Даша после окончания института вот уже два года работала в отделении «Скоpoй помощи». Она считала, что в жизни ей не везло. Мать жила в другом городе, и они лишь изредка обменивались письмами и поздравительными открытками. Отца своего девушка никогда не видела, а мать на эту тему говорить не любила: «Я тебе и мать, и отец. Одета, обута, образование получила — чего ты еще от жизни хочешь?»
Спорить Даша с матерью не могла и не хотела — у такой властной и скрытной женщины все равно ничего не узнаешь, если она сама сказать не захочет. Но Даша носила фамилию и отчество отца. И потом она совсем не считала, что в жизни ей больше ничего не надо. У нее были только маленькая квартирка в деревянном двухэтажном доме, который много лет уже был запланирован под снос, дежурства в «Скорой» да головная боль после ночных смен.
В институте было веселее. Студенческая жизнь совсем иная — сокурсники хоть и не друзья, но тем не менее… Какое-то общение, библиотеки, сессии, экзамены. Скучать было просто некогда. Вот только настоящие друзья у нее так и не появились, за все годы не получилось ни с кем сблизиться. Даже парня у Дарьи не было, хоть она и не была дурнушкой. «Я невезучая», — такой «диагноз» она себе поставила и с ним жила.
Правда, была у нее не то чтобы подруга, — приятельница. Они с Дашей работали в разные смены и общаться на работе не получалось, но иногда Софья Павловна приглашала Дашу в гости. Дарья любила бывать у Бабиковых. Веселый муж, жизнерадостная семилетняя дочка Лиза, домашние обеды и беседы за большим столом, а иногда поездки «на шашлычки» — все это так было по душе одинокой девушке, она сердцем отдыхала. Но не будешь же постоянно надоедать людям. По большому счету, Даша была одинока.
Она не была верующей, но и не была атеисткой. Раза три заходила в ближайшую церковь, ставила свечу, стояла несколько минут и уходила. И как-то все совпадало, что приходила она, когда в храме никого не было, кроме двух-трех бабулек.
Приближалась Пасха… В том году она была поздней, а весна была ранней, — уже цветы на клумбах вовсю цвели. Люди все в огородах посадили. Но у Даши и маленького участка не было, весь ее огород помещался на подоконнике: пара кактусов, герань да цветок неизвестного названия и происхождения, доставшийся от прежних жильцов. Софья Павловна усиленно предлагала ей расширить ассортимент домашних растений, но Даша и к этому была равнодушна. А вот накануне Пасхи ей вдруг захотелось посадить своими руками какой-нибудь цветок. «Пойду-ка я к Соне, может, даст отводку, хоть что-то приятное и полезное для себя сделаю».
У Бабиковых пахло невероятно вкусно. Лиза, высунув кончик языка, старательно наклеивала переводные картинки на пасхальные яйца. Соня взбивала яичные белки для куличей.
— О! Да вы во всеоружии Пасху встречаете! — воскликнула Даша.
— Мы ведь не басурмане какие-то, мы как все. У меня и мама всегда к Пасхе задолго готовилась. Я-то многого не умею. А мама и квас с клюквой ставила, и настоящие творожные пасхи делала, до сих пор где-то формы сохранились.
— А в церковь на Пасху ходите?
— В прошлом году были. Лиза, правда, уснула на руках, пришлось ее по очереди держать. Но все равно здорово — ни с чем не сравнить!
— Вот бы мне хоть разочек сходить, — загорелась Даша, — да как раз в этом году в ночь моя смена.
— А что? Давай подменимся. Хоть раз настоящую службу посмотришь. А как поют — диво-дивное! Ну что скажешь?
— Да неудобно как-то. Ты ведь сама, наверное, хотела. Да и семья…
— Да нет, хотела-то хотела, но Мишу вызвали в ночь дежурить, а без него я не пойду. Мне с Елизаветой не справиться. Как уснет опять, куда я ее? На руках не удержишь, такая тяжеленная стала. Давай иди, не сомневайся.
Даша по такому случаю надела лучшее платье, купила белый тонкий, почти невесомый шарфик. Состояние у нее было и радостное и тревожное. «Ну что я за человек? — сокрушалась она. — Все не как у людей, откуда эта тревога? Так и сжимает сердце». Пасхальное богослужение захватило ее и вырвало из мира тревоги. Такого торжества она за всю свою короткую жизнь не видела и такого единения со всем миром не ощущала. Но вот литургия закончилась, прихожане стали договариваться, кто к кому пойдет поспать до утра. Близлежащие квартиры были нарасхват, поскольку транспорт еще не ходил — улицы были тихи и пустынны. Даша жила недалеко, но не решилась позвать кого-то к себе, не зная, удобно ли это.
