Мечтать, как известно, не вредно. И можно о чём угодно. Побывать в Париже и не умереть, похудеть на сто килограмм за одну неделю, превратиться в эльфийку и жить в волшебном лесу…
Моя коллега Елена мечтала приобрести шубу. Длинную, норковую, основательную. Шёл какой-то двухтысячный год и меховых салонов пооткрывалось множество. И норковые, все на одно «лицо,» предлагались.
Коричневые (оттенок слегка варьировался), с капюшоном и огромной пуговицей у ворота. Сейчас понимаю, что все они были полный отстой, но тогда при словах «шуба из норки,» шли ассоциации: роскошь, красиво, богато. Елене было сорок пять лет. Вдова с тремя дочками.
Старшая, Татьяна, разведенная, проживала отдельно, но часто, за несколько дней до зарплаты, с дочкой столовалась у матери. Средняя, двадцатипятилетняя Надя, оставленная парнем, находясь в положении, решилась родить. Младшая, Люба, училась в школе. То есть, две дочери на иждивении и ещё одна, требующая поддержки.
При таком раскладе, Елена пуховик старый на новый не могла поменять и до шубы из норки ей было, как до Парижа. Тем не менее, возвращаясь домой с работы, она часто заходила в салон меховых изделий, располагавшийся недалеко от её дома.
Стараясь не обращать внимания на кислую физиономию продавщицы, знающую её, как бесполезную покупательницу, Лена входила в «норковый рай,» и теряла счёт времени. Любовалась, неприметно трогала нежный мех. Иногда, обнаглев, примеряла.
В любой норковой шубе она казалась себе королевой — помолодевшей, изысканной, успешной. Покидая отдел, продавцу обещала:»Вот немного ещё подкоплю и непременно куплю у вас шубку.» При этом, на «счёт шубы» не откладывалось ни рубля.
Дочь Надя родила сына и, из гордости, не потребовала от отца мальчика алименты. Младшая Люба перешла в одиннадцатый класс и следовало думать о её будущем образовании. У семьи имелось одно «богатство» — однокомнатная квартира, доставшаяся Лене в наследство.
Женщина, в особо безденежные моменты, склонялась к мысли квартиру продать — это бы надолго закрыло многие дыры. Елена даже расписывала, на что направила бы деньги, в первую очередь. Список выходил длинный и, где-то в конце, обозначенная буковкой «Ш» объявлялась норковая шуба.
Но сторожась, каких-нибудь ещё более отчаянных обстоятельств, Елена одумывалась, и жильё продолжали сдавать, материально живя очень трудно.
Наши рабочие столы с Леной, располагались впритык друг к другу, и иногда я видела, как она, устав от компьютера, быстрым движением карандаша, снова и снова набрасывает что-то на листочке. Это были «портреты» шуб. И, если её слушали, Елена любила о них же поговорить:
«Хорошая норка не линяет. Не должна быть тяжёлой и жёсткой. Непременно длинная и с капюшоном — иначе трудно будет подобрать достойный головной убор.» И как хранить норковую роскошь женщина знала на зубок.
При этом шубы в салонах нашего провинциального города продавались именно такие: тяжёлые, в основном, некачественной выделки, безвкусные. И недоступно дорогие. С нашей зарплатой — не есть и не пить целый год.
Миновало пять лет. Старшая дочь Лены удачно вышла замуж вторично. Необходимость помогать ей отпала. Надя, без мужа родившая, поднялась по карьерной лестнице и стала неплохо зарабатывать. Младшая дочь, Любаша, с хорошим аттестатом закончившая школу, смогла поступить в институт на бюджетное место.
Елена свободнее задышала и повеселела. И, хотя ей натикало пятьдесят, мечта её оставалась прежней — норковой. И она даже исхитрилась что-то отложить на неё — немного, но лиха беда начало, как говорится. Тут в нашей организации у двух женщин появились норковые шубки.
Фасонистую коротенькую («Никудышную,»- считала Лена) приобрела молоденькая девушка, взяв в банке кредит. А что ей — не замужем, с мамой — папой жила. Сотрудница в возрасте, приобрела длинную шубу дымчато-серого цвета. Правда, б/у, но для неопытного глаза незаметно. Деньги ей выслал сын, уехавший на ПМЖ в Германию.
Вот к ней Лена иногда заходила в обеденный перерыв — пообщаться с шубой. Примерить она её не могла — хозяйка шубы была хрупкого телосложения, а Лена корпулентная, в районе шестидесятого размера. Но ей хватало — коснуться, на плечо накинуть.
Говорила:»Нет, всё-таки себе коричневую возьму. Не маркая и, как-то ярче смотрится.» На самом деле, в обычных салонах других шуб по прежнему не предлагали. Исключительно коричневые, сейчас понимаю, из эконом класса. Только стоимость неоправданная.
И вдруг, снова-здорово: младшая умница-отличница дочка сообщила, что ждёт от бойфренда ребёнка. Потерявшая контроль Лена, в своё время ободрявшая дочь, без мужа родившую, закричала:»Пойдёшь на аборт! Нет больше у меня с вами сил. Так и сдохну, шубу норковую не поносив!»
