Поезд тронулся. За окном медленно проплывали редкие провожающие, здание вокзала, ларьки… Кирилл смотрел в окно на исчезающий в сгущавшихся сумерках город.
Дверь с шумом отъехала в сторону, и в купе вошёл мужчина в шляпе и с небольшой дорожной сумкой.
— Здравствуйте, молодой человек. Я ваш сосед на время пути. Вы едете до конечной станции? А мне через два часа выходить, — сообщил он, поставил сумку на полку и сел рядом.
Снял шляпу и положил на сумку. Пригладил ладонью редкие короткие волосы и внимательно посмотрел на Кирилла.
Тот окинул мужчину быстрым равнодушным взглядом и снова отвернулся к окну, за которым уже мелькали едва различимые в темноте постройки и деревья. Глаза устали, но спать не хотелось. Ехать шесть часов. Есть время подумать, как исправить ситуацию, в которую попал, как всё объяснить Миле. Он не ожидал, что она возьмёт и приедет так неожиданно и некстати.
Кирилл отвернулся от окна, сел удобнее на полке, прижавшись спиной к стенке купе. Прикрыл глаза, делая вид, что дремлет, на случай, если попутчик вновь вздумает заговорить. А что он любит поболтать стало ясно, как только тот вошёл в купе.
— Молодой человек, у вас неприятности? У вас вид побитой собаки. – Сосед по купе всё же отвлёк Кирилла от размышлений.
— Что? – переспросил он, не открывая глаз.
— Я говорю, что уже ночь за окном, а вы плохо притворяетесь.
Кирилл открыл глаза.
— Не хочу показаться невежливым, но вам какое дело? – довольно грубо спросил он.
— Вы правы. Никакого. Но, знаете, я прожил на этом свете вдвое дольше вас и знаю, что когда вслух рассказываешь о своей проблеме, то ситуация выглядит совсем по-другому, более комично, что ли. И решение приходит неожиданным образом. А случайному попутчику легко рассказывать, потому что мы вряд ли ещё встретимся. Но я не настаиваю. Простите, если помешал. – Мужчина замолчал, глядя на Кирилла спокойно и без обиды.
— Наверное, вы правы. — Кирилл бросил взгляд в непроглядную темноту за окном. – Да нечего рассказывать. Впрочем …. – Он помолчала, приравниваясь к ритмичному стуку колёс на стыках.
— Мы поссорились с девушкой. Она такая милая. И зовут её Мила, Людмила. На улице не пройдёт мимо бродячих кошек и собак, обязательно накормит, если что-то есть в сумке. Она искренняя и чистая. Ей всего восемнадцать. Она пришла ко мне и как Татьяна Ларина сказала о своей любви. А я… В общем, я сбежал. — Кирилл замолчал.
— Мы раньше с родителями жили в этом городе, – продолжил он. – Отца направили возглавить дочернее предприятие завода. Дом, в котором нам должны были дать квартиру, не достроили, и мы несколько месяцев жили у бабушки в коммунальной квартире. Огромные комнаты, высокие потолки, широкие лестницы. Наверное, администрация забыла про этот дом в центре города и не расселила коммуналки.
Родители целыми днями работали. Мама врач, даже по ночам дежурила. Мной занималась бабушка. А она любила после обеда спать.
Я, предоставленный на некоторое время сам себе, любил играть в шпионов, прячась в узком и длинном коридоре, заставленном коробками со старыми вещами, вёдрами и тазами. Даже чей-то велосипед стоял. Чтобы включить в коридоре свет, нужно было пройти его весь до входной двери. Свет проникал в коридор только из маленького кухонного окошка через стеклянную дверь.
Стояло невыносимо жаркое лето. Бабушка уснула, а я вышел в таинственный полумрак коридора и сразу заметил приоткрытую дверь в соседнюю комнату. Здесь действительно было прохладнее, чем в комнате, тянуло сквозняком.