По дороге домой она мысленно ругала себя: «Надо было хоть кого-то позвать. Ну и что, что незнакомые, познакомились бы по дороге». Недовольная собой, она уже открывала входную дверь, как вдруг в квартире зазвонил телефон. Сердце у нее стукнуло и словно остановилось, в груди возник тот тревожный холодок, который не оставлял ее до начала богослужения.
— Алло! Слушаю!
— Даша, в который раз тебе звоню, у нас несчастье — Софья Павловна погибла. Водитель уснул за рулем, и «УАЗик» слетел с мостика. Знаешь, там, где поворот к частным домам. Он-то сам жив, сейчас в больнице. А вот Сонечка — сразу насмерть. И повреждений-то особых нет, только проникающая травма черепа. — Даша, ты что молчишь, ты слышишь меня?
Даша слышала, но ничего не могла сказать. Без кровинки в лице, она без сил опустилась на стул, все еще держа в руках телефонную трубку. «Это я виновата! Я! Это я должна была быть на ее месте! Господи, а как теперь Миша, Лизонька? Как я на глаза им покажусь?! Она положила трубку на рычаг и быстро вышла из дома, даже не закрыв дверь на ключ. Ее всю трясло. Она бежала бегом по той дороге, по которой только что шла так неспешно. В храме она обратилась в церковную лавку:
— Женщина, простите, мне срочно нужен священник.
— Да что вы, милая, двое батюшек домой уехали, а отец Димитрий лег поспать в сторожке. Ему еще утреннюю литургию служить.
— Но мне срочно! Я не могу ждать, прошу вас, умоляю!
— Тихо-тихо. Успокойтесь. Присядьте вот здесь на стульчик, на вас лица нет. Сейчас разбужу батюшку.
Через час Даша шла домой все еще заплаканная, но уже успокоенная. Вспоминала слова священника: «На все воля Божия, дитя мое. Он призвал к Себе рабу Божию Софью в светлый праздник Своего Воскресения. О такой смерти мечтают праведники. Мы не можем знать Его промысл. Возможно, ваша коллега, прожив еще сколько-то лет, умерла бы мучительной смертью от болезни. А вам Он даровал жизнь. На вас теперь особая миссия, вы жизнью своей должны доказать, что достойны той милости, которая ниспослана вам свыше. Нужно творить добро, жить для людей. И не вините себя. Помните — без воли Господа и волос не упадет с головы человека».
На похоронах Даша все равно чувствовала себя тяжело. Казалось, что все думают: «Это она виновата. Это из-за нее Соня погибла». Но и уйти она не могла. Михаил просил ее остаться:
— Не корите себя. Мы вас не виним. Это же трагическая случайность. И потом, Соня ведь сама предложила вам подмениться. Вы нам нужны сейчас. Ближе вас у нас с Лизонькой никого нет. Ведь Соня так вас любила, жалела. Она только с виду такая невозмутимая… — он запнулся, с трудом вымолвив, — была… А в душе так за всех переживала. Если умирал кто-то из больных, она места себе не находила, спать не могла.
После похорон Даше пришлось взять на себя заботы о Лизе. Девочке трудно давалась учеба, ей нужна была помощь. И смерть матери оставила след на нервной системе ребенка. Девочка часто плакала, плохо спала. Даше приходилось иногда оставаться ночевать у Бабиковых. Михаила, офицера МВД, часто вызывали на ночь. Но бывало так, что их ночные дежурства совпадали, и тогда Даша брала девочку с собой на работу, и та спала в комнате для медперсонала на кушетке. Понимая, что для ребенка это не полезно, Даша вспомнила о своей специализации. Вскоре перешла работать в поликлинику, на прием больных. Это было удобно и для нее, с трудом переносившей ночные дежурства, и для Лизы, которая могла быть с тетей Дашей целых два выходных дня. После смерти матери девочка еще больше привязалась к Даше, с удовольствием помогала ей в уборке квартиры, делилась своими детскими секретами.
Одно смущало Дашу — она все больше привыкала к Михаилу и смотрела на него уже не как на мужа подруги. Она скучала по нему, когда он уезжал в командировки. А тут еще соседка, бывшая одноклассница Михаила, у которой были свои виды на молодого вдовца, не давала прохода.
