– Пап, а ты гулял от мамы, изменял ей?
– Чего это ты? С Игорем поссорились?
Отец на секунду повернул к ней удивленный взгляд и опять посмотрел на дорогу. Сегодня они ехали на машине отца. На днях машину Вероники, стоящую на светофоре, зацепил ненормальный, решивший просочиться между машинами. Зацепил не одну ее. И теперь долгие раз6ирательства со стрaxовой оставили её без лю6имой её Киюшки – папиного подарка на воceмнадцатилетие.
Отец помолчал и решительно добавил.
– Никогда я не гулял от мамы. Сказки все это!
Это была ложь. Чувствовалось даже по поведению отца. Он хмурил лоб, уж слишком пристально вглядывался в дорогу.
Веронику он боготворил практически всегда, называл – «моя принцесса». Лет до десяти и она боготворила отца, хоть и тогда уже устала от его требовательности.
Его дочь должна быть лучшей. Лучше всех учиться, лучше всех играть на фортепиано, кататься на коньках, быть обеспеченной. «Все для тебя“ – говорил он.
Вероника старалась. По два-три часа каждый день просиживала за фоно, училась на отлично, восхищала отца на катке. Лет до десяти…
А потом потихоньку начала бунтовать. Впала в депрессию, замкнулась, а в четырнадцать вообще учудила – ушла из дома с подозрительной компанией юнцов, таких же, как она, но свободных, независимых и самостоятельных. Разборки потом были невероятные. Отец поднял на ноги всех. Родители юнцов «разгребали» ещё долго…
В этот пубертатный период Вероника ушла в себя, тем и выражала свой протест. Она совсем отдалилась от отца, от мамы, прежних привычных отношений отцу вернуть не удавалось. Он забил тревогу, и в их доме появился психолог. То ли его, вернее её, работа была хороша, то ли время вылечило, но как-то все прошло.
Опять с отцом были довольно доверительные отношения.
Вероника и правда привыкла его радовать. Первому звонила, докладывала о сданных экзаменах сессии, о получении благодарностей и грамот, о маленьких ещё достижениях в делах рабочих, юридических, да что говорить, даже об успехах в тренажерном зале и то докладывала ему – знала, отец искренне радуется.
Он её во всем и всегда поддерживал. Машину, когда стукнуло 18 – пожалуйста, квартира – вот, и даже жениха собрался подбирать сам.
Это был, конечно, перебор и вот тут пришлось схитрить.
Как-то пришли к ним гости – семья представительного судьи с сыном, который был на год младше её. И все уж слишком слащаво, слишком гладко.
Игорёк с нее глаз не сводит. Вероника поняла – родители сговорились «деток свести». А Игорёк ей кивает, пошли, мол, выйдем.
А тут мама …»Поди-ка, Вероника, Игорьку дом покажи, сад…»
Игорь галантно подхватил ее под локоть – ну, прям, кавалер идеальный, но лишь в глазах родителей.
И ещё не успела закрыться за ними дверь, как Игорёк выдал:
– Слушай, предки нас свести решили че ли?
– Думаю, да.
– А я голову ломаю, чего они привязались – в гости, в гости. Вообще, я люблю девочек постарше, – он оглядел её с ног до головы, – И ты ниче так, клёвая, но…уж, прости, сердце мое отдано другой.
– Ого! Прямолинейно. Тогда и я честно – малолеток не люблю.
– Да? И я. У меня любовь постарше тебя будет. Ребенок у нее уже. Только родители об этом не знают. Маман с ума сойдет. А у тебя есть кто?
– Неа, успеется.
– И то верно, – он вздохнул, облокотился на перила, глядя в сад,– Чего делать-то будем? Может изобразим, что захлестнула нас жгучее пламя любви с первого взгляда, вернёмся обнявшись минут через пятнадцать и объявим, что ждём ребёнка?
Вероника уже спустилась, обламывала торчащие веточки кустарника, прыснула со смеху.
– Нельзя. Они тогда бросятся свадьбу организовывать. Давай изобразим пока лишь симпатию. Я ж порядочная девушка – должно пройти время, я должна узнать сущность человека, понять его внутренний мир, ощутить влечение, наконец.
– Давай, – Игорёк вздохнул, – Слушай, тогда надо переписываться в сети, – он достал телефон, – Диктуй контакты, невеста.
