Люба обожала свою бабушку. Евгения Львовна была настоящим кладезем полезной информации, которую Люба впитывала как губка.
Бабушка уже была старенькой, но, тем не менее, сохранила бодрость духа и неиссякаемый оптимизм. Женщина пережила блокаду Ленинграда, тогда еще будучи семилетней девочкой, видела не одну смерть, потеряла многих родственников, была разлучена с подругами и сестрами, но осталась сильной духом и уверенной в том, что все в жизни происходит не просто так.
— Любочка, милая, ты не думай о том, что это судьба с тобой злые шутки играет, — говорила Евгения Львовна, — на самом деле, все, что с нами происходит, происходит не просто так и происходит всегда в нужное время.
Люба слушала бабушку, и от слов Евгении Львовны становилось легче. Уж, если бабушка, пережившая столько всего за свои восемьдесят с лишним лет, говорит о том, что все в жизни своевременно и вполне заслуженно, значит так и есть.
Когда Люба узнала о своей беременности, первым человеком, которому она сообщила новость, была именно бабушка. Девушка до последнего сомневалась в том, стоит ли вообще кому-то говорить о своем положении, но потом подумала про бабушку и тут же решила, что не говорить Евгении Львовне будет чем-то вроде предательства.
По дороге к бабушке Люба заехала в магазин и купила фрукты, крупы и молочные продукты. Евгения Львовна обожала йогурты в стаканчиках, поэтому Люба взяла сразу четыре упаковки таких йогуртов, благо, что хранились они долго и стоили не очень дорого.
Бабушка открыла Любе дверь сама. Она не любила, когда внучка открывала дверь в ее квартиру своим ключом, считая, что это проявление не гостеприимства с ее стороны.
— Я еще не совсем лежачая, чтобы меня вот так просто можно было пугать своими резкими приходами. Позвонишь в дверь, а я открою. В моем возрасте полезно много двигаться. В магазин вы мне запретили ходить, в аптеку тоже, только и хожу по своей квартире, а из-за вас хожу очень мало.
Люба с улыбкой смотрела на бабушку, считая ее самой мудрой и доброй женщиной на свете. Еще Люба считала, что Евгения Львовна очень понимающий и здравомыслящий человек даже несмотря на свой весьма преклонный возраст.
— Бабуля, мне нужен твой совет, — сказала Люба в тот день, раскладывая продукты по полочкам в холодильнике. Попутно девушка выбрасывала в мусорное ведро недоеденную сметану, хотя бабушка ругала ее за это, обещаясь приготовить блинчики, засохший кусочек хлеба, который Евгения Львовна собиралась превратить в сухарики, заплесневелый сыр, который старушка собиралась потереть и накрыть им запекающуюся курицу. Не привыкла уже далеко немолодая женщина выбрасывать продукты, так повелось еще со времен блокады, когда на счету была каждая крошка хлеба.
— Не могу я смотреть на то, как ты продукты в мусор выбрасываешь!
— Ба, у нас нет дефицита, в магазинах полно продуктов. А то, так нынешние сыр, сметана и хлеб производятся, говорит только о том, чтобы побыстрее их выкинуть, как только появится плесень или неприятный запах. Не сравнивай советские продукты с современными и не жалей о том, что я их выкидываю. Тем более, что блинчики ты сто лет не жарила, сухари тебе не по зубам, а курицу ты не запекаешь.
Евгения Львовна подавленно вздохнула, мысленно соглашаясь с внучкой, но все равно с недовольством наблюдая за летящими в мусорное ведро продуктами.
— Что ты хотела мне сказать и совета о чем попросить?
Люба присела рядом с бабушкой, посмотрела в ее морщинистое лицо с трясущимся подбородком, с нежностью погладила старческую сухонькую руку.
— Бабуля, я беременна.
Бабушка улыбнулась и ответным жестом погладила руку внучки:
— Милая моя, это же замечательно!
Люба грустно улыбнулась:
— Было бы замечательно, если бы не одно «но».
— И что же это за препятствие такое?
— Беременна я от женатого мужчины. А он разводиться не собирается, да и ребенку точно рад не будет.
