Когда Семену звонит жена и говорит, что останется ночевать у подруги, мужики ехидно хмыкают, а Васька подставляет пальцы к голове с двух сторон, думая, что Семен ничего не видит, но он видит, скорее чувствует, зная, что за глаза его так и называют – «рогатый», такое у него прозвище. Он мог бы врезать Ваське по его круглой физиономии, но сегодня что-то неохота – голос у Марины был нервный и жалобный, и Семен теперь весь изнывал от тревоги.
Все знали, что Марина гуляет. Она не то что специально искала этих знакомств, но как-то легко заговаривала с прохожими, знакомилась, тащила в гости или сама садилась в трамвай и тряслась на окраину города. Марина всем нравилась, она умела слушать, и для каждого человека у нее было готово доброе слово.
— И что он терпит это безобразие? – услышал Семен за своей спиной голос Егора – тот совсем недавно сменил ушедшего на пенсию Матвеича, и не был в курсе всех этих дел. А впрочем, никто не был в курсе.
— Ты бы видел ее, — мечтательно произнес Васька, который только вот изображал рога у Семена за спиной. – Она такая красивая, глаз не оторвать…
Марина и правда была красивая, но Семен этого уже давно не замечал, не это же было в ней главное.
Он любил ее за то, как она улыбалась ему, когда он приходил поздно после смены, спрашивала тихонько:
— Устал, хороший мой? Я тебе ванну набрала, иди, полежи, а я пока суп разогрею. Я такой суп сегодня приготовила, закачаешься!
Он любил ее за серьезные серые глаза, наполненные слезами, когда позвонили и сказали, что его мать, пьющую вот уже лет десять после смерти отца, увезли по скорой. Марина тогда бросила все свои дела и помчалась в сельскую больницу, до конца дежуря у кровати свекрови, кормя ее из ложечки и меняя пеленки.
— Мама наша умерла, — сказала она тихо, когда он позвонил ей однажды вечером – сам Семен не мог оставить работу, деньги были очень нужны, уже тогда были нужны, а сейчас и подавно…
Приехав домой, Семен набрал Маринин номер, но она не брала трубку. Можно было бы позвонить и подруге, но Семену было страшно узнавать – вдруг она не там, и тогда тревога серой пеленой накроет его на всю ночь, он не выспится, а ему завтра за баранку. Нельзя. Он пьет горсть валерьянки, съедает холодный суп прямо из холодильника и ложится спать. Ему снится Марина, ее длинные светлые волосы и искорки зеленых глаз в тени густых ресниц.
Марина приходит под утро, лохматая и оживленная. От нее пахнет табаком и духами, и Семен не может разобрать – ее это духи или чужие, он совсем забыл, как они пахнут, те, что он подарил ей на прошлый день рождения.
— Ты же без меня не позавтракаешь, — объяснила Марина и тут же принялась резать сосиски, заливая их взбитым молочно-желтым, посыпая черным перцем и солью. Она смахивает свою смешную темную челку, целует Семена в губы и говорит:
— Спать так хочется!
И пока он ест, она сворачивается клубком в кресле, прямо здесь, на кухне и засыпает. Семен подхватывает ее на руки – какая же она легкая, как пушинка! – и несет в кровать, заботливо укрывая одеялом.
Духи все же чужие, теперь он это понимает.
День проходит безрадостно, потому что Марина спит и набирает его только к вечеру.
— Ну как сегодня дорога?
— Да пробки, как всегда. Ты выспалась?
— Да. Чищу картошку. Хочешь, пюре сделаю? Или лучше драники?
— Давай драники.
— Давай! Ну все, целую тебя, мой милый.
Вечером дома вкусно пахнет поджаренной картошкой, он хватается за этот запах как за спасательный канат – значит, сегодня она дома и никуда не уйдет.
— Марин, — говорит он, съедая последнюю ложку сметаны, — а я на завтра выходной взял.
Она радуется, прижимается к его колючей щеке и щебечет про новую выставку в музее, а еще кораблики, кораблики нужно посмотреть.
Перед сном они гуляют и считают звезды – сегодня можно не спешить, ведь завтра он сможет выспаться.
— Как же хорошо жить! – шепчет она ему на ухо, а Семен прячет глаза в ее рыжих кудрях, стараясь не показывать ей мокрых глаз. Они ни слова не сказали о том, что перед музеем и перед корабликами они пойдут в больницу, где врач с усталыми грустными глазами тихо скажет:
— Не помогло…
И тогда опять химия, анализы, опять он будет разрываться между больницей и работой, забывая поесть и поспать. Они не говорят о том, что больше всего хотят однажды услышать:
— Все хорошо. Ремиссия.
Они идут по ночному городу и держатся за руки. Он никогда не встречал людей, настолько жадных до жизни, как Марина. Если бы он мог, он бы отсыпал ей своей, сколько ей нужно, хоть всю.
Марина внезапно наклоняется и шепчет ему:
— Ты знаешь, у меня хорошие предчувствия, — говорит она. – Мне сегодня снилась наша мама, и она сказала, что мы с ней еще нескоро встретимся…
