности чувств к Петру, все закончилось тем, что Константин поселился у нее в доме, и больше Ирина не просила Петра о помощи по хозяйству.
***
В тот день, когда на совместном чаепитии в учительской Ирина Александровна сообщила всем о том, что собирается выходить замуж за Константина, Петр вдруг выронил из вмиг ослабевших рук чашку с чаем. Ирина с удивлением посмотрела на него, а потом вдруг увидела его слегка побледневшее лицо, и ей показалось, что Петр был в неприятном изумлении от ее новости.
Коллеги принялись поздравлять будущую новоиспеченную супругу, но Ирина лишь натянуто улыбалась и смотрела в лицо мужчины, в которого была влюблена по-настоящему. В тот момент они оба поняли, что допускают ошибку: Ирина, выходя замуж за своего Константина, а Петр, молча переживая внутри полное несогласие с этим браком.
Но оба смолчали, и она вышла замуж.
Семейная жизнь оказалась непростой. Наталья, которой уже исполнилось пятнадцать, вступала в открытые конфликты со своим отчимом, и с утра до вечера в доме царила атмосфера скандалов. Уставшая после работы Ирина, мечтавшая отдохнуть, была вынуждена выслушивать обе стороны конфликта, не принимая ничьей стороны и стараясь оставаться при нейтральном мнении. Она вдруг остро осознала, что Константин был ее ошибкой, исправлять которую было уже поздно.
— Мама, я тебя прошу! — Наталья говорила с Ириной уже в отсутствие отчима. — Этот человек не дает мне покоя! Он постоянно придирается ко мне, а еще говорит мне гадости о тебе, а потом переворачивает с ног на голову все в твоем же присутствии.
Ирина не могла поверить в то, что Константин, который страстно и искренне признавался ей в чувствах, вдруг начал говорить гадости о ней самой, да еще и в присутствии ее дочери. Сомнения в правдивости слов Натальи у нее оставались до того момента, пока она не стала свидетелем их разговора. Она случайно вошла в дом в тот самый момент, когда атмосфера там уже накалилась, голоса обоих ругавшихся были повышены, и никто не слышал ее прихода.
— Не смей так говорить о моей матери! — кричала Наталья, а Ирина почувствовала, как при словах дочери у нее участилось сердцебиение. — Ты здесь никто, чтобы сметь открывать свой рот и изрекать гадости!
— А кто ты такая? Сопля зеленая, которая не имеет права голоса. Кыш отсюда, спрячься в комнате и сиди там молча.
— Я буду делать то, что посчитаю нужным, и ты мне не указ!
— А кто тебе указ? Твоя бесхребетная мамаша, которая не может дом побольше у директора выбить? Ходишь тут перед моими глазами полуголая, только раздражаешь своим присутствием.
— А уж как ты меня раздражаешь, — процедила Наталья сквозь зубы, — а еще больше раздражает, как ты превращаешься в покорную овечку, стоит моей матери появиться на пороге дома, а за глаза поливаешь ее грязью!
— А что я еще могу сказать о человеке, которого не уважаю? Твоя мать — нытик и сухарь! Не думал я, что, женившись на ней, буду так маяться.
— Так, а ты разведись со мной, — громко сказала Ирина, войдя в комнату, — что же ты так мучаешься со мной?
Константин фыркнул и отправился собирать свои вещи. Ирина Александровна, наблюдавшая за ним, не испытывала ни капли сожаления, разве что о потерянном рядом ним времени. Она испытывала огромное облегчение от того, что Константина больше не будет в ее жизни, и она постарается поскорее забыть о своем печальном семейном опыте.
***
На следующий день ее застал плачущей на ступеньках в школе Петр. Он испугался, сразу же присел рядом и, поддавшись порыву, приобнял Ирину за плечи.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил он, стараясь заглянуть ей в глаза.
— Я снова совершила ошибку. Петр Петрович, я глупая женщина, которая не заслуживает ничего, кроме презрения!
— Какую же ошибку вы совершили, чтобы вас за это презирать? — Петр Петрович был искренне удивлен.
— Я не должна была выходить замуж за Константина. И почему я сразу не разглядела в нем простого подонка?