Бабушка внимательно смотрела на Любу, гладила ее по руке, а ее губы шевелились так, как будто Евгения Львовна сказала вслух уже тысячу фраз, тогда как на самом деле она не произнесла ни слова.
— Ты встречаешься с женатым мужчиной? Давно?
Люба кивнула. С Тимофеем она познакомилась на работе. Мужчин в их коллективе не было, а Тимофей приезжал в офис, где работала Люба, чинить кондиционеры. Он был техником, очень рукастым и говорливым, сразу же привлек к себе внимание Любы, а она не сразу поняла, что влюбилась.
Пару раз они сходили на свидание, причем Тимофей совершенно не скрывал от Любы того, что был женат. Как ему показалось, девушку это обстоятельство не смутило, слишком уж сильно изголодалась Люба по мужскому вниманию и ласке.
Они начали встречаться, встречи происходили в квартире Любы, куда Тимофей приезжал как к себе домой. Починил у Любы дома всю мебель, текший кран, поменял смеситель на кухне и даже смог настроить давно сломанный радиоприемник, без дела стоявший на холодильнике в кухне. В общем, был почти что хозяином в доме, в котором своего собственного хозяина и не было никогда.
Люба расслабилась и даже влюбилась. Может быть, была это вовсе и не любовь, а просто привязанность, но тем не менее, девушка уже не могла себе представить ни одного буднего вечера, проведенного без Тимофея. В выходные он проводил время с семьей, и Люба на это время не покушалась, как, впрочем, и на самого Тимофея, который был женат и однозначно об этом говорил, ничего не приукрашивая и не скрывая.
О своей беременности Люба не подозревала достаточно долгое время. Цикл у нее был беспорядочный, точных сроков его начала и окончания она не знала никогда, а тут месячных не было почти месяц. Люба забеспокоилась и побежала к врачу, подозревая какую-нибудь страшную болезнь.
— Беременность – это не болезнь, — с улыбкой ответила ей гинеколог, — а вы очень странная, раз решили, что больны. У вас самое обычное состояние для каждой женщины, у которой есть постоянный мужчина и регулярная половая жизнь.
Люба кивнула, только вот про себя подумала о том, что мужчина, хоть и постоянный, но все же чужой, а беременность, хоть и вполне обычное состояние, но в ее положении ни к чему. Рожать Люба не хотела, потому что боялась оказаться без денег, а ведь для ребенка столько всего надо! А еще, что скажут родители, узнав о том, что их дочь нагуляла ребенка непонятно от кого? По головке уж точно не погладят, а они по сей день помогали дочери финансово, потому что на зарплату работника обычного бюджетного учреждения уж точно не разгуляешься.
— Бабушка, уже неважно, давно ли я встречаюсь с ним или не очень, — ответила Люба, — важно то, что он женат и то, что я беременна от него.
Евгения Львовна еще раз задумалась, а потом крепче сжала руки внучки:
— Что ты хочешь делать с этим всем, Любушка? Какое решение ты сама приняла?
Люба тяжело вздохнула:
— Бабуль, я не могу родить сейчас. В том положении, в котором я нахожусь, совсем не до появления ребенка.
— А в каком положении ты находишься? – уточнила бабушка. – Ты что, голодаешь? У тебя дома нет? Может быть, по состоянию здоровья тебе нельзя родить?
Люба вздрогнула. Каждый вопрос бабушки был словно нож в сердце. Не было причин у Любы не рожать, но, тем не менее, свои доводы она озвучила:
— Ба, ты в крайности не бросайся. Мне есть, где жить, есть, что есть, и со здоровьем пока все в порядке. Просто… Зачем этот ребенок? Зачем рожать, если мужчине он не нужен?
— А тебе? Тебе он нужен?
Люба почувствовала, как затряслись руки. Она осторожно достала свои руки из рук бабушки, потом отвернула лицо в сторону. Было стыдно признаться в том, что ребенок ей не нужен. В том положении, в котором она была, ребенок казался ей лишним. Но он же ведь был живым! Срок подходил к десяти неделям, а Люба читала, что на этом сроке у будущего малыша уже развиты конечности, рот и глаза. То есть, это целый будущий человек, которого Люба хочет лишить возможности увидеть мир.