Симпатию изображать даже и не пришлось, она и правда возникла, потому что была откровенность и непринуждённость.
Родители остались довольны. А у Ники в сети появился новый хороший друг, с которым можно было обсудить все на свете. Они дружно врали родителям, что встречаются и родители «велись».
Мама Ники давно не работала. Хотя специальность у мамы была – до рождения Вероники она работала оформителем в большой компании и подрабатывала частным порядком. Она – художник. Но теперь ее картины можно было увидеть лишь у них дома и то – пятнадцатилетней давности.
А у папы – своя юридическая частная контора. А ещё у него ученая степень по юриспруденции, и он преподает в их юридическом универе.
– Чего тебе не жить? Ты упакована уже… Папа … Такой папа! Мне б такого, – с доброй завистью говорила её подруга и одногруппница Ленка.
Они сидели в кафетерии, где Лена подрабатывала.
– Ох, Леночка! Мне иногда кажется, что он мою жизнь расписал наперед, и я живу её вот так – по расписанному.
Ленка составила на поднос остатки их перекуса, встала из-за стола, потом наклонилась к ней.
– Ты знаешь, Ник, а я б пожила… по расписанному. Но ведь придется самой … писать.
Ленка пошла убирать со столов. И Веронике стало немного стыдно. Правда, чего она разнылась? Вот у Ленки мама болеет давно, нуждается в помощи. Ленке вообще помочь некому. Поэтому и работает здесь вечерами. Учится на юриста и работает в кафе быстрого питания.
Но Вероника быстро отогнала от себя эти мысли. Научилась. Сколько уж её упрекали в том, что она, мол, не сама-а совсем, что все рука-ами папочки. Она столько об этом думала, что давно пришла к выводу – она не виновата, что ее отец такой. И добивается всего сама, ну, или хотела бы добиваться. А если папочка где-то и вмешивается, то это не ее вина, это его отцовское желание.
Она давно устала с ним воевать, бороться. Теперь оба они уже были взрослыми людьми. И даже работала она – в его конторе. Училась и работала, набиралась практики.
Коллектив его работников был столь обширный, юристы работали отдаленно, и далеко не все знали, что она – дочь начальника и владельца конторы.
Вот и дошли до нее слухи об отношениях папочки и Ирины Павловны – красивой женщины, с белокурыми локонами, опытом и репутацией отличного адвоката. Она не работала в их конторе, не подчинялась Никиному отцу, но бывала по делам у них очень часто.
А ещё Веронике, не зная, что она – дочь, втайне поведали, что любовница у отца не первая. И до этого была … а до этого ещё была …
И насчитала Ника, что папа погуливает от мамы лет этак с её восьми. Припомнились мамины слёзы, их скандалы, которые, конечно, бывают практически в каждой семье, но тут … припомнились.
Прошло уж месяца три с тех пор, как Вероника об этом узнала. Но до сих пор она ничего ему не сказала. Зачем?
А вот маму в откровенном разговоре по душам, когда говорили, вроде как, о ней, о Нике, о будущем, об отношениях, о любви, как-то невзначай спросила.
– А измены, мам, как же? Предательство… Разве можно такое прощать?
Мама опустила глаза, потом начала убирать посуду со стола, задумалась.
– Нет, Ник, измены нельзя прощать. Никогда не прощай, если любишь по-настоящему.
– А если …
– Ну, а если один раз обиду проглотишь, то всего скорей вскоре разлюбишь. И тогда это уже и не обидно будет. Это просто факт, ничего в твоей жизни незначащий.
– Мам … , – маму так хотелось обнять тогда. Вот опрокинуть стул, броситься к ней и захватить в объятии, но мама, сказав это, ничуть не загрустила. На лице все та же холодность. Она просто констатировала факт, – Мам … А почему ты перестала рисовать?
– Я-то? Наверное, стимул нужен. А у меня какой стимул? Продавать картины не умею, да и сейчас это не актуально у таких, как я. А дизайнеров развелось – сама знаешь… Да и вообще … Я дома – дизайнер.
Действительно, лет десять назад папа «выстроил» этот их дом. Проектом, ремонтом и дизайном занималась мама. И это в одно время увлекло её очень. Только и разговоров было, что о зонировании, об озеленении, о материалах.
Но сейчас оставалось только поддерживать ту красоту, которую придумала мама. Она сама подстригала изгороди из кустов, копалась на клумбах, убирала дом, баловала их вкусностями, даже стол сервировала и то всегда оригинально. И это занимало все её время.
