Евгения разговаривала в фойе института с парой приятельниц. Она уже готова была идти домой, закончив занятия в последней группе вечерников. Но вдруг заметила симпатичную молодую женщину, явно кого-то ожидавшую.
Когда Женя наконец распрощалась со своими собеседниками и направилась к выходу, женщина догнала ее и спросила:
— Извините меня, вы ведь Евгения Ланина, я не ошиблась?
Женя остановилась, взглянув на женщину. Та стояла рядом и смотрела на нее большими серыми глазами. Ее кардиган еле сходился на животе, еще не огромном, но достаточно приметном. Евгения присмотрелась повнимательней, женщина показалась ей знакомой, но вспомнить, кто она, не удавалось.
— Да, это я, — сказала она наконец, ожидала продолжения разговора.
— Мне нужно поговорить с вами. Это очень серьезно. Здесь через дорогу есть небольшое кафе. Пойдемте туда?
Идти в кафе Жене не хотелось, она устала и мечтала как можно скорее сесть в машину и уехать домой.
— Извините, — сказала она, — но я спешу. Если все так серьезно, говорите здесь.
— Хорошо. Только давайте отойдем в сторонку. Разговор не для лишних ушей.
Женя, слегка раздраженная, но все же заинтригованная, направилась за незнакомкой к широкому окну.
— Слушаю вас, только пожалуйста, давайте побыстрее. Меня дома ждут, — сказала она, явно давая понять, что делает этой женщине одолжение.
— Хорошо, я буду краткой. Я пришла сказать вам, что я жду ребенка.
Она замолчала, и Женя, слегка усмехнувшись, сказала:
— Я заметила. Ну и что?
— А то, что отец этого ребенка — Олег Жданов, ваш жених. Поэтому я убедительно прошу, чтобы вы отпустили его. Он мечется между двух огней, и вас бросить не может из-за вашей намеченной свадьбы, и меня он не оставляет. Все в театре знают, что он отец моего будущего малыша.
Женщина продолжала что-то говорить, но ошарашенная известием Женя ее уже не слышала. Она вспомнила эту женщину, конечно же, это Ольга Спасова, партнерша Олега по многим постановкам. Женя, правда, видела ее только со сцены, поэтому и не узнала сразу.
— Вот, посмотрите сами и убедитесь, что я не вру.
Ольга протянула ей свой мобильный телефон, на котором во всей красе предстал взору полуобнаженный Олег, обнимающий радостную Ольгу, прикрытую лишь своими длинными волосами. На следующем снимке он крепко спал в розовых воздушных простынях, а рядом вновь сидела Ольга в гипюре и делала селфи.
Женя наконец собралась с мыслями и сказала:
— Понятно. Можете не продолжать. Я поговорю с Олегом. — А потом, подумав, добавила: — Хотя нет, поговорите с ним сами, скажите, что я не против. Конечно же, ребенку нужен отец, и лучшего вам не найти. А сейчас извините, но мне пора.
Женя села за руль своего Фиата. Руки ее дрожали, пальцы не слушались, она никак не могла завести машину. Ее трясло мелкой дрожью.
— Боже мой, какой ужас! — тихо сказала она сама себе и снова повторила: — Какой ужас.
Женя закрыла лицо руками и заплакала.
Она не скоро пришла в себя, но наконец медленно тронулась с места.
Решение она приняла сразу. В театре «Арт» в этот вечер шла «Анна Каренина», Олег играл Вронского, и Женя отправилась туда, прекрасно понимая, что на первое действие она уже опоздала.
Двери были наглухо закрыты, она долго стучала, но наконец ее впустили.
— Женечка, что же вы так припозднились? Проходите быстрее, — сказала знакомая администратор и проводила ее в полупустой зал.
— Садитесь вот сюда. Олег Сергеевич сегодня бесподобен, он в ударе, — сказала она возбужденным шепотом и удалилась.
Спектакль Жене не понравился. Или настроение у нее было такое, но она не любила новизны и отсебятины, которыми изобиловала постановка: Анна с ее внешностью не подходила под описание Толстым; декорации надуманные; Сережа раздражал своими выходками плохо воспитанного переростка.
Олег же вписывался в этот антураж просто великолепно. Чопорный, высокомерный Вронский походил своими манерами больше на лихого гусара, чем на великосветского офицера. И Женя подумала, что может быть именно поэтому зал полупустой.
Наконец действо подошло к концу, Анна погибла под шумовую фонограмму невидимого несущегося поезда, и публика радостно зааплодировала. Все заспешили в раздевалку.
— Женечка, я скажу Олегу Сергеевичу, что вы здесь, пусть поторопится, — сказала администратор и прошла за кулисы.
Олег появился минут через пятнадцать, красивый, возбужденный и бросился к Жене.
— Вот это сюрприз! Ну как тебе постановка? — спросил он, поцеловав девушку в щеку и взяв ее за руку.
— Так себе. Конец я проспала, а сначала не могла уснуть, Сережа мешал, носился по сцене, как угорелый.
Олег громко расхохотался и сказал:
— Насчет Сережи ты права, он у нас никуда не годится, но пока больше никого не найти. Ну а Вронский как тебе? Хорош?
— Послушай, Олег. Я пришла тебе сказать, что ты свободен. Я не желаю больше продолжать наши отношения, я разлюбила тебя. А Вронский твой трусоват и мелковат. Впрочем, ты сыграл самого себя, не так ли?
Олег, казалось, потерял дар речи. Он смотрел на Женю изумленно, с испугом и видно было, как он пытается подобрать слова для ответа.
— Подожди минуточку. Что это за новости, Женя? — спросил он растерянно.
— Ольга приходила ко мне сегодня. Мы поговорили, и я прошу тебя, даже не пытайся мне что-либо объяснять. При любом раскладе я буду на стороне беременной женщины.
При этих словах Женя встала и направилась было к выходу, но Олег быстро схватил ее за руку и сказал:
— Постой, это же бред. Ольга сама не знает, от кого у нее ребенок. Между нами ничего не было, ничего серьезного, я клянусь тебе!
— Мне это безразлично уже, я же сказала, что разлюбила тебя, неужели непонятно? Отпусти, не устраивай сцен.
— Олег Сергеевич, закрываемся. Извините уж, Женечка, но нам пора на сигнализацию сдавать, — услышали они голос дежурной, и Женя облегченно вздохнула: спектакль окончен.
Олег больше не пытался остановить ее. Евгения вышла из театра, села в машину и уехала. Она видела мельком, как на пороге стоял Олег, которого еще вчера она любила и боготворила. Он смотрел ей вслед, понурый и жалкий в свете яркого уличного фонаря.
Ее передернуло от презрения и брезгливости. Раньше она никогда не верила в то, что любовь может пройти вот так быстро, за один вечер. А была ли она, любовь?
А была ли любовь? Может самообман?
Шелест розовых снов словно легкий дурман.
Пелена на глазах… Горечь слез, в сердце боль.
И вопрос на устах — А была ли любовь?