— Мне? Бабуль, это очень сложный вопрос. Мне будет нелегко.
Бабушка улыбнулась, и Любе почему-то стало стыдно за свои слова.
— Милая моя! – проговорила Евгения Львовна. – Знаешь ли ты, что такое «нелегко»? Моя мать родила мою сестру в блокаду. Ты же читала о том, как тогда жили? Не было ни еды, ни тепла, ни возможности попасть к врачу. Мы жили как живые трупы, но жили! И моя мать несмотря на все сложности, родила мою сестру прямо дома. Благо, что у нас соседка была акушеркой, она роды принимала. Под грохот бомб, без воды из крана, без лекарств, без подгузников и прочих достоинств современной жизни. Мать рожала, зная, что муж на фронте, что он может не вернуться. Потому что не могла иначе.
Люба помолчала, а потом осторожно спросила:
— Может быть, она рожала, потому что негде было прервать эту беременность?
Бабушка Женя снова взяла руки внучки в свои, потом прижала их к губам, а у самой в глазах блеснули слезы.
— Я не знаю, но думаю, что женщины во все времена знали о том, как прервать беременность без участия врачей. Есть много народных способов, просто мать не прибегала к ним. Она изначально собиралась рожать, потому что хотела подарить жизнь этому ребенку.
Люба покачала головой:
— Ее поступок пахнет эгоизмом. Разве можно было рожать ребенка, обрекая его на тяготы той жизни?
Евгения Львовна снова улыбнулась:
— Милая моя! Если бы не было моей сестры, вряд ли бы я могла считать бы себя счастливым человеком. Рождение ребенка в тот сложный период было настоящим чудом, настоящей радостью посреди всего этого кошмара. Но все когда-нибудь начинается и заканчивается. Блокада закончилась, отец вернулся с фронта, пусть и раненый, и измученный болезнями. Настя, моя сестра, была настоящей отдушиной для него. И для тебя твой ребенок станет отдушиной. Ты можешь дать ему самое главное – свою любовь. И не говори про эгоизм своей прабабушки, эгоизм это то, что заставляет тебя думать об прерывании этого чуда. Даже, если твой мужчина не захочет от тебя ребенка, это не значит, что его не должна хотеть ты.
Люба вдруг заплакала. Было ли это последствием рассказа бабушки, гормонального всплеска или просто слезы накопились, девушка не знала. Она представила себе, каково было рожать в сороковые годы, когда в доме не было еды, а люди жили впроголодь, но при этом сохраняли стойкость духа и желание жить. Не просто жить, а еще и дарить жизнь.
— Я все поняла, — сказала Люба бабушке, промокая лицо салфеткой, — я не буду думать об этом. Я буду матерью, потому что так должно быть, потому что все происходит в свое, нужное время. Ты ведь так всегда говоришь?
Бабушка кивнула, а потом обняла Любу:
— Обязательно скажи о своем положении своему мужчине. И пусть он не будет рад, все равно рано или поздно он поймет, что рожденный ребенок – это и есть самое большое счастье в его жизни.
— Он не захочет ребенка, я точно знаю, — ответила Люба, а сама уже решила, что в этот же вечер поговорит с Тимофеем.
Догадка Любы сбылась, Тимофей и вправду был недоволен тем, что его девушка находилась в положении вопреки его желанию. Люба сразу поставила мужчину перед фактом того, что делать аbоrт не будет, а от него ей ничего не нужно. Он ушел, хлопнув дверью, а через несколько дней позвонил и извинился.
— Я буду помогать, — сказал он, — я тебя люблю, ценю и уважаю, поэтому буду рядом, хотя бы финансово.
— Спасибо, — ответила Люба сквозь слезы. Она вспомнила слова бабушки, и ей стало гораздо легче. Права была Евгения Львовна в том, что все происходит в свое время, то время, которое порой кажется неверным, но в итоге так и остается единственно правильным.
Автор: Анфиса В.
