Сына можно было спасти. Инга верила. Она сама добилась, чтобы его перевели именно в эту 6oльницу и именно к этому вpaчу. А вpaч сказал, глядя куда-то в сторону:
-Вы молодая, родите еще ребенка.
Инга старалась держать себя в руках, но получалось плoxo.
-У меня есть еще ребенок. Девочка, — зачем-то добавила она. — Не надо мне говорить, что делать. Спасите Артура, я знаю, что вы можете!
На самом деле, когда она его увидела, стpaшно разочаровалась. Наслушавшись хвалебных отзывов, Инга представляла себе солидного взрослого мyжчину с мудрым взглядом. Евгений Игоревич выглядел на двадцать с небольшим, носил старомодные очки и совсем не походил на вpaча, который способен на чудеса. Но ей же говорили, что он может все, и не верить в это Инга не могла.
Дочери было шесть лет. Ее пришлось оставить с сестрой, потому что муж имел обыкновение сидеть всю ночь за компьютером, где вроде как в какой-то игре получал деньги, а потом спал до обеда, так что его даже из пушки не разбудишь. Юлю нужно было водить в сад, кормить. Муж не был на это способен.
Сестра была старше Инги на семь лет. Типичная старая дева, она разводила персидских кошек и работала в районной библиотеке. Инга не спрашивала, хочет ли Наташа сидеть с Юлечкой, она просто привезла ей дочь и сообщила: поживёт пока у тебя.
Каждый день Наташа отзванивалась и докладывала, как Юля поела, какие задания дали в садике на подготовке к школе и как она их выполнила. Инга слушала вполуха, обычная жизнь казалась ей такой далёкой теперь. С тех пор как сын влетел на всей скорости в дерево, катаясь на самокате, жизнь Инги резко изменилась. И она не понимала, как муж, сестра и даже шестилетняя дочь Юля продолжают жить, как ни в чем не бывало, словно что-то теперь имело значение, кроме спасения Артура. Он впал в кому, и не выходил из нее уже шесть месяцев. Евгений Игоревич был ее последней надеждой.
-И где она сейчас? — спросил он все тем же сочувственным тоном.
-Дома. Где ей еще быть.
Больше он ничего не сказал. Но Инга словно слышала его осуждающий голос, которым он обвинял ее с том, что Инга бросила дочь. На самом деле это сказала Наташа, когда Инга не приехала на день рождения Юли.
-Она весь день ждала. Торт никому не разрешала есть, говорила, что мама скоро придет. Ты хоть бы подарок ей прислала! Я купила ей куклу, сказала, что это от тебя, но, кажется, она не поверила.
Ничего, Юля вырастет и все поймет. Она сама души не чаяла в брате и каждый день спрашивала, где он.
С того дня Евгений Игоревич несколько изменился. Если раньше он отмахивался от распечаток Инги, которые она пыталась ему показать: каждый вечер, возвращаясь в комнатушку, которую сняла недалеко от больницы, она штудировала медицинские форумы и статьи, в том числе и иностранные, пригодился английский язык, которым мать пичкала ее с детства.
В обед он звал ее с собой, выйти во двор больницы и присесть под жидкими кронами весенних деревьев, доставал из ланчбокса бутерброд и брал у Инги распечатки. Поедая бутерброд, он проглядывал их, большую часть сразу отметал, некоторые забирал с собой, обещал поизучать. Потом они просто говорили — о погоде, политике, делились воспоминаниями детства. Он был умным, этот щуплый доктор в старомодных очках. Когда он их снимал, чтобы протереть, становился похожим на мальчишку.
Инга не сразу поняла, почему так ждет этих тридцати обеденных минут. С собой у нее были только спортивные чёрные штаны и старые джинсы. В секонд-хэнде она купила два платья. Одно светлое, в мелкий цветочек, второе серо-голубое, под цвет глаз. Она думала, что он не заметит, но он заметил. Сказал, что ей очень идет.
В тот день тучи с утра заволокли небо, и Инга боялась, что их обед перенесётся в больничную столовую, где он будет чужим и отстраненным. Но дождь так и не пошел, и они по привычке пошли на дальнюю лавочку. Инга говорила, что ей показалось, будто Артур сегодня слышал ее, будто рука его дрогнула, когда она говорила с ним. Инга каждый день говорила с сыном, читала ему его любимого «Гарри Поттера», рассказывала, что происходит в мире. Она читала, что люди в коме все слышат, и верила, что это поможет сыну прийти в себя.
