— Толик, ты не слышишь? В дверь звонят! – Валентина перестала отбивать фарш, а в квартире снова раздался нетерпеливый звонок. — Толик! Кому я говорю? Открой дверь!
— Да слышу, слышу я. – Худенький подросток в рваных джинсах и растянутой футболке бросил недовольный взгляд на мать, которая лепила котлеты, и так же нехотя, под трель звонка, вышел в прихожую. Через несколько мгновений он вернулся, буркнув:
— Это к тебе. – И скрылся в своей комнате.
— Кто там? – Валентина вымыла руки, с полотенцем в руках вышла из кухни и столкнулась с соседкой Надеждой Марковной.
— Здравствуйте. Вы ко мне? Случилось что? — беспокойно спросила она, вглядываясь в лицо пожилой женщины.
На первый взгляд с ней все было в порядке.
— Здравствуй, Валечка. Ничего не случилось. Вернее, случилось, но хорошее. Вот. – Она протянула Валентине сложенный вчетверо листок в клетку из школьной тетради.
— Что это? – спросила Валентина. — Пойдёмте на кухню.
— Сынок Пашенька письмо прислал. Я начала читать, а буквы расплываются пред глазами. Совсем плохо вижу. Боюсь, не так пойму, пропущу что-то важное. Прочитай письмо, Валечка. – Надежда Марковна просеменила за Валентиной в кухню, села за стол и снова протянула Валентине письмо, глядя с мольбой.
Заметила тарелку с фаршем, рассыпанную на разделочной доске муку. – Я помешала? Может, в другой раз зайду? – робко спросила она, снова прижав листок к груди.
— Да нет, котлеты подождать могут. А в письме действительно важное что-то может быть. Сын вам редко пишет. – Валентина обтёрла стол полотенцем перед гостьей, не дай Бог, запачкает драгоценное письмо.
— И то, правда. — Надежда Маркова повеселела, снова протянула листок Валентине. — Он мне много лет не писал, ни строчки. Читай, Валечка, у тебя глазки молодые, острые.
Валентина развернула листок и начала читать:
«Дорогая моя мама. Прости, что не писал так долго. Много работы. Прихожу домой такой уставший, помереть в пору…»
Валентина остановилась, покосилась на Надежду Марковну. Та сидела полуприкрыв глаза и кивала головой, словно учительница слушала ответ ученицы у доски, следя, чтобы та не пропустила хоть слово.
«Иногда, бывает, письмо не откуда отправить. У меня всё хорошо…» Чем дальше читала Валентина письмо, тем больше убеждалась, что какое-то оно ненастоящее. Сколько этому Пашеньке лет? К пятидесяти, не меньше. И за столько лет не нашёл для матери более искренних и тёплых слов. Разве можно так писать матери, что устает до смерти. Так и до инфаркта можно довести.
Валентина его никогда не видела. Они переехали в этот дом лет десять назад. К тому времени сын Надежды Марковны развёлся с женой и уехал на Север. Не приезжал, писем матери не писал.
Соседки во дворе про внуков хвастали. Перед праздниками в магазин по нескольку раз на дню ходили, готовились встречать гостей дорогих. Кто-то про непутёвую невестку рассказывал, кто-то про пьяницу сына. Только Надежда Марковна молчала. Не о ком ей было рассказывать. Одна. Не накрывала праздничный стол, не встречала сына с семьей. И вот, наконец, письмо долгожданное получила.
Валентина дочитала письмо, сложила и отдала Надежде Марковне.
— Дела уладит и приедет Пашенька. А мне никто не верил. – Надежа Марковна положила листок на стол и провела по нему ладонью, разлаживая.
— Вот и хорошо. Я рада за вас. Ответ писать приходите. Я или Толик напишем. – Валентина с готовностью предложила свои услуги.
— Да у меня и новостей особых нет. Не длинное письмо получится. Сама справлюсь. – Чуть растерянно ответила Надежда Марковна. – Спасибо, не буду мешать. Пойду я.
— А может, котлеток подождёте? Я сейчас быстро пожарю. – Валентина метнулась к плите и включила конфорку под сковородкой.
Надежда Марковна замялась на короткое мгновение.
— Нет, не буду мешать. Если что, так приду ещё? – спросила она и посеменила в прихожую.
Валентина жарила котлеты и всё думала про письмо. Обычно их в конверте приносят, даже если открыли уже. И почерк крупный, довольно ровный. Что у мужа, что у Толика буквы мелкие получаются, неразборчивые. Сын соседки занятой человек, писать должен был торопливо, неаккуратно. А такое впечатление, что каждая буковка старательно выведена. Никак Надежда Марковна сама это письмо написала? – осенила Валентину догадка.
«Не дай Бог, вырастить сына, схоронить мужа, и остаться совсем одной. Неужели сердце каменное у этого Павла? Хоть бы одним глазком взглянуть на него. Уж я бы ему высказала, что деньги деньгами, а о матери забывать нельзя. Наверное, упитанный, холёный, на иномарке разъезжает. Мать, как все пенсионеры, начнёт в письме жаловаться на маленькую пенсию, намекать на помощь сына. Потому и не пишет ей. Нажарю котлет, отнесу парочку ей. Заодно расспрошу про адрес. Он не пишет, так чего сама-то первая не писала? Странно всё».
Но прибежал Толик и набросился на котлеты. Потом и муж пришёл с работы, а потом уже поздно стало идти к соседке. Но недели через три снова пришла Надежда Марковна с точно таким же сложенным тетрадным листочком. И снова без конверта.
— Письмо от сына? Давайте прочитаю, вдруг приехать собрался. – Валентина постаралась, чтобы получилось искренне.