Такая идеальная жена, идеальная хозяйка, идеальная мать.
Вероника могла точно сказать, что несчастной мама не была, не выглядела несчастной. Несчастные не занимаются с таким интересом домашними делами, не увлекаются сортами флоксов, не мечтают научиться запекать сазана для мужа и не переклеивают обои.
Два варианта, либо мама ничего не знает об изменах, либо – ей все равно.
Три месяца Ника не задавала этот вопрос отцу, и не собиралась. Но она точно знала, что у них с Ириной отношения. Командировки отца удивительным образом совпадали с командировками его любовницы. Да и подруга Ирины — Елизавета как-то в разговоре проговорилась, что «Ирка и шеф – в Ессентуках».
Почему она спросила отца об этом именно сегодня?
Потому что сейчас ей предстояло принять наиважнейшее решение. Ответить себе на вопрос – а так ли важно ей мнение отца о ней самой? Можно ли его, это мнение, поставить выше всего? Или он совсем несовершенный, не такой уж и честный, идеальный и сильный, каким представлялся ещё год назад.
***
– Ника, ну? – звонила Ленка, не терпелось ей, – Хочешь угадаю? Положительный! Да?
– Да…
– Да тут и к бабкам не ходи, и в женскую…у меня тетка Таня вот также – белая вся ходила, тошнило. Ну и чего теперь?
– Не знаю.
– Ника, ты не переживай. Через месяц пройдет. У Тани моей все прошло, и дальше вообще нормально ходила.
– Лена, ты … Не будет никакого – через месяц, – Ника говорила тихо, хоть комната её и находилась на втором этаже большого дома, но …
– Ты чего? Ты чего, Ник… Ник… Послушай, у тебя все есть для того, чтобы …для благополучия, в общем, – Ленка тоже немного шифровалась – общага, видимо кто-то зашёл в комнату.
– Ага! А теперь подумай о моем шефе. Как считаешь – реакция у него будет адекватная?
– Оох…да уж, задачка. Но не убьет же!
– Не убьет! Но отречется и возненавидит. А я не то, чтобы боюсь этого, но как-то, знаешь, привыкла радовать отца. А тут такое …
***
Любовь зла. А может это и не любовь была вовсе?
Как-то в июне курсант, без пяти минут лейтенант, зашёл к ним в контору по своим наследственным делам. Нике его и поручили. Дел там было немного – пара документов.
Случилось это летом, родители умотали за границу, а у нее – ещё и сессия.
Ну, и как это бывает – после экзамена студентку встречает юный лейтенант с огромным букетом роз. Девчонки-сокурсницы в восторге, а у самой – в животе бабочки.
– У нас скоро выпуск, придёшь? Скажи, а согласна ты ехать со мной туда, куда меня распределят?
Предложение было недвусмысленным. Веронику закружила любовь. Но не до такой степени, чтоб в решающий момент, первый момент в её жизни, не спросить – а ты подумал о….
Обещал, что подумал, что все будет хорошо. А она стеснялась, волновалась, закрывала глаза от девичьего стыда и нахлынувшего счастья. Любящий слеп.
После сессии она уехала на Чёрное море на базу университета. Поездка запланированная, не отменить. Они с Алексеем перезванивались, и ничего не предвещало беды.
Как вдруг… Настроение превосходное, они взяли кубок на соревновании между студотрядами, шли с этим кубком на пляж.
– Ник, мне надо тебе кое-что сказать..
– Алло, Лёш, мы выиграли! Представляешь! Вообще не ожидали. Мы проигрывали, вторые были всю дорогу, а потом…
– Ник!
– Лёш! Тут так шумно, погоди, я ничего не слышу. Поздравь нас…
Она отстала от своих орущих и гогочущих возбужденных сокурсников.
– Ник. Ты прости, нам придется расстаться. Я тебе потом все объясню… Мне очень жаль, Ник.
– Расстаться? Почему? – она остановилась, но все ещё улыбалась.
– Я не могу тебе сейчас сказать, но все очень серьезно, просто поверь.
– У тебя что-то случилось? Ты здоров?
– Здоров. Да, здоров. Все в порядке…
– Мы встретимся? Я скоро вернусь…
– Я уезжаю, Ник. Мы не увидимся больше.