— Не стоит в этом винить себя, — с улыбкой ответил Петр, поглаживая Ирину по плечу, — все, что ни делается в нашей жизни, чему-то нас учит. А мы должны извлекать опыт из своих ошибок, чтобы не допускать их снова и снова.
— Получается, что из первого брака я не извлекла ошибок? — в голосе Ирины послышалось отчаяние. — Неужели я такая глупая? И как после этого я могу чему-то учить детей?
Петр рассмеялся и вдруг почувствовал себя на редкость легко и счастливо. Ему так нравилось ее общество, что он неожиданно для себя вдруг сказал:
— Давайте сделаем так, Ирина Александровна. Сейчас вы разведетесь со своим альфонсом, а потом дайте мне шанс исправить ваше представление и о своих ошибках, и о мужчинах в целом.
Она вытерла слезы и удивленно посмотрела на Петра:
— Вы о чем?
— Я о том, что очень хочу поухаживать за вами, но ваше замужества просто сбило меня с толку. Я просто был уверен в том, что вам нравлюсь.
И Ирина улыбнулась, чувствуя на плече горячую ладонь Петра.
С этого дня их отношения переменились. Петр осторожно начал ухаживать за Ириной: по вечерам они гуляли по селу, а по выходным выбирались к реке или в лес. Приближались летние каникулы, и Ирина предложила Петру воспользоваться случаем и переехать в ее дом.
— Наташе ты нравишься, она будет только «за», если ты приедешь к нам. А уж как мне хочется, чтобы наши отношения перешли на новый уровень, ты даже не представляешь!
Петр, которого чувства к Ирине захлестнули так сильно, что он едва сдерживался, чтобы прилюдно не обнять ее или не поцеловать, был только рад такому предложению. В июне, когда в школе провели выпускные, Петр переехал в дом к Ирине.
Коллеги по школе были одновременно и ошарашены таким событием, и рады за двоих одиноких людей, полюбивших друг друга и выглядевших счастливыми. Петр не верил, что в свои пятьдесят два года он смог обрести семейный комфорт и покой. Казалось, что все самые счастливые дни были впереди, и оба прибились к тихой гавани счастливой семейной жизни.
***
Наступила осень, и в школе произошли некоторые кадровые перестановки.
— У нас с середины сентября будет два новых учителя: это учитель английского языка и учитель физкультуры, — объявил Матвей Ильич на обычной сентябрьской планерке, — теперь мы почти укомплектовали штат, и можем спокойно учить детей.
— А что за учителя? — спросила вечно любопытствующая Мария Андреевна. — Мужчины или женщины?
— Учитель физкультуры — женщина, а вот преподаватель по английскому — молодой мужчина.
— Очень странно, — протянула Мария Андреевна, — женщина и физкультура.
— Это нормально, — отозвался Матвей Ильич, — давайте без дискриминации по половому признаку.
Мария Андреевна хмыкнула, но промолчала.
— Учитель английского языка, Ермоленко Евгений Тимофеевич и учительница физкультуры Семенова Ксения Леонидовна. Все или вопросы еще есть?
Ирина Александровна, сидевшая рядом с Петром, незаметно поглаживала руку, как вдруг ощутила в ней сильнейшее напряжение. Она с удивлением посмотрела на своего возлюбленного и заметила, как кровь отлила от его лица. После собрания Ирина подошла к Петру:
— Петь, что случилось? Ты переменился в лице, когда имена учителей называли. Кто-то тебе знаком?
— Нет, что ты, — тот улыбнулся в ответ, — просто живот прихватило.
Но Петр обманул свою возлюбленную. Имя учителя английского языка было ему прекрасно знакомо, и Петр с ужасом ожидал его приезда в село. Конечно, прошло уже почти восемнадцать лет с того дня, как они виделись в последний раз, но все же… Вдруг Евгений узнает его? А потом вскроется и другая правда, которую Петр тщательно хранил на протяжении стольких лет?
Несмотря на то, что прошло восемнадцать лет с того дня, когда Петр в последний раз виделся с десятилетним Женей, он узнал его сразу.