Евгений Игоревич не стал ее разубеждать. Но и особо не разделил ее надежды. Он как раз откусил от своего бутерброда, когда хлынул дождь. Хлынул разом, словно над ними опрокинули огромный чан с водой. Вместо того чтобы броситься бежать в корпус, они в едином порыве бросились друг к другу, впечатавшись тело в тело так, что она почувствовала его сердцебиение. Губы у него оказались неожиданно мягкие. Когда они смогли, наконец, оторваться друг от друга, он вдруг отступил на шаг и опустил голову.
-Я женат, — произнес он.
Инга смотрела на его пальцы, кольца там не было. И бутерброды эти, если бы у него была жена, разве бы он ел бутерброды на обед? Нет, она, конечно, вообще ничего своему мужу не готовила, но он этого и не заслуживал.
-Я тоже, — зачем-то брякнула она.
Вода струями стекала по ее лицу, платье в цветочек облепило фигуру. Инга почувствовала, как горит ее лицо. Ничего больше не говоря, она развернулась и пошла к корпусу.
Казалось, что все на нее смотрят, знают, что она только что совершила грех, который не может не повлиять на выздоровление Артура. Инга шла по коридорам, а вода капала на стерильный больничный пол, хлюпала под ногами.
В отделении, где лежал сын, царила суматоха. Инга сначала не обращала внимания, потом услышала: «Мальчик из девятой очнулся! Мальчик из девятой!».
Она побежала по коридору, чувствуя сердце в районе горла, по щекам текли не то слёзы, не то дождь все еще никак не мог ее покинуть. Инга подумала, что ее должны были наказать за то, что произошло на лавочке, но получалось, что наоборот.
Только подбегая к палате, она поняла, что Артур лежит не в девятой, а в десятой палате. Она опустилась на пол и завыла. Медсестра по имени Полина помогла ей встать, отвела под лестницу, где они обычно курили. Она ничего не спрашивала. А Инга ничего не говорила.
Почему она решила поехать домой, Инга и сама не могла сказать. Просто почувствовала потребность увидеть дочь, мужа, поспать в удобной кровати, а не на продавленном диванчике в комнате, пропахшей плесенью и мышами. Предупреждать она никого не стала, просто села на поезд и поехала.
Сначала зашла к сестре. Дома никого не оказалось. Была суббота, сад не работал, видимо, домой она Юльку отвела. Жили они рядом, так что Инга закинула сумку на плечо и пошла.
Дверь открыл муж. Вопреки обыкновению, побритый, какая-то модная стрижка, какой он в жизни не носил. На Ингу он смотрел удивленно, словно в квартире материализовалась, например, русалка.
-Что с Артуром? — спросил он осторожно.
-Все то же.
-Почему тогда приехала?
Он не выглядел осчастливленным ее неожиданным приездом. Скорее был растерян. Ситуацию спасла Юлька — она выбежала в коридор, бросилась Инге на шею.
-Мама приехала! — закричала она, прижимаясь к щеке Инги своей мягкой детской щекой.
Юлька потащила Ингу в комнату, принялась показывать новые краски, грамоту за участие в конкурсе, огромного пупса, похожего на настоящего ребёнка.
-Это Наташа купила.
-Тетя Наташа, — поправила ее Инга.
Они пошли пить чай на кухню. Пахло неожиданно вкусно — теплым яблочным пирогом с корицей, свежесваренным кофе.
-Ты готовить, что ли, научился?
Муж не ответил.
Говорила в основном Юлька, болтала без остановки. Инга отметила, что речь дочери стала чище.
-Наташа меня к логопеду водит.
Странно, сестра ничего не говорила про логопеда.
Послышался щелчок замка.
-Наташа пришла! — закричала Юля и побежала встречать.
Сестра словно помолодела. Новая прическа, что ли? И вроде поправилась, похорошела, а то все ходила как сушёная вобла.
Лицо у Наташи было испуганное. Инга отметила, что ключи у Наташи свои, что плащ повесила привычным движением, что на вешалке висит ее платок.
Внезапно Инга все поняла. И почему муж смущен, и откуда это «Наташа, Наташа», и новая стрижка, и пирог этот… Виду Инга не подала. Расцеловала сестру, съела пирог, похвалила. Подарила дочери куклу, на три часа закрылась в ванной, а на следующий день поехала обратно.
Евгений Игоревич вошел в палату, когда она рассказывала сыну новости. Рассказывала про тетю Наташу, которая переехала на ее место, про то, что если Артур не очнётся, ей не для чего жить на этом свете. Он положил руку на ее плечо. Инга вздрогнула. Рука сына шевельнулась в ее руке…