— Что, милочка, мало тебе, что из-за тебя Соня погибла, так ты Михаилу сети раскидываешь. Да не сети, а сеточки — шелковые, тонкие, незаметные, но очень прочные. По-моему, он уже попался в них.
Даша вспыхивала и быстро проходила мимо. Когда Михаил долго отсутствовал, она забирала Лизу к себе домой, чтобы не встречаться с неприятной женщиной.
По воскресениям они с Лизой ходили в церковь. «Помолиться Боженьке о маме», — говорила подружкам Лиза. Они всегда оставались на панихиду. И однажды, когда неразлучные Дарья и Елизавета возвращались домой, девочка вдруг запела: «Со святыми упокой, Христе, души ра-а-б твои-и-и-х…». Даша улыбнулась:
— А ты говорила, память плохая.
— Мам, как ты не понимаешь, это у меня на школу память плохая, а в церкви я все хорошо запоминаю.
Даша обомлела:
— Лиза, как ты меня назвала?
— Мама. А тебе это неприятно? Мне всегда так хочется называть тебя мамой. Ты меня так любишь, как мамочка любила. И так же лобик губами трогаешь, когда я болею.
Даша плакала. Она плакала о дорогой подруге Сонечке, которую так и не смогла забыть. Плакала оттого, что сердце согрело такое дорогое слово, сказанное Лизой. Плакала оттого, что все больше привязывалась к Михаилу, и ничего не могла с этим поделать. Прошло больше года после смерти Сонечки, а душевная рана все не заживала.
— Лизонька, не зови меня мамой. Папа может рассердиться.
— Нет, я так не думаю. Он сам говорил, что ты для меня, как мама.
— И все-таки не зови. Мне неудобно.
Лиза надула губы и до дома не разговаривала, несмотря на все попытки Даши развеселить ее.
Спустя полгода после этого случая Михаил предложил Даше съездить на горный курорт, чтобы подлечить слабое здоровье Лизы.
— Дашенька, возьмите отпуск, наконец. Вам тоже нужен отдых, вы замотались уже. Жизнь на два дома, работа, ребенок, чужой мужчина, за которым нужен уход больше, чем за ребенком. Решайтесь.
И Даша решилась. Ей хотелось побыть с ними. Этот «чужой мужчина» был ей совсем не чужим, только не знал об этом. Первая любовь, пришедшая в двадцать шесть лет, была очень сильной. Она, никогда не испытывавшая ни малейшего душевного волнения, ни малейшей привязанности к мужчинам, была потрясена, что может чувствовать так глубоко и сильно, готовая пожертвовать многим ради этого человека.
Они весь отпуск провели в горах. Лиза была весела и довольна — не так часто приходилось бывать с папой. И любимая тетя Даша постоянно была рядом. Уезжать совсем не хотелось… Но вот наступил последний день. Лиза уснула рано, а Даша с Михаилом вышли на террасу, чтобы попрощаться с горами. Небо было черно-звездным. Прохладный ветерок нес удивительные запахи цветов, которые растут только в горах. Михаил наклонился и что-то долго рассматривал внизу под террасой. Потом вдруг повернулся к Даше:
— Дашенька, послушайте меня внимательно, это очень важно. Знаете, у меня есть предложение: будьте моей женой. Извините, что все так неромантично и неуклюже. Я старше вас и оттого робею. Несколько раз пытался сказать и все откладывал на потом. Вы такая еще молодая, красивая, может, у вас и помоложе есть кто на примете. Нет-нет, не перебивайте. Я ведь люблю вас, очень люблю. Простите меня, я не знаю, как так получилось, но я не могу больше этого скрывать. И все-таки, если вы мне откажете, если у вас другие планы, я не обижусь.
— Я не откажу вам, Миша. Для меня никого нет дороже, чем вы и Лиза.
Молодая пара с ребенком вошла на кладбище. Они подошли к могиле Софьи. Лиза побежала вперед и положила на могилу мамы цветы. Немного посидели на скамье, вспоминая о дорогой покойной. Потом Михаил с Лизой пошли к машине, а Даша осталась.
— Сонечка, прости меня еще раз. Если бы ты знала, как болит мое сердце о тебе… Мы сегодня венчались с Мишей. Я обещаю посвятить себя дорогим для тебя людям. Не беспокойся о них, — в горе и радости я всегда буду рядом с ними. Царство тебе Небесное!
Автор: Зинаида Санникова