Это был он. Евгений Ермоленко, его родной сын. Петр сидел в учительской поодаль, стараясь не афишировать своего присутствия, но, когда дело дошло до частного знакомства, он еле сдержал себя. Евгений не узнал его, все-таки годы свое сделали, и теперь Петр был уже не тем молодым и заносчивым Тимофеем Ермоленко, который считал себя пупом земли и не знал никаких запретов. Теперь он был седым и подтянутым мужчиной, таким, какой точно уж не отложился в памяти маленького Жени.
Ирина вечером задала вопрос своему Петру:
— Ты до сих пор не хочешь мне ничего рассказать? Я заметила твой взгляд и странности в твоем поведении в присутствии того молодого человека. Что с ним не так?
Петр глубоко вздохнул, понимая, что больше не может хранить в себе то, что хранилось в нем на протяжении стольких лет:
— Ирина, я не уверен в том, что после рассказанного мной ты и дальше захочешь жить со мной под одной крышей… Ты уверена, что хочешь услышать то, что я могу тебе рассказать о своей жизни до того, как я оказался в Березняках?
Она уверенно кивнула:
— Какой бы ни была правда, я готова ко всему. Я знаю тебя настолько, насколько могу знать, и любая правда будет для меня лучше лжи.
— Хорошо, — Петр присел рядом с Ириной и взял ее руку в свою, — когда-то давно, еще в тридцать с лишним лет был я не Петром Петровичем, а Тимофеем Алексеевичем. Вот это моя первая правда. Фамилия моя — Ермоленко, и, как ты теперь наверняка догадалась, я прихожусь новому учителю родственником. Отцом, в общем.
— У тебя была семья? — Ирина ахнула.
— Да. Была и оставалась в то время, когда я уже был в Березняках и пытался наладить свою новую жизнь. Но гораздо страшней то, что заставило меня оказаться здесь. Тимофей Ермоленко был личным водителем губернатора области, который уже давно покоится с миром, но двадцать лет назад, попав на должность водителя человека с большим авторитетом, я почему-то решил, что часть этого авторитета передалась и мне. Мы сдружились с губернатором, я многое знал о нем, а еще о темных делах, которые он проворачивал в области. И про любовниц его знал, а с некоторыми и сам водил шуры-муры. При этом дома меня ждала жена и сын. Я настолько увлекся легкой жизнью, где каждый гаишник мне кланялся, а каждый бандит был дружком, что совершенно забыл о своих прямых обязанностях. Я увлекся алкоголем и прочими делами. А однажды, когда я ехал на крутой машине по ночной трассе, я сбил женщину с ребенком. Они погибли на месте, а я вдруг понял, что настал конец моей беспечной жизни. Губернатор помог мне, он выслал меня в Березняки с новым паспортом и небольшими деньгами, но при этом поставил условие о том, что я больше никогда не появлюсь в городе и не напомню о себе. Я не знаю, что сказали моей семье, и что знает обо мне мой сын, но я был так напуган, что согласился со всеми условиями и спрятался в Березняках.
— Боже, какая страшная история! — Ирина побледнела и выглядела потерянной.
— Теперь ты знаешь обо мне все, что можно было сказать. Я чист перед тобой, и никто, кроме тебя и еще пары человек, делавших для меня документы и не видевших меня в лицо, не знает о том, что случилось той ночью. Я скрылся с места происшествия, а потом автомобиль был полностью отремонтирован и продан областными властями. А мне до сих пор снятся те люди, которых я оставил на дороге… Возможно, если бы я позвонил в скорую, их можно было бы спасти. Но я струсил, я сбежал от ответственности. Потерял семью и работу, стал другим человеком. Теперь я Петр Петров, а Тимофей Ермоленко остался в прошлой жизни. Решать тебе, быть со мной или оставить меня. Я все пойму, потому что моя история слишком страшна для того, чтобы просто принять ее.
Ирина поднялась и подошла к окну, задумчиво выглядывая на темную улицу:
— Наверное, уже поздно что-то кардинально менять, Петя. Я полюбила тебя таким, какой ты есть сейчас, и вряд ли твое прошлое сможет повлиять на то… что я жду от тебя ребенка.
Петр ахнул, услышав новость. Он был одновременно рад и напуган:
— Ирочка, но не поздно ли нам становиться родителями?
— Я не знаю, как тебе, Петя, но я рожать буду. Этот ребенок мне ничуть не менее дорог, чем ты. А ты уже сам реши, как тебе быть — оставаться его отцом или снова сбежать от ответственности. И я тоже все пойму, потому что я тебя не спрашивала о том, хочешь ли ты становиться отцом.
