Неизвестно откуда он взялся на нашей улице. Однажды появился возле подъезда, взобрался на лавочку и задремал. Если кто-то, сжалившись, звал бедолагу поесть, тот соглашался, бежал на зов, но если были бездомыши-котята, претендующие на ту же плошку с едой — всегда уступал — им нужнее, они же малыши ещё, то есть кошачьи, но дети.
Наша соседка, тётя Шура — женщина прижимистая и привыкшая экономить на всём, и на себе тоже, тем не менее обратила внимание на старенького маленького котика с грязной бело-чёрной шёрсткой. Стала подкармливать его. Потом и вовсе домой взяла. Правда, выпускала днём гулять.
Дома, на стареньком креслице, постелила ему тряпочку — определила, значит, «место». Кот по-стариковски дремал на креслице, нужду справлять выходил на улицу. Так они и жили.
Однажды у кота заболел зуб, которых, честно сказать, и оставалось-то у него не так много. Огромный флюс раздул челюсть. Вася перестал есть. Тётя Шура вырвала ему больной зуб, обработала ранку. Вскоре Василий поправился.
А как-то зимним вечером, когда, спустившаяся на посёлок, темнота велела зажигать огни на улице, Василий ушёл из дому. Тётя Шура вышла проводить питомца до ветру, да так и обмерла. Провожая взглядом Василия, она вдруг увидела, что уже не её старый котишко идёт по бровке возле дома к подвалу, а маленький-маленький мужичок. А потом вдруг — раз, и исчез с глаз долой!
Постояла соседка, подождала, покискала, да так и не дождалась Ваську обратно. Потом долго рассуждала: «Видно, умирать Вася ушёл. Может, то смерть за котом приходила… А, может, и не кот то был, а домовой… Ведь не было отродясь у нас в округе никаких маленьких мужичков».
