Ему не снились сны. Никогда. Он очень не хотел их видеть. Да и какие тут сны? Как за тобой собаки гонятся, или сидишь под скамейкой, пытаясь спрятаться от дождя…
Он покинул этот мир прямо под утро. Осеннее и уже очень прохладное. К холоду ему было, впрочем, не привыкать. Как и к голоду. Ложась спать в кучу желто-красных осенних листьев, он старался не слушать урчание в животе. Очень хотелось есть.
Но, разве угонишься за этими молодыми котами, молниеносно сметавшими все отходы на мусорке? Все. И ничего не оставалось.
Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. Ему не снились сны. Никогда. Он очень не хотел их видеть. Да и какие тут сны? Как за тобой собаки гонятся, или сидишь под скамейкой, пытаясь спрятаться от дождя. Нет снов, нет воспоминаний. Потому что, и вспомнить нечего.
Вот только, разве… Мама его в детстве облизывала. Пока не попала под машину. Ну, право слово. Что это на него нашло? И большой, худой, рыжий кот, зарывшись в кучу пожухлой листвы, вздохнул и уснул, а под утро…
Умер. Незаметно так. Совершенно незаметно. Как и жил. Незаметно. Ни для кого.
И уже не холодно ему было. И не голодно. Хорошо было. Стало тепло, и все страхи и заботы ушли.
Кот приподнялся над своим телом и увидел. Его. Он сидел совсем рядом на скамейке.
— Ну, что? — спросил Ангел кота. — Пошли, что ли?
Кот оглянулся и, увидев самого себя, лежащим в куче листьев, всё сразу понял.
— Ну и ладно, — сказал он, присаживаясь рядом с Ангелом. — Ну и хорошо. Не будет больше ни холода, ни голода. Ни собак не будет. Ни людей, которые норовят ногой ударить. Их тоже не будет.
— Ну-ка прекрати. Прекрати сейчас же! — сказал Ангел. — Не смей расстраивать меня. Я, итак, со всеми вами седой стал. А мне всего-то тысяча лет. Сказал бы что-нибудь хорошее… Всё-таки, я сам за тобой пришел. Не все этого удостаиваются.
— Да, уж, — заметил кот. — А где ты был, когда мне мужик палкой правую переднюю поломал и я еле выжил?! Где ты был, когда на меня собак натравливали?!! Где, я спрашиваю?!!! Где??? — кричал он.
Громко кричал. Так, как кричат один раз в жизни, вот только…
Только не слышал его никто. Никто, кроме Ангела. Седого от всех этих криков. И крылья его становились всё меньше и меньше, когда он смотрел на плачущего кота. И серыми становились…
Но кот вдруг, внезапно замолк. Как будто, струна на виолончели оборвалась. И наступила тишина.
— Прости, — сказал кот Ангелу. — Чего это я на тебя набросился? Ты один, а нас вон сколько. Под деревьями, кустами и окнами. Под скамейками и на мусорках. Куда же тебе за всеми нами уследить-то?
И он вздохнул, замолчал и подвинулся к Ангелу. А Ангел молчал и смотрел на кота.
— Погладил бы, что ли? — попросил кот. — В последний раз.
— Что ж не погладить, — согласился Ангел. — Погладить, это хорошо.
И стал гладить большого рыжего кота.
— Вон, смотри, — сказал кот. — Смотри, собачку ведут на поводке. Мерзкая собачонка. Брехливая и противная, а как гордо идёт. Ведь любят же такую гадость и гладят, наверное, часто. А ещё кормят, наверное, всякими такими вещами. Ну, ты понимаешь. Такими, которых я не видел никогда.
Кот вздохнул.
— Эх, хоть бы раз попробовать, чем их таким дома кормят. У тебя нет? — спросил он у Ангела и заглянул тому в глаза.
Но Ангел отвернулся. Он плакал и не хотел, чтобы кот увидел его слёзы. Слеза Ангела очень тяжелая. Если она падает на землю, то прожигает её почти до самого центра.
— Нет у меня, — справившись с волнением ответил Ангел, а потом вдруг замолк и, посмотрев на кота, сказал:
— Ты, вот что. Сделай-ка мне такое одолжение. Посиди тут на скамейке. Рядом со своим телом. Подожди меня пару минут. А я принесу тебе что-то вкусное.
— Ой. Правда? — обрадовался кот. — Правда принесёшь, не обманешь? Вот это радость. Хоть после смерти угощусь и порадуюсь.
Ангел после этих слов споткнулся и охнул. Как будто, прострелило его что-то навылет.
— Моё слово крепкое, — сказал он коту. — Если сказал, значит, сделаю. А ты только, пожалуйста, молчи. Не говори больше ничего, а то сил моих нет уже.
— Всё, всё. Молчу, — согласился кот. — Ты иди. А я подожду тебя тут.
И Ангел ушел, а кот…
Вдруг открыл глаза. Как будто и не было ничего. Он оглянулся.
Прямо над ним стояла женщина. В старой, поношенной куртке и больших растоптанных мужских ботинках. Она наклонилась к нему, и кот пугливо вжался в осеннюю мокрую листву.
— Да ты, бедняга, промок весь и дрожишь, — сказала женщина неожиданно мягким голосом.
Она наклонилась ещё ниже и, подхватив кота под мокрый живот, спрятала к себе под куртку, оставив снаружи только мордочку и два уха.
— Я тебя согрею, — сказала она мордочке. — А дома у меня есть крылышки куриные.
— О как, — подумал про себя кот. — Это, наверное, и есть то самое вкусное на свете, чем дома кормят того, кого любят. Вот и мне повезло. А то приснится же такое.
И он начал мурлыкать, согреваясь и тихонько рассказывать женщине, как ему приснилось, будто он умер. А к нему прилетел самый главный Ангел. И что он ему сказал, а Ангел ответил…
Женщина слушала, как у неё на груди рыжий кот тихонько поёт свою песню и улыбалась. Она спешила. Ведь с небес лил осенний, холодный дождь, и так хотелось побыстрее домой.
Она топала большими ботинками по лужам, и брызги разлетались в разные стороны. И ветер гнал листву. Ярко-красную и темно-желтую, серую, мокрую, а на скамейке…
Сидел Ангел.
Он смотрел вслед женщине в старой куртке, спешившей домой и прижимавшей к себе рыжего, мокрого кота.
Ангел уже не был седой. Он был ослепительно белый, а крылья… Они не были больше маленькими и серыми, они…
Они были огромными. Ну, точь-в-точь как у Ангела. И от них струились лучи света.
— Всё, что могу. Всё что, могу, — сказал Ангел им вслед. – Покушай, малыш. Покушай. И погладят тебя. А когда придёт твое время, я буду рядом, и тогда мы поговорим, и ты мне расскажешь, какими вкусными могут быть куриные крылышки. Ведь ничего на свете не может быть вкуснее этих крылышек. Когда тебя любят и гладят.
И исчез. А может, коту эта история приснилась. Не знаю.
Но в одном точно уверен. Ему сейчас хорошо. Его любят и гладят. А что ещё можно желать? Ничего. И мечта его сбылась.
Может, и у других котов сбудется.
Может…
Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