— Я хочу быть с тобой, и я точно это знаю, — твердо ответил Петр, — и сбегать от ответственности я больше не хочу. Мне это не понравилось.
Ирина улыбнулась:
— Тогда делай мне предложение. Забудь о Тимофее, но… реши вопрос с сыном. Я думаю, что он должен знать правду.
— А захочет ли он знать эту правду? — спросил Петр.
Ирина пожала плечами:
— А на этот вопрос ответит только он сам.
***
Несколько дней Петр не знал, как подойти к своему сыну. Сейчас Евгению было уже двадцать восемь лет, у него были жена и восьмилетний ребенок.
— Моя мать умерла, — рассказывал Евгений в учительской, когда все учителя по привычке пили дневной чай и расспрашивали новенького коллегу о том, как его занесло в глубинку, — отца я плохо помню, он без вести пропал восемнадцать лет назад. Мне тогда было десять лет, а мать очень тяжело переживала его утрату. Я ведь до сих пор не знаю, жив он или нет, где он живет и чем занимается.
Петр вздрогнул. Он сидел в нескольких метрах от собственного сына и не знал, как сказать ему о том, что он и есть его отец.
— Мама умерла, когда мне было двадцать, — продолжил Евгений, — я тогда заканчивал университет, жил своей жизнью и закрывал глаза на глубокую депрессию, в которой она находилась в последние годы. Она ведь так и не примирилась с пропажей отца. Я не смог оставаться в городе, уехал в провинцию, чтобы набираться опыта. Работал в нескольких школах, в одном из сел познакомился с моей будущей женой, родился сын. Теперь вот здесь.
— Евгений Тимофеевич, — обратилась к нему Ирина, — а если бы вы узнали о том, что ваш отец жив и ищет вас, как бы вы отреагировали?
Петр испуганно посмотрел на нее, но она сделала вид, что не заметила его испуганного взгляда.
— Наверное, я бы спросил его о том, что заставило его оставить семью, — спокойно ответил Евгений, — наверное, была какая-то веская причина, по которой можно было вот так бесследно исчезнуть и ни разу не поинтересоваться, как живется оставленным этим человеком людям.
***
Вечером, сидя за чаем, Ирина обратилась к Петру:
— Тебе надо все ему рассказать. Ты слышал, что твой сын готов к любой правде, и нужно, чтобы ты проявил силу характера и сказал, что ты — его отец.
— Я не смогу, — Петр опустил голову.
— Сможешь, — уверенно отозвалась его будущая жена, — все, что не убивает нас, делает нас сильнее. Ты сможешь, Петя. И ты должен.
Петр долго собирался и искал нужный момент. Он уже приближался к сыну, чтобы начать этот разговор, но каждый раз что-то останавливало его. То это был прошедший мимо учитель или ученик, то звонок на урок. Но однажды все сложилось именно так, как и должно было сложиться.
— Евгений Тимофеевич, — Петр обратился к сыну после уроков, когда тот шел по школьному скверу в сторону выхода, — я могу вам кое-что сказать?
— Да, конечно. Я вас слушаю, Петр Петрович, — Евгений обернулся к отцу, и Петр увидел в его лице себя молодого. Настолько сильно Евгений был похож на него, что, если бы была возможность поставить их рядом в одинаковом возрасте, различить мужчин было бы практически невозможно.
— Меня зовут Тимофей Ермоленко. Вы понимаете, о чем я?
Евгений посерел, а потом внимательно посмотрел в лицо Петра:
— Отец?
Петр кивнул, едва сдерживаясь. Хотелось обнять сына, но он не смел.
— Да, это я. Извини, что так поздно говорю об этом.
На дворе стоял октябрь, вовсю царило осеннее настроение, и птицы пели по-осеннему грустно и как будто прощально.
— Я не знаю пока, смогу ли извинить, — сухо ответил Евгений, — для этого мне нужно знать, почему ты пропал. Где ты был?
Петр начал свой рассказ. Он не знал, что ответит его сын, и как сложатся их отношения. Он очищал свою совесть, и это было не менее ценно, чем прощение сына.
Автор: Юлия Белкина