Я на цыпочках подкрался и заглянул в приоткрытую дверь. Увидел, как ветерок слегка колышет узорчатую занавеску, от которой на полу двигались причудливые тени. На мне были надеты футболка, шорты и носочки с голубой полосочкой. Тапки я не надел, чтобы не топать. Ведь я собирался играть в шпионов.
В соседней комнате жила девушка с мамой. Тогда она казалась мне взрослой и ослепительно красивой. Невысокая, фигуристая, с копной кудрявых каштановых волос на голове. Когда никого не было дома, она ходила по квартире в одной шёлковой сорочке на тонких бретельках, которые часто сползали с округлых плеч. А походка… Я забывал дышать, когда видел, как при ходьбе под шёлковой тканью покачивались её бёдра. Мама ходила совсем не так.
Стою я, значит, в носочках и шортах, смотрю в шёлку двери на игру теней на полу, и слышу голос Валентины: «Заходи». Я вздрогнул, но дверь открыл пошире, вошёл. Я был в этой комнате раньше, но сейчас она показалась мне огромной и солнечной. Я даже зажмурился от света.
А Валя лежала на диване, скрестив босые ноги. На её груди лежала раскрытая книга. Шёлковая сорочка едва прикрывала трусы. Я глаза отвёл в сторону, но время от времени поглядывал на её ноги. Валентина, конечно, заметила, хитро ухмыльнулась.
— Подойди, сядь рядом. – Валя похлопала ладошкой по дивану рядом с собой.
Я подошёл и присел на самый краешек. Так стало лучше, потому что ноги оказались за моей спиной, и я их не видел. Сижу, комнату разглядываю.
— Нравится? Ты в каком классе учишься? – спрашивает она.
Я кивнул и сказал, что перешёл во второй класс. Мы разговаривали о всякой ерунде. Говорила в основном она, а я кивал или угукал. Наверное, ей тоже было скучно, поэтому она позвала меня в комнату.
— Хочешь, ложись рядом со мной, – вдруг сказала она и подвинулась к спинке дивана, освобождая для меня место. Я прикинул, что если лягу, то мы тесно прижмёмся друг к другу. А разве так можно? Это же не мама и не бабушка, а чужая женщина. Я считал себя достаточно взрослым, чтобы понять, что этого нельзя делать.
— Ложись, сладенький, — повторила она и потянула меня к себе за руку.
А рука нежная и горячая. Меня словно током ударило, затрясло. Я вскочил и пулей выбежал из комнаты. А вслед за мной летел её задиристый смех. Наверное, это была первая моя любовь. Я заливался краской всякий раз, когда сталкивался с Валей в коридоре. Я не запомнил её лица, потому что мы вскоре получили квартиру и переехали, но запомнил, что чувствовал тогда.
Я учился в старших классах, когда тяжело заболела бабушка по маминой линии, и мы переехали жить в другой город, чтобы мама могла ухаживать за ней. Бабушка из коммунальной квартиры умерла полгода назад. Комнату она завещала мне. Вот сюда я и сбежал, чтобы вступить в права собственности и оформить документы. Я думал, что в соседней комнате уже никто не живёт, потому что не заметил никаких признаков жильцов.
Два дня я ходил по конторам, сидел в очередях. Домой приходил только спать. Даже не готовил себе, ел в кафе. Однажды вечером я скинул с себя влажную от пота одежду, да так голым и пошёл в ванную.
Воду горячую отключили, но я всё равно встал под ледяной душ. Хорошо, что выходя из ванной, обернул вокруг бёдер полотенце, потому что в коридоре перед дверью меня ждала она, Валя. Мне показалось, что она совсем не изменилась, правда я смутно её помнил. В полутьме коридора её белая кожа мерцала. Она, как и раньше, была в шёлковой сорочке на тонких бретельках, но более длинной, до колен.
— Вы новый сосед? – спросила она, ничуть не смущаясь своего, прямо скажем, откровенного наряда.
Я промямлил, что жил здесь раньше, у бабушки.