А вернувшись из поездки, она почуяла неладное – неладное подтвердили две полоски.
Кроме Ленки об этом знал ещё один человек – Игорёк, от которого у Вероники давно не было тайн. Он был для Вероники, как целая группа психологической поддержки. Они с того раза так и не виделись воочию, но общались постоянно.
– Знаешь, как моя мудрая бабка говорила: «Мужик что снег. Он пал, да растаял. А дите твое будет», – рожай, внученька.
– Легко тебе говорить, ты вон дитё подружки скрыть можешь, а я – не скрою…
– Мы расстались.
– Расстались? А что случилось?
– Я хотел бы быть скотиной, но, увы, это она нашла другого. Постарше…
– Ой, мне так жаль, Игорь…
– Забей! Навсегда расстаемся с тобой, дружок. Нарисуй на бумаге простой кружок. Это буду я: ничего внутри. Посмотри на него — и потом сотри! – это Бродский, не я… А тебе, голубушка моя, надо все рассказать папульке, ну и мамульке тож…
– Нет, Игорь, это невозможно…
– Глупостей не наделай, Ник! И это я серьезно.
***
Оставалось не так много времени, когда ещё можно было решится на прерывание. В августе вдруг звонок от Алексея.
– Как ты, Ник?
– Хорошо. А ты?
– Ник, я женился.
– Поздравляю.
– Просто она была беременна, и ты понимаешь…
– Я понимаю.
– Наверное, ты не сможешь понять. Это же так ответственно, когда у тебя будет сын или дочь, я буду их растить, гордиться их успехами. Я только сейчас это понял, понял, как это важно. Ты поймёшь это позже, когда и у тебя будут дети
– Наверное …
– Ник…Ник… Но я так скучаю по тебе. Она … понимаешь, ну, она не такая, как ты, такая, в общем … просто клуша домашняя. Ник, я сейчас в городе, давай встретимся.
– Прощай, Лёш! – Ника заблокировала его номер.
***
– Пап, а ты гулял от мамы, изменял?
– Чего это ты? С Игорем поссорились?
Отец на секунду повернул к ней удивленный взгляд и опять посмотрел на дорогу. Сегодня они ехали на машине отца. На днях машину Вероники, стоящую на светофоре, зацепил ненормальный, решивший просочиться между машинами. Зацепил не одну ее. И теперь долгие разбирательства со страховой оставили её без любимой её Киюшки – папиного подарка на восемнадцатилетие.
Отец помолчал и решительно добавил.
– Никогда я не гулял от мамы. Сказки все это!
Это была ложь. Чувствовалось даже по поведению отца. Он хмурил лоб, уж слишком пристально смотрел на дорогу.
Автоматические ворота их дома медленно поднимались. Обычно Вероника выходила уже тут, за воротами. Но сейчас она задержалась.
– Пап, я беременна. И сразу скажу – не от Игоря, и с тем, от кого беременна, мы расстались. Он – предатель. Предавал меня, собирался предавать жену. Ненавижу предателей.
Ворота давно открылись, но отец так и сидел, глядя вперёд. Он застыл, лицо его сделалось серым, глаза смотрели в одну точку. И Вероника уже жалела о сказанном – казалось отца хватит сейчас удар.
Но он очень медленно открыл дверь машины, вышел и, не захлопнув её, пошел в дом. Вероника сама загнала машину в гараж. Маме пока ничего не говорила, ждала реакции отца. Но из своей комнаты он так и не вышел. Мама охала, говорила, что отцу плохо, переживала, что он ничего не ел.
Вероника решила, что надо уж …одним махом …
– Мам, помнишь ты говорила, что предательство прощают, только если не любят? А если любят – нельзя прощать.
– Помню. Ты чего, Ник? Случилось что?
– А мне кажется, как раз наоборот, предательство прощают, если сильно любят. Так любят, что и жизни без человека не представляют. Вот вообще… Закрывают глаза на ложь и живут дальше, лишь бы рядом быть. Ведь так, мам?
Мать присела, медленно положила руки на скатерть стола.
– Ты узнала об отце?
– Давно. И ты знала?
– Скорее догадывалась. Первое время скандалила, плакала, истерила, устраивала слежку даже. А потом поняла, что этим себя лишь травлю. Я не могу без него, наверное, Ник. У меня весь смысл жизни – он и ты.
Мама положила голову на руки и тихо заплакала.
