Глаша торопливо собирала спелую клюкву, ползая по ковру из мягкого болотного мха. Она стояла на коленях, намочив платье, и колени ее выдавливали из этого мха темную жижу. Но не замечала ничего Глаша. Торопилась больно. Ловкие пальцы щипали ягоды и те, словно крупные, бордово-алые бусины, падали в берестяной туесок. Почти полон уж он был; Глаша, испуганно озираясь по сторонам, старалась скорее закончить дело.
Ох, говорили бабы в деревне: не ходи на Чертово болото! Не ходи! А она, дуреха, не слушала. Теперь вот, душа не на месте от страха, и сердце в пятки уходит от каждого шороха. Глаша, может, и послушала бы соседок, да сынок ее, Васятка, уж больно клюквенного киселя просил. Захворал он, родимый, а сердце матери разве выдержит, коли больной ребенок чего попросит? Собралась Глаша уж пополудни на Чертово болото. Некому больше идти было. Мужики в полях все, на работах, дети малые дома, а кто постарше, и те делом заняты. Все к делу приучены были в семье у Глаши.
Идти до Чертова болота было несколько верст по лесу, да вот беда – дорога туда никакая не вела, сквозь заросли пришлось пробираться. Начиналась осень, лес уже отсырел после частых дождей и идти было непросто. Пока шла, Глаша все думала про те жуткие истории, что рассказывали бабы на селе. Мол, Чертово болото – место гиблое, пойдешь туда за клюквой – пропадешь ни за что. Говорили, живет там коварный болотник – злой дух, нечисть лесная, хозяин болота. Живет уже много лет и никого к себе не пускает, а коли забредет кто его лесные дары воровать, ягоды обирать да грибы искать, того накажет он страшно. Глаша знала те истории – сама ими детей пугала. Но кто ж скажет наверняка, правда то или вымысел? А вот то, что клюква на Чертовом болоте самая крупная, и ее много, это она точно знала. Пару раз выбиралась она с мужем своим, Семеном, туда на промысел. Но то с мужем! И ходили они по утрам, в ясные погожие дни. Сегодня же Глаша, пока шла, уже намокла от моросящего дождя.
«Васятка, Васятка мой! — думала она, — как мамке твоей страшно! Скорей бы домой!» и Глаша сжала на груди, под одеждой, деревянный крестик, что дал ей сын перед уходом. «Надену его, — решила она, — авось и поможет».
Собрав полный туесок отборной, красивой клюквы, Глаша поспешила обратно. Пробираясь по болотному ковру, усеянному клюквой, она краем глаза заметила какое-то движение слева. Словно что-то прошмыгнуло, проскользнуло мимо. Глашу бросило в дрожь, она резко обернулась и увидела в пяти шагах от себя огромную черную гадюку. Таких змей она еще не видела. От неожиданности Глаша закричала, и попятилась назад, хоть и знала, что резких движений змеи не любят. Но хуже всего было то, что змея не уползла прочь. Она застыла на месте, а затем случилось нечто ужасающее. Гадюка встала в стойку, и медленно развернула в сторону Глаши свою голову. Были видны ее поблескивающие глаза и раздвоенный черный язык, который трепетал у нее во рту. Глаша почувствовала, как ноги ее приросли к болотному мху, а тело немеет от ужаса. Она дернулась было в сторону, но гадюка отслеживала каждое ее движение и начала ползти навстречу. От страха Глаша совершила глупость: она зачерпнула горсть ягод из своего туеска и бросила прямо в змею, хотя ягоды никак не могли защитить ее от надвигающейся опасности. Это разозлило гадюку. Глаша заверещала как безумная и бросилась наутек. Не успев пробежать и десяти шагов, она запнулась о лежащее поваленное дерево и растянулась на мягком мху. «Мамочки… спасите… спасите!» — шептала она, пытаясь подняться. Едва она поднялась, как ощутила резкую боль ниже колена в левой ноге. Глаша подпрыгнула и закричала: она поняла, что змея укусила ее. В ужасе схватив туесок, половина ягод из которого уже высыпалась, она, ковыляя, понеслась прочь, в деревню, к местной лекарке Агафье. «Только б успеть! Только б успеть! Пока яд по телу не разошелся!». Глаша знала, что Агафья лечит змеиные укусы и людей на ноги ставит, только вовремя прибегать надо за помощью. Вряд ли змея преследовала ее. Но ноги не слушались Глашу, и, что самое ужасное, укушенная нога начала неметь и отниматься. Немного оставалось до края болота. Вязкий мох утягивал, засасывал, лишая сил. Небо потемнело; начался мелкий дождь. Глаша снова запнулась о корягу и повалилась наземь. Заревела несчастная.
Между тем, черные тучи стали странным образом сгущаться над болотом. Черничного цвета небо клубилось, по нему прокатывался протяжный гром. Глаша задрожала от страха. «Господи! Да что ж это такое делается? — причитала она, — да что ж это за место поганое, проклятое?! Живой ли отсюда я выберусь?»
Укушенную ногу Глаша почти не чувствовала. Голова у нее закружилась, разум помутился. Она лежала на краю болота, не в силах подняться. А почва под ней встрепенулась и задрожала. В середине болота, где была самая страшная топь, забурлило, заколыхалось и оттуда, из глубины трясины, начало вылезать что-то жуткое, похожее на большую жабу. Глаша, едва живая от страха, мигом вспомнила старые сказки и суеверия про болотника, лесную нечисть. Сквозь слезы и пелену ужаса она видела, как это нечто поползло, влача свое туловище по земле, а цепкие передние конечности, похожие на человеческие руки, двигаются к ней. Зажмурив глаза, Глаша нащупала под рубахой деревянный крестик, что дал ей сын. Вытащив его наружу, она заверещала, что было мочи:
— Прочь! Изыди! Прочь иди!!! Нечисть поганая!
И тут же услыхала крик своего мужа, который звал ее. Пришел искать на болото. Отступила тьма, померкла. Рассосались вокруг Глаши сгустки непонятного тумана. Болотник тоже пропал, отступив назад, и плюхнулся обратно в трясину, которая проглотила его с бульканьем и чавканьем. Ни жива ни мертва, лежала Глаша и только шептала слова молитвы. Слава Богу, Семен нашел ее! Теперь скорее бы до деревни добраться… и прямиком к Агафье, ногу лечить. Только бы успеть… только бы успеть…
Авось, не сгинет она в этом гиблом месте. А ведь могла бы. Если б не оберег, Васяткин крестик. И не Господь Бог.