— Каким красавчиком ты вырос, — выдохнула она, глядя на меня с жадностью вампира, только не облизывалась.
Я постарался вжаться в стену, задел велосипед и его колёса заскользили мне под ноги. Одной рукой я удерживал от падения велосипед, а другой придерживал полотенце на себе. Я чувствовал на груди дыхание Валентины. Кожа покрылась мурашками. В темноте возраст женщины трудно угадать. Наверное, ей около сорока.
Стою и не знаю, что делать. Стоит двинуться с места, сзади с грохотом рухнет велосипед. Но в одном полотенце неприлично стоять пред женщиной, тоже несильно одетой. Чувствую, что реакция моя на её близость выходит из-под контроля и становится совсем не детской. Мне показалось на мгновение, что я снова подглядываю в дверь, стоя в белых носочках с голубой полосочкой.
Я уже хотел попросить её дать мне пройти в комнату, как резкий дребезжащий звонок раздался над самой головой. Валентина глянула разочарованно и пошла открывать входную дверь, а я пристроил велосипед к стене и метнулся к себе.
В этот момент дверь открылась, и на меня глянули огромные от шока глаза Милы. Моей Милы. Ещё бы. На мне из одежды было только полотенце, а дверь открыла Валентина, тоже в откровенном наряде. Я не успел осознать происходящего, как Мила развернулась и бросилась к лестнице. Дробь её торопливых каблучков отдавала автоматной очередью в моём сердце. Наверное, у меня был нелепый вид, потому что Валентина рассмеялась. Я бросился в комнату, быстро оделся и выскочил из квартиры. Не в полотенце же догонять сбежавшую гостью. До вокзала доехал, но Милу не нашёл. Телефон она отключила.
— Да уж, молодой человек, ситуация. Думаю, если Мила вас любит, то всё поймёт и успокоится.
— Мне стыдно, что я испытывал в коридоре к Валентине. Это почти измена. – Кирилл с шумом втянул в себя воздух.
— А Милу вы любите?
– Да. Не знаю. Я к ней не испытывал никогда того, что к соседке Валентине, даже в свои семь с половиной лет. – Кирилл пожал плечами.
— Мужчина не всегда может контролировать свои чувства. Действия – да, а чувства нам неподвластны.
— От этого не легче. Как всё объяснить, как в глаза ей смотреть? – Кирилл вздохнул.
— Честно и нежно, — посоветовал попутчик.
— Попробую. – Кирилл впервые улыбнулся за время своего рассказа.
— У вас появилась уверенность во взгляде. – Попутчик тоже улыбнулся.
В дверь купе заглянула проводница и напомнила, что поезд подходит к станции.
— Как незаметно пролетели два часа. Благодарю за ваш искренний рассказ. – Попутчик Кирилла надел шляпу, взял с полки свою сумку. – Удачи вам, молодой человек. Вы ещё успеете вздремнуть. Всё будет хорошо. Поверьте.
Поезд остановился, и Кирилл в окно видел, как его попутчик идёт по пустой платформе к зданию вокзала. Он не успел зайти в него, как поезд качнулся и тронулся с места, набирая скорость. За окном замелькали, исчезая, огни вокзала и города вдали.
Кирилл лёг на полку, закинул руки за голову.
«Не догадался спросить, как его зовут. Впрочем, зачем? – запоздало подумал он. — Мила. Милая моя Мила. Почему ты не сообщила, что приедешь? Зачем ты приезжала? Почему сбежала? У тебя есть только два выхода: поверить мне или не поверить. Тогда, скорее всего, мы расстанемся. Нет, я знаю, ты поверишь, потому что любишь. А я?»
Кирилл закрыл глаза, размышляя, любит ли он Милу, и незаметно уснул. Ему приснилась Мила в полутёмном коридоре. Из одежды на ней было только махровое полотенце…
«Я буду любить тебя всё лето», — это звучит куда убедительней, чем «всю жизнь» и — главное — куда дольше!»
Марина Цветаева