Не дура она была и не с примитивным мышлением. Вымоталась. Устала в горячую избу входить, коня на скаку останавливать. У неё и муж ведь не «раз и умер,» а с раком кишечника промаялся больше года. На её руках.
И за родственницей, в наследство квартиру оставившую, Лена, вместе с дочерьми ухаживала. Измотанная Лена, личной мечтой о шубке себя поддерживала, а тут опять: копай глубже, мать, кидай дальше.
Но шок прошёл. Стали к свадьбе готовиться. Лена взяла в банке кредит, чтоб достойно, не хуже других, выдать замуж младшую дочь. Впрочем, всё без излишеств. Да, в квартире полученной Леной в наследство, уже жила дочка Надя, с сыном и каким-то мужчиной. Молодожёны поселились у тёщи. Оба студенты, в перспективе ребёнок.
Как назло (или закономерно), свекровь невзлюбила невестку и в материальной поддержке молодой семье отказала. Вряд ли бы справились, но старшие дочки на помощь пришли — коммуналку и часть продуктовой корзины на себя взяли. Люба мальчика родила, ему вещи Надиного сынишки пошли (хранились в кладовке).
Рано или поздно острота проблем сглаживается, волны жизни успокаиваются. Жаль, мы старше становимся. Приближался Ленин юбилей — две красивых пятёрочки, из которых она бы с удовольствием взяла бы только половину и заново зажила. Но, уж, как есть. Грандиозного празднования Лена не намечала — торт, шампанское на работе и семейный ужин с родными.
Дочери решили иначе. Все трое работающие, взяли приличный кредит и объявили маме: «Будет банкет!» Ближе к дате, взволнованная Елена, раздала пригласительные коллегам — выбранным гостями на её празднике. Тут без обид — сорок человек пригласить невозможно. Ещё и родня ведь какая-то есть. Но я, понятно, удостоилась — столы напротив (шутка).
И вот празднование в кафе. Красиво, с размахом. Море цветов, подарки. Щедрое угощение и хмель. Ведущий. Продуманное музыкальное оформление. Поздравления. Внуки в честь бабушки читали стихи. И вот, апогей вечера — в зал «вплыла» ШУБА. Норковая, шоколадная, длинная. Её внесли три Лениных дочери. Это был их общий подарок маме.
И, хотя, приобреталась шуба, наверняка не без участия Лены, её реакция оказалась искренне бурной. Юбилярша заплакала. Засмеялась. Всплеснула руками. Обняла мечту. Надела на себя и закружилась, под моментом зазвучавшую музыкальную композицию.
В это мгновение, себе и нам, Елена виделась невесомой лебёдушкой. Это был триумф не только исполнившегося желания, но и материнский, согласитесь.
В понедельник Лена пришла на работу в дорогой обновке. Всё ещё в эйфории. Сказала, сияя глазами:»Вот так бы и не снимала!» Шубку на особую вешалку определила. И не в притык к нашим зимним одёжкам — как бы не помяли. Мы, коллеги, переглядывались с улыбкой, понимали. И шубку хвалили, но больше Елениных дочерей. Она соглашалась:»Да, они моё основное богатство и внуки.»
Что касаемо именно шубы… Коричневая. Длинная. С пуговицей. Наверное, всё равно роскошная (что, мы все, много их видели-износили?), но меня бы она не украсила точно. Про других не знаю.
Елена в ней выглядела купчихой. Солидно и от этого, будто старше. Шустрая в пуховике, в шубе стала менее поворотливой. Но главное — самоощущение человека, правда? Наша Лена выглядела счастливой. Всю неделю.
А в следующий понедельник появилась в привычном пуховике. Её пояснение, что «такая шуба не для маршруток,» мы приняли с пониманием Но потом Еленка призналась мне, что шуба её утомила:»Громоздко, жарко и неудобно. Я ж пять дней в неделю по утрам с дитём.»
Старшая дочь Елены, Таня, та, что второй раз вышла замуж, родила ещё одну дочку. Девочке, как раз сравнялось два года. Её определили в детский сад, находившийся, в аккурат напротив нашей организации. В результате, бабушка утром ехала за внучкой. И, уже с ней, добиралась до детского сада.
После работы — в обратном порядке (у её дочки и зятя рабочий день часто был ненормированный). У Татьяны имелась старшая дочь, но превращать девочку (тем более, отчим) в самоотверженную няньку, всем казалось неловким. Отдувалась бабушка. С любовью и пОтом.
Просторная, роскошная шуба, в процессе носки оказавшаяся не пушинкой, начала раздражать хозяйку. Елена даже подумывала не укоротить ли длину и, слегка, рукава, закрывавшие половину ладоней. Но из-за дочерей отдать норковую роскошь «под нож» не смогла.
Говорила:»Они ж, золотые мои, залезли в кредит. Теперь, в складчину, возвращают. Утверждают, что им не накладно. Но, как я могу бессовестно заявить, что какая-то часть шубы мне лишняя?!» Дальнейшие зимы так и не превратили норковую шубу Лены в незаменимую, регулярно носимую вещь. Так, выгуливала от случая к случаю.
Мечту Елены бесполезной я не считаю. И воплощения её женщина заслужила. Найдутся, кто скажет:»Да лучше б она о том же Париже мечтала!» Но это была бы уже не Еленина мечта, правда?