Валентина читала и всё больше убеждалась, что писала сама себе Надежда. О чём мечтала, то и написала. Что сын женился, что жена хорошая, добрая. Что дочке уже семь лет, осенью в школу пойдёт. Назвали её Наденькой, в честь матери. Что скучает… Но виду Валентина не подала, что раскрыла хитрость соседки.
Надежда Марковна слушала, качая головой, будто проверяла наизусть выученный урок. «Пишет себе и верит, что от сына письмо. Может, и правда чудо случится, услышит сын мать, напишет или приедет. Не зря умные люди говорят, что мысль материальна. Пусть, если ей от этого хорошо», — решила Валентина.
Так и приходила Надежда Марковна читать письма с завидной регулярностью. Но писала ответы сама. Значит, читать приходила, чтобы знали соседи, что сын жив и здоров, помнит про мать и вот-вот приедет. При упоминании о внучке Наденьке, Надежда Марковна прослезилась. «Никак сама поверила?» – дивилась Валентина.
Прошёл месяц. Надежда Марковна не пришла с новым письмом. Валентина попыталась вспомнить, когда последний раз встречала её во дворе. И не смогла. Она бросилась к соседке. Звонила несколько раз, прислушивалась, прижавшись ухом к двери. Не могла Надежда Марковна уйти надолго. В магазин в первой половине дня ходила. Уснула перед телевизором? Но ни звука не слыхать из-за двери.
Валентина позвонила в МЧС. Выслушала предупреждение, что если вызов ложным окажется, ей придётся платить штраф. Но она так себя накрутила, опасаясь за жизнь соседки, что настояла, чтобы приехали и открыли дверь в квартиру.
Приехали, дверь вскрыли. Первыми вошли в квартиру эмчеэсовцы. Валентина выглядывала из-за спины крупного парня. Увидела лежавшую на полу соседку и ахнула. Надежда Марковна была жива, смотрела мутным взглядом и не двигалась.
Вызвали «скорую». Пока ждали, Валентина собрала кое-какие вещи для больницы.
— Документы поищите, — попросил эмчеэсовец.
Валентина нашла паспорт, квитанции об оплате коммунальных услуг и прочие документы, но нигде не нашла конвертов от писем. А листочки, которые соседка приносила читать, лежали аккуратной стопочкой на полке с посудой.
Она проводила носилки с Надеждой Марковной до машины. Крикнула, что приедет в больницу завтра, пока водитель закрывал дверь. Ключи от квартиры Надежда оставила у себя, мало что ещё понадобится.
На следующий день она навестила соседку в больнице, поговорила с лечащим врачом. Тот сказал, что инсульт и дело плохо.
— Родственникам сообщите. Пусть приедут. Если выживет, одна жить не сможет.
Валентина снова пошла в квартиру к соседке и поискала адреса каких-нибудь родственников. Ничего.
— Не спрятала же она конверты подальше. Письма на видном месте лежат, – жаловалась она вечером мужу.
— Правильно. Чтобы перечитывать. Хотя конверты можно так запрятать, что с собаками не найдёшь, — сказал муж.
— Зачем перечитывать, если она их сама себе писала? Сын больше десяти лет не писал и не навещал мать. – Валентина задумалась. – Серёж, у меня идея есть. Письма липовые, можно и сына ей липового предоставить. Она тебя часто видела? Если ты не будешь подходить слишком близко… К тому же она плохо видит. Вдруг умрёт, так и не увидит сына.
— Ты сдурела? Никаким сыном я не буду и к ней в больницу не пойду. Придумала тоже. – Огрызнулся муж.
Но Валентина уломала его.
— Она не разговаривает, умирает. Ты только поздоровайся и всё. Врач сказал, что очень важно, чтобы родные были рядом.
Так и сделали. Сергей накинул халат на плечи, сразу стал выглядеть крупным. Он, конечно, сильно моложе Павла, но бородка немного прибавляет возраст. Может, увидит сына и пойдёт на поправку. Хоть умирать будет легче, что с сыном свиделась. Времени на поиски настоящего Павла нет. Да и неизвестно, приехал бы он или нет.
Сергей зашёл в палату, а Валентина осталась ждать его в коридоре. Но очень скоро он вылетел в коридор с расширенными от ужаса глазами и закричал:
— Скорее! Он-на умерла!
К палате уже бежали медсестра с врачом.
— Что случилось? – Валентина вцепилась в Сергея. – Что ты ей сказал?
— Да ничего я ей не говорил. Поздороваться только и успел. Я сам ничего не понял. Она на меня посмотрела, что-то промычала, вздохнула и… Зря ты это придумала. И зачем я согласился пойти на эту авантюру.
А Валентина винила себя в смерти Надежды Марковны. Верно сказано, что благими намерениями выстлана дорога в ад. Видно распознала подмену.
— Или от радости, что наконец-то сынок приехал проведать мать. – Желваки играли на скулах Сергея. – Не вини себя. Врач предупредил, что всё плохо. Увидеть бы этого Пашу, уж я бы ему сказал пару ласковых.
После кладбища Валентина накрыла стол в квартире Надежды Марковны. Пришли соседи, кто её давно знал. Тихая, незаметная, не вредная – всё, что могли сказать о ней соседи. Проводили, как положено. Без сына.
— В следующие выходные едем все вместе к моим, а потом к твоим родителям, — сказал Сергей.
И Толик больше не бурчал, проходя мимо кухни в свою комнату, а садился за стол и рассказывал Валентине про школу, оставив свои компьютерные игры.
«Наступает момент, когда дети, сами став родителями, испытывают желание узнать, от кого они произошли, но могилы не отвечают. Никогда»
Фредерик Бегбедер