– Это ж как надо любить, мам?
И скорее, чтоб отвлечь мать от дум тягостных, Вероника призналась.
– Мам, надеюсь, не добью тебя окончательно тем, что признаюсь – ты скоро станешь бабушкой.
Мать подняла на неё мокрые глаза.
– Вероника! Вероника, ты не шутишь?
– Нет, мам, не шучу. К концу марта…
– Дорогая ты моя, – мама поднялась, они обнялись, – А как ты себя чувствуешь?
– Хреново!
– О, что за выражение! У врача была?
И посыпались вопросы. И новости о том, что ребенок не Игоря, откровенное признание, что с Игорем они их «надули», что отца у ребенка не будет, уже не сильно удивляли маму.
– Внучку хочу! В больницу надо! Фрукты…мясо…творог…
Она уже забыла о своих слезах.
А наутро из спальни вышел отец – лицо опухло.
– Собирайтесь, едем в поликлинику … Будем прерывать!
Такого скандала, какой меж родителями разразился в это утро, Вероника не помнила. Мама припомнила все, о чем Ника и не догадывалась. Она, закрыв уши, сидела у себя на втором этаже, пока мама не пришла за ней и не велела собирать вещи – они вдвоем переезжают на квартиру. Благо – трёхкомнатная квартира у них стояла без квартирантов, просто закрытая.
Отец психанул и уехал, а мама переживала – как бы не случилось что с ним в дороге. Они вызвали такси и через час были уже в своей квартире.
– Мам, а дальше как?
– Мы – нормально. Работать пойду, устроюсь. Писать маслом начну, надеюсь не утеряла навык. А родишь – там видно будет. Жить будем, Ника, жить и растить ребенка. Вот только … Как отец без нас? Сердце б не сдало…
И Вероника переживала за отца тоже. Ох, как жестоко она с ним! Не слишком ли? Но ведь он и правда – предатель. Да ещё и с абортом этим… Может, потому что разозлился на неё из-за слов о предательстве?
Его принцесса так его подвела… Эх!
Мать была рядом, а отца было жаль. Вероника так привыкла быть под его защитой, что даже и не замечала раньше этого. А сейчас, оказавшись без его плеча, чувствовала себя беззащитной. Ленка была права – хорошо иметь такого отца.
– Игорёк, я на учёт встала.
– И кто там живёт внутри тебя?
– Ну, ты быстрый! Неясно ещё…
– Но руки-то ноги на месте?
– Тьфу на тебя! Конечно, на месте. А вот сердце мое не на месте – я все об отце думаю.
– Так чего думать-то, поезжай.
– Ага, чтоб он меня метлой…
– Ника, сама ж говорила, гордый он, не приедет сам.
– Я тоже гордая, в отца. Я и с работы уволюсь. Не смогу там работать.
– Это ты зря. Тебя, беременную, теперь никто уволить не сможет, коль сама не захочешь.
– Я сама. А! Прикинь, мама на работу устроилась, оформителем на завод, работа компьютерная, в основном. И рисует дома вечерами. Так здорово у неё это получается, сейчас сфоткаю, пришлю тебе.
– Ник, а как ты смотришь на то, что я сам приеду…ну, картины мамины посмотреть…и тебя.
– Картины – можно, а меня-то зачем? Я – женщина на сносях.
– Ох, самое то!
– Дурак!
– Знаю, но приеду…
Вероника вышла из своей комнаты, услышала ключ в замке. Рано… мама говорила, что до шести сегодня. Дверь открылась – на пороге стоял отец.
Постаревший, осунувшийся, со щетиной на щеках. Он смотрел на нее молча, а Вероника никак не могла понять по его взгляду – с чем он пришел. Станут ли они опять родными, поможет ли, или брезгливо будет настаивать на том, на чем настаивал.
Отец просто протянул руки, и Вероника тут же рывком упала в его объятия.
– Папа…
– Не могу я без вас, принцесса моя, без тебя, без мамы. Совсем не могу. А там у меня – все. Порвал все связи. И у матери прощенья вымолю. Все сделаю, лишь бы с вами быть. Не могу я …
А у Вероники стучало в висках – она под защитой, она опять с отцом. И так легко стало. И как же она его любит, несмотря ни на что. Его и маму.
***
Никогда человеческая душа не кажется такой сильной, как тогда, когда научилась прощать…
