На рынке бабушка купила картошку. Наверное, задумалась, и купила больше, чем надо. Забыла, сколько ей лет.
Бодро схватила пакет и пошла. Метров через сто поняла, что ошиблась. Поставила ношу на асфальт. И почувствовала дрожь – по всему телу. И слабость. Рядом ни скамейки, ни пенька, ни даже урны, чтобы можно было передохнуть.
Дурно сделалось. Прислонилась к дереву, плачет и думает, что смертынька пришла. И горько, и тяжело, и страшно.
Женщина остановилась. Молодая, сильная, хорошо одетая. Беспокойно спросила. Достала бутылочку с водой, бабушке подала.
Взяла, неумело отпила из горлышка, пожаловалась на себя, что из ума выжила. И до дома не дойти.
Скоро весна
Женщина взяла пакет правой рукой, левой – бабушку поддерживает. Повела. Медленно шли. Через несколько метров старушка опомнилась. На щеках румянец появился. И стала рассказывать про свою жизнь.
Ой, чего только не было! Вспомнит что-нибудь веселое – и смеется мелким старушечьим смехом. А если печальное на ум придет, то старательно слова выговаривает. Со значением рассказывает.
А женщина слушает. В нужных местах улыбается. Где надо, выговорит: «Надо же».
Не удержалась и спросила про помощников. Некому помочь? Почему сама за картошкой ходит? Годы же все-таки.
Оказывается, все очень просто: бабушка, видите ли, бедная. Если бы денег было навалом, тогда, конечно, и родня бы рядом была. А так – кому надо? Живет на одну пенсию. Половина на лекарство уходит.
Поэтому и одна. Поэтому и не нужна никому.
Дошли до ее дома. Поднялись на третий этаж. Женщина поставила пакет у дверей и попрощалась. Но старушка ее не отпустила. Сказала, что отблагодарить хочет. За добро.
Насильно в свою квартиру затянула.
Прошли в комнату. Бабушка усадила гостью на диван, а сама открыла кладовочку. Вытащила большой серый мешок. Вытряхнула содержимое на пол.
Оказалось, что это пар пять разных зимних женских сапог. Черные и коричневые. На прочной толстой подошве с небольшими полукруглыми каблуками.
Высыпала и сказала радостно: «Выбирай».
Перемены
Женщина смутилась. Как бы прилично отказаться? Ответила, что в обуви не нуждается. И благодарна за подарок.
Бабушка возразила, что спасибо на хлеб не намажешь. «Вот посмотри, — взяла одну пару. – Настоящая кожа. Лет сорок можно носить. А теплые! Почисти кремом – заблестят, как стекло».
Как сказать, что сапожки немного смахивают на мужские военные сапоги и что такие нельзя носить? Как?
А бабушка не унималась: «Ну, хорошо, эти не понравились. Тогда коричневые посмотри. Как раз на твою ногу. Примерь, а»?
Что делать? Не станешь же человека огорчать. Ладно, так и быть, примерила.
Бабушка очень обрадовалась. Засеменила на кухню, вернулась с большим полиэтиленовым пакетом. Сунула в него «подарочек» и с радостью вздохнула: «Две внучки у меня. Такие грубиянки. Им не дам. А тебе дам. Ты добрая, меня на улице не бросила. А им не дам».
Вышла женщина от старушки. Что с сапогами делать? Видимо, куплены были лет пятьдесят назад. Грубо сшиты какой-то провинциальной фабрикой. Тогда, в те годы, всё хватали, что под руку попадется.
Вышла во двор. Направилась к помойке. Подумала, что здесь выбрасывать нельзя: бабушка может увидеть. Убьешь еще этим.
Прошла несколько дворов. И оставила пакет у мусорного контейнера. Пакет открыла, чтобы видно было. Мало ли?
Посмотрела на часы. Поняла, что много времени потеряла. С другой стороны, куда денешься?
